Фальшивые эскизы нашего счастья

Со скрипом отворив дверь, непонимающе моргаю, рассматривая своего гостя. Как его там..? Ах да! - Томоке-сама! Рад видеть. Какими судьбами? – За что получаю тростью по голове. Раз и еще, и еще. Да хватит меня дубасить, хренов старикашка! О, он услышал мои мольбы. Замечаю, что пока отступал от, так званого, противника успел дойти до кухни. - Чаю? – Может, сработает. Я начинаю подозревать, что он здесь забыл. - Ты когда собираешься платить за аренду, внучок? – С нажимом на последние слово, произносит старикан и, без какого-либо смущения, опускается на ближайший табурет. – Пора бы уже. Смотрю на календарь и отмечаю, что, и правда, пора. Быстро промчался месяц, однако. И да, пора платить по счетам. Было бы чем… - Томоке Айба-сан, простите, - Как последний идиот, кланяюсь своему арендодавцу, - еще один заказик и я все заплачу. Сейчас нечем. Извините. Чувствую пристальный вгляд старика, но пока не поднимаю головы. Ох, сеньйор, тут и не один заказ нужен. Считая мои долги коллегам, там накопилось тысяч двадцать. Проходит минуты две или больше, прежде чем мужчина поднимается и, стукая тростью по полу, удаляется. Слышу скрип своей двери и с облегчением вздыхаю, опускаясь на пол. Опять ты в дерьме, Юсуи. - Как ты жалок… - Я удивленно моргаю и прислушиваюсь. Что это? Мне показалось? Или я уже думаю этим голосом? – Придурок… - Как я это делаю?! Конечно же, нет. Додумываюсь поднять голову. Мой взгляд впирается в, до блеска натертые, туфли, темно-синие штаны с выглаженными стрелками, далее пиджак под цвет, белоснежная рубашка и красивый галстук с замысловатым узором. Эти тонкие губы, острый нос и да… Золотые глаза дракона смотрят на меня все с тем же презрением. Но что за фальш пробивается во взгляде? Мне не дают додумать: - Вы художник? Хорокей Юсуи, не так ли? – А? Он читает с визитки? Подождите-ка… - Что за нафиг?! – Выдаю фразу, естественно, не подумав толком. Ты отвечаешь недоуменным взглядом, и я его понимаю. Раз ты хочешь поиграть, я приму вызов: - Извините. – Легкий поклон. – Да, я художник этих краев – Хорокей Юсуи. Вы хотите сделать заказ? – Мило улыбаюсь. А так хочется сейчас же накинуться на тебя, обнять, поцеловать, стиснуть и не отпускать больше никогда. Запереть в спальне и долго осуществлять то, что все эти годы я лишь мог выводить карандашом. - Да, за этим я и пришел. Мы с сестрой в Токио только до завтрашнего вечера. Соответственно, к этому времени и должен быть готов портрет. Мой портрет. Сегодня у меня уже запланированы встречи, но завтра с утра я буду у вас. И если вы готовы, - почему он подчеркнул именно это слово? – то приступим в девять тридцать. Срочность я готов компенсировать, и, надеюсь, у вас более важных планов не было. Количество принятой информации и его присутствие так близко никак не хотели приходить к консенсусу. Мозг усердно пытался переварить сказанное Реном, сердце бешено колотило, а уши, так удачно скрыты шухером на голове, горели безбожным пожаром. Тао еще с минуту смотрел на меня, ожидая ответа, но, так и не дождавшись, молча положил на стол визитку и гордо удалился. Шаги его туфель еще долго гулом проносились в моей голове. Надо же, он был тут. Живой, здоровый, красивый, сексуальный…мой. Но не нужно забывать, что я ему никто. И зовут меня Никак. Он даже имя мое читал с визитки! И что это должно значить? Игра? Вызов? Нарисовать тебя? Да я нарисую твой портрет на отлично даже после сорока ночей без сна, с завязанными глазами и склеенными пальцами рук. *** Не стоит и говорить, что этой ночью я и глаз не сомкнул. Завтрашний день был превыше всего. Я должен доказать этому смазливому Тао, что ничем не хуже его. Это дело принципа. И мое собственное дело. Да, мои работы никогда не стояли с твоими и рядом, но сейчас я вырос и как мужчина, и как художник. Я готов показать все, на что способен. А на часах 7:30. Еще долго планирую перед зеркалом пафосную (только на мой взгляд) речь и приглаживаю непослушные голубоватые пряди. Ладони потеют и, с каждым тиком часов, я все больше теряю уверенность в то, что смогу даже держать карандаш при нем. Ты не опаздываешь и на минуту. Пунктуален, как обычно. Это я еще с университета помню. Как-то мне приходилось даже наблюдать за тем, как ты неуклюже топтался возле двери кабинета, поджидая время. Знал же преподаватель с реконструкции как говорить «После пары зайдешь». А нас-то отпустили пораньше… Улыбаюсь, как идиот, радуясь, что тогда это увидел только я. А ты, сказать по правде, до сих пор этого не знаешь. Подумываю о том, чтобы рассказать тебе, как ты быстрым шагом пересекаешь коридор и скрываешься в комнате. Именно там организована своеобразная моя мастерская. И откуда тебе известно? Последний раз вытираю руки о фартук и захожу в помещение. Ты стоишь возле ширмы, расстегивая пуговки на белой рубашке. Пиджак аккуратно повешен на спинку стула. Стою, как вкопанный, и только через немалые усилия выдавливаю из себя какое-то невнятное мычание. Ты переводишь на меня взгляд и, оценив ситуацию, снимаешь рубашку: - Я сам выберу позу. У меня глаза уже лезут из орбит. Это реальность? Не вымысел и что вообще за…? Эээ?! Шокировано осматриваю твою оголенную спину. Когда ты успел ее сделать? Инь и Ян, которые едины и неделимы, переплетаются в цикличном танце на твоей широкой, мужественной спине. Женское и мужское начало, свет и тьма, твердое и мягкое, горячее и холодное, небо и земля. Черные, острые шипы соединяются с даосской монадой, завершая татуировку, подчеркивая все изгибы твоего тела. По моей спине пробегают мурашки, и я на миг забываю, как дышать. Ты возвращаешь меня к реальности, цокнув языком. - Может, вы приступите? Вот с такого ракурса и до пояса. Надеюсь, вы успеете до вечера. У меня в десять самолет. – Тао еще раз проходится по мне этим острым взглядом и, кивнув на мольберт, принимает желанную позу, которую хочет видеть на рисунке. А я себе невесть что уже надумал. Молча подхожу к мольберту и прикрываю глаза. Нужно собраться, иначе я не смогу выложится на все сто. Ты не должен сейчас сдаваться. Ты не проиграешь, Хоро. Не в этот раз. Я смог справится с волнением и этой тягой. Главное сейчас – работа, рисунок. Я вкладываю всю душу в эти штрихи, мазки. От невиданной ранее части тела Тао дрожь берет, но это только помогает мне. Если подумать, он никогда в университете не оголял спину. Может, он и раньше ее сделал. Чуть не сбиваюсь, ранняя каплю темной краски на пол. Шелест: - Она с детства. – Рен решил поговорить? - Что, прости? – Я, правда, не понимаю о чем он. Убираю оплошность и продолжаю творить. Думаю, если процесс разбавить разговором, ничего страшного не случится. - Этот знак на моей спине. Его нанесли мне еще в детстве, давая понять, что я - Тао и вечно им останусь. В будущем я должен буду выучиться, найти престижную профессию, возглавить клан, компанию. Найти, в конце концов, супругу и родить наследника. Он, естественно, так же будет клеймен Тао. В этом мы с тобой отличаемся. Ты живешь сегодняшним. Ты свободен и волен поступать, как того желает твое сердце. А я ношу это клеймо и скован путами семьи. Мне нельзя заводить друзей. Друзья делают нас слабее, любовь нас убивает. Мне сложно дышать. Я не знаю, что сказать и не могу разобраться в том, что чувствую. Яркое желание порвать портрет, зарисовать тушью этот глупый знак. Такой красивый, но такой опасный. Тао. Во рту пересохло. Ты молчишь, спрятав глаза за челкой. - Что такое, Рен? – не узнаю своего же голоса. – Стыдно? – кажется, я схожу с ума. Почему ты молчишь?! Останови меня! Я срываюсь с места и вмиг оказываюсь возле тебя. Хватаю за плечи, в гневе трясу, чувствую предательские слезы в помутневших глазах. Что-то кричу, не разбирая своих же слов. А ты молчишь. Резкий звук пощечины разрезает тишину. - Нет, не стыдно. – Наконец заговорил. – Больно. – Ты держишься за щеку и смотришь мне в глаза. Только сейчас я замечаю, что и у тебя они предательски блестят. Ты подносишь вторую ладонь к моей груди и тихо шепчешь: - Здесь больно. Нестерпимо, тянуще. Почему? Ты так искренен. В твоих глазах, цвета пшеницы, отражается лишь боль, непонимание, страх и беспомощность. Все презрение, злость и обида исчезли, открывая реальные чувства наследника Тао. Ты тянешься к моим губам, и я ловлю себя на мысли, что ты похож на того милого подростка, который когда-то попросил у меня ластик на одном с занятий по рисунку. Тогда ты смущался и переступал через себя, гордо стараясь рисовать, не замечая мешающих линий. А я заметил. Поэтому и достал ластик из сумки. Немного показушно, но я тогда ширудил им при каждой возможности. И ты таки спросил у меня… Мягкие, теплые губы ложатся на мои, даря нежный, немного неуверенный, поцелуй. Мне хочется смеяться и плакать от счастья одновременно. Но ты быстро отстраняешься и что-то долго ищешь в моих глазах: - Ты вырос хорошим художником. Отличным мужчиной и совершенным другом. – Рен подошел к висящему на стуле пиджаку и достал оттуда небольшой помятый листок. Я хотел рвануть к нему и продолжить то, на чем мы остановились, но он жестом дал мне понять, что не стоит. Мои мысли в сумбурном порядке оседали в голове, пытаясь найти объяснение хоть чему-то. Тао тем временем забрал свою рубашку и, окончательно сняв со стула пиджак, направился к двери. У выхода он остановился и тихо-тихо, будто боясь кого-то спугнуть, произнес фразу, которую я больше всего боялся услышать за все эти годы. *** На листке, который оставил Рен, была небольшая моя зарисовка еще времен института. Наверное, это была первая моя работа с чувством. Именно тогда я впервые изобразил себя и Рена в нашем рисованном мире. Те запретные отношения, место которым было лишь на девственно белоснежных листах. И только сейчас я знаю, какую ошибку допустил тогда. Инь-Ян… Его я не нарисовал. Я не знал того, что творилось с Реном, не знал то, что было у него на душе и в семье. Я влюбился, зная лишь его талант. Как художник, я влюбился и в его внешность, забывая о душе. Чувствую себя эгоистом, каким и являюсь, но вешаю заказ Рена Тао на самом видном месте своей новой спальни. Картину он не забрал и деньги не заплатил, но… Теперь я работаю дизайнером внутренних интерьеров в одной из фирм Токио. Фирма новая, но вполне уже заявившая о себе. И чувствую, что все-таки это дело рук моего китайского друга. Естественно, отследить связь этой фирмы и корпорацией Тао невозможно, но я просто знаю. Я съехал со старой квартиры, удачно попрощавшись и с районом и с мистером Томоке. Теперь живу в своей токийской квартире, работаю с удовольствием и вот пристраиваю к нам и сестру. Закат освещает твой портрет мягким, теплым свечением, обволакивая четкие линии твоей татуировки. Я все еще завороженно смотрю на твое тело, но уже знаю, что это не любовь. На колени прыгает черный кот, вальяжно потираясь о мой свитер. Я улыбаюсь: - Что, Рен? Ты тоже любишь закаты? Хех… Интересно, а твой тезка наблюдает сейчас за ним? Наверное, и не один… «Завтра я женюсь»