Бури для Курамочи

Курамочи вломил бы любому, кто осмелился сказать, что лет этак через десять после школы они будут жить с Савамурой вместе. Но вот эти десять лет прошли, и у них действительно общая квартира и, чего уж тут, общая жизнь. Отговорок было много: вот-де так дешевле, и можно распределять обязанности, и всегда можно зарубиться в приставку вечерком, и Савамуре можно не бояться монстра из шкафа (здесь он должен возмущённо завопить и состроить угрюмую рожу). Но дело было, честно говоря, в другом. Оказалось, что после пяти лет в одной комнате (два года в школе, три года в институте) они уже не могли по-другому, врозь, хотя, конечно, пробовали, да что-то было не то: слишком тихо, слишком чисто, слишком пусто и слишком... и слишком уж одиноко (вот это быстро и шёпотом, даже если про себя). И теперь они имели то, что имели: одна на двоих команда, одна на двоих квартира, кухня, туалет, и даже холодильник с чайником — и те одни на двоих. Не то чтобы кто-то из них жаловался, эта новая жизнь мало отличалась от старой — те же несерьёзные перебранки, битвы за первую очередь в душе и те же большие порции еды. Наверное, их можно было даже назвать друзьями. Именно Курамочи первым узнал, что Савамура переспал с девчонкой (по этой самодовольной морде так и хотелось хорошенько съездить), Курамочи же отпаивал Савамуру таблетками при каждой простуде, с Курамочи Савамура няряжал малюсенькую искусственную ёлку конфетами на ниточках, которые они съедали почти все на следующий же день. И всё было хорошо и знакомо, да всё-таки что-то шло не так. Во-первых, не ладились у Курамочи дела с девушками. Потискать их он всегда был рад, но если речь заходила о свиданиях, его куда больше тянуло домой, к Савамуре, чем в парк или кафешку (не счесть, сколько раз он сказывался больным, чтобы опробовать новую игру на приставке с неизменным Савамурой рядом). Во-вторых, что-то было не так с Савамурой, особенно в последнее время. Курамочи мог бы предположить, что он влюбился, но так как он почти никуда не выходил из дома, кроме как на тренировки и игры, рассуждения заводили его в тупик. В-третьих, с самим Курамочи тоже что-то творилось. С Савамурой не просто хотелось проводить больше времени, иногда его нестерпимо хотелось ещё и потрогать — в такие моменты он жалел, что давно уже покончил со своей школьной привычкой завязывать Савамуру в морской узел. А ещё в Курамочи копилось раздражение. Сидя в небольшой светлой кухне, он успел ощетиниться даже раньше, чем Савамура открыл рот. — Эй, где моё молоко? Ты снова его выпил?! Мне сухие хлопья жрать, что ли? Савамура уселся за стол, недовольный и заспанный, с ночной щетиной на отвердевшем подбородке. — Иди в жопу, оно прокисло, я его выбросил. Хочешь вместо тренировки пойти на свидание с унитазом — в следующий раз обязательно оставлю, — Курамочи быстро поднялся из-за стола, заканчивая с завтраком. С недавнего времени находиться с Савамурой в одной комнате стало совершенно невыносимо. — Ну и оставляй, — буркнул тот почти неслышно и уставился в стену. Курамочи выругался сквозь зубы. Если и были на свете вечные дети, то это вот этот придурок за столом. — Твою мать... Иди мойся, я схожу за молоком. Ответа он не ждал, и когда выходил за дверь (в самом деле, до магазина надо всего спуститься и пройти пару шагов), Савамура на кухне оставался всё так же неподвижен, а его прямая спина вряд ли выглядела виноватой. Зато когда Курамочи вернулся, он был уже посвежевший и порозовевший, с гладкими щеками и урчащим животом. Встретил у порога: — Однопроцентное? — Ну. Он отдал пакет и скинул кроссовки. — Спасибо, — вдруг сказал Савамура и ушёл на кухню. Немного попустило, и Курамочи отправился следом, сел напротив. — Завтра же тренировочный матч с Орлами. Что думаешь? Савамура помолчал, двигая челюстями, а потом, слишком спокойно для своего содержания, сказал: — Думаю уйти из команды. Курамочи сам не заметил, как оказался на ногах. — Т-ты... ты рехнулся?! Сезон только начинается! Куда ты уйдёшь? Нам питчер нужен, башка идиотская! Кому ты нужен-то сейчас, кроме нас! Губы у Савамуры болезненно дёрнулись, хотя лицо осталось равнодушным: — Придумаю. Курамочи как будто ударили под дых, воздуха не хватало. — Да ты... придурок... Да иди ты! Он сорвался и унёсся в свою комнату. Хотелось начистить Савамуре морду — чтобы глотал кровь и думать забыл о той херне, что умудрился сморозить. Хотелось вернуться и высказать всё и хотелось до самого следующего утра не выходить из комнаты. Хотелось взять Савамуру за грудки и вытрясти из него наконец, что за чёрт с ним творится. Хотелось сделать хоть что-нибудь, но вместо этого он гипнотизировал взглядом тумбочку в углу и часто моргал. Если бы он курил, он бы выдымил уже сигарет пять, не меньше. Нерешительный стук в дверь он почти ожидал. — Эй? — Савамура заглянул внутрь. С опущенной головой, подошёл к кровати и застыл, как нашкодивший ребёнок: — Прости. Курамочи вздохнул, потёр пальцами сухие глаза и посмотрел наконец прямо: — Как хоть её зовут? — Кого? — Савамура опешил, даже сделал шаг назад. — Ты же встретил кого-то? Поэтому ведёшь себя, как полный идиот? — Я... Савамура так и не смог больше ничего выдавить. Стало досадно. Если всё действительно так, почему он ничего не сказал? Курамочи давно не шестнадцать, он бы не стал смеяться. — Я не собираюсь уходить из команды. И не хочу, — отозвался Савамура после долгого молчания, переступил с ноги на ногу и добавил: — Я выйду раньше. Уже открывая дверь, он вдруг остановился, проговорил не глядя: — И всех, кто мне нужен, я уже давно встретил. Курамочи думал над этими словами целый день, даже когда валился с ног от усталости. О чём говорил Савамура? Вакана давно вышла замуж и даже родила, разве были у него ещё какие-то настолько же близкие девушки? Савамура ему с разгадкой помогать не собирался. Упрямо молчал и вёл себя так тихо, будто пытался сделать вид, что его рядом с Курамочи вовсе нет. Это был первый спокойный, не наполненный взаимными претензиями вечер за последние две недели. И Курамочи был совсем не уверен, что рад этой тишине больше, чем ссорам. К ночи он совсем себя извёл и даже ушёл спать до одиннадцати (хотя Савамура закрылся ещё раньше). Проворочался он часа два, пока не уснул, а ещё через час к нему пришёл Савамура. Лёг рядом, уткнулся горячим лицом в его шею и затих. Курамочи так и не смог решить, что ему делать, поэтому лежал, боясь пошевелиться, пока дыхание Савамуры не выровнялось и он не заснул. Сердце билось так лихорадочно, что ему хотелось убавить громкость. Мысли брали нахрапом, но ни одна не задерживалась дольше двух секунд, и Курамочи не мог сосредоточиться ни на одной. А ещё жутко хотелось спать — именно сейчас, с обжигающим дыханием у обнажённых ключиц. Впоследствии он так и не смог вспомнить, в какой момент отключился. На электронных часах светилось два ночи, и хотя одеяло скомкалось в ногах, а погода ещё с утра хмурилась серыми тучами, было ужасно тепло, и утро казалось страшной, несуществующей сказкой.