Маргаритка

Если огурец на девяносто процентов состоит из воды, то Тосаки — из долга. Остальные десять процентов занимает табак, дурацкие очки, идеально отглаженный костюм и нервно подрагивающие пальцы, которые он сжимает в замок и прячет за спиной, когда просматривает сводку новостей. Само понятие долга Кей прекрасно осознавал, но не сказать, чтобы сильно любил, ведь он, долг, нехило обязывает. Идти до конца, учиться стрелять, болтаться в петле, пытаясь понять, с какого хера он вообще влип в эту жопу и слушать лекции почтенного министра. Ну и пытаться понять своего призрака, который заставляет Нагаи чувствовать себя мамашей капризного ребенка-гения. — Ты долбаеб, — говорит призрак его заднице, выгодно подсвеченной закатом. Очень капризного ребенка-мудака. — Раз ты призрак долбаеба, то тоже долбаеб, — Кей не видел, как НЧМ бил когтями по веревке, когда он спрыгивал с табуретки, но абсолютно уверен, что лопнуть она не могла. — И что ты тут забыл, кстати? — Ты звал. — Час назад, — Нагаи трет шею и лоб, приземление вышло не очень грациозным. — Нет. Сейчас. — Чушь, — устало. — Постой! .. Ага, как же, эта сволочь уже исчезла. Кей фыркает. То, что говорил, Огура, в их ситуации работало либо с существенной оговоркой, либо не работало вообще. - Когда ты собираешься подкатить к девчонке, ты же не делаешь все строго по учебнику. — Профессор неуклюже вытряхивает сигарету из пачки — пришитые пальцы слушались с трудом, но разрабатывать их надо, чтобы не высохли до пары потемневших сморщенных костяшек. — НЧМ обладают характером, они индивидуальны и двух одинаковых ты не найдешь. Но кое-что ты все-таки можешь сделать. — Подарить ему коробку шоколадных конфет? — Кей умирал раз десять за этот долгий-долгий день, а черный ублюдок не откликнулся на зов ни разу. — Почему бы и нет, может, он даже оценит, — Икуя с чувством затягивается, глаза его смеются, когда он смотрит на аджина. — Это же твой призрак, тебе лучше знать. Нагаи укладывается спиной на отросший газон. Знает он его, как же. НЧМ приходил к нему без повода, мог сидеть рядом часами, мог разворачиваться спиной и исчезать угольным облаком. В детстве он тянул к нему свои руки, длиннопалые, с плоскими подушечками и крючковатыми когтями, а Кей забивался под одеяло и орал, звал родителей или улепетывал что есть сил, разбивая колени в кровь. Сейчас, когда Кей пытается коснуться призрака, он отшатывается от него, не дается, и Нагаи думает, не испытывал ли его НЧМ то же противное чувство лет десять назад? — Мстительный мудак, — аджин рывком садится, солнце совсем скрылось за горизонтом, нужно было поспешить в особняк, чтобы потом не выслушивать нотации от Тосаки. Нагаи шаркает кедами по твердой земле. Лето выдалось сухим и жарким, поэтому для него было лучшим вариантом прятаться в тени рощи перед особняком, пока Накано обливался потом на тренировочной площадке или сидел на ушах у Огуры, расспрашивая про НЧМ. Кей сутулится, сунув руки в карманы. Накано любили. Пусть он и был умен, как пробка, но располагал к себе. От него не шарахались, а сам он тянулся к новому и лез на рожон, как гипер-активный акита-ину, не хватало только ушей домиком да хвоста бубликом. Но все-таки. Кей все чаще всерьез задумывался, что проще: быть умным мудаком или тупым спасителем мира от геймеров-террористов. Или огурцом, который на девяносто сраных процентов состоит из чувства долга. — Кажется, я просил возвращаться до темноты. Помяни черта. Тосаки сидел на скамейке, где обычно любил ютится во время жары Икуя, и крутил в руках яблоко. — Я же здесь, достопочтенный министр, — Кей добавляет в голос убийственное количество яда. — А должен быть час назад, — будто на эту лошадь, выкуривающую по пачке сигарет в день, что-то подобное подействует. — Отбой был десять минут назад. — Юу хмурится, глядя на зеленый глянцевый бок, а потом кусает, оставив в руке ровехонькую половину. Кей округляет глаза. Тосаки, даром, что щеголь в белом, сейчас очень сильно напоминал НЧМ, который примеривается к жертве за секунду до того, как отгрызть ей голову. — Раз уж ты не собираешься ложится, я хочу, чтобы ты кое-что посмотрел. Нагаи хотел было возразить, что спать он, в отличие от, собирался и хотел, но давать Тозаки лишний повод позлорадствовать не собирался. Юу ведет его по ночному особняку, стуча каблуками по мраморному полу. Отбой у всех был в одно время, не важно, аджин ты, эксцентричная пепельница или охранник. Было тихо и едва уловимо пахло карри, которое подавали на ужин. Тосаки на ходу доедает яблоко и, выбросив черешок в урну — один ебаный черешок, — открывает дверь в библиотеку, где обычно проводились совещания, на которые их с Ко предпочитали не пускать. — Проходи, — две створки из красного дерева закрылись. В библиотеке было темно, единственным источником света был только проектор, стоящий на столе и ноутбук. Кей косится на стену, заменяющую экран, щурится. — Здания? — Не просто здания, — Юу садится за ноутбук, кивает на мягкое кресло между высоких полок. — Каждое из них самостоятельная крепость со своими особенностями и предлагаемым спектром возможностей. Но вот какую из них занять, — он смотрит на аджина в упор, — решишь ты. У Кея противно холодеют ладони, но он не опускает глаза, отвечая Тосаки и, когда министр кивает, садится не в предложенное кресло, а на стул рядом с ним. — Какая честь, — улыбка вместо саркастичной выходит нервной. — Грузом ответственности придавило? — Нет, ароматом вашего одеколона, — который действительно мерзкий, — достопочтенный министр. Тосаки фыркает. На выбор было около пяти зданий. Два из них были небоскребами, одно комплексом соединенным подземной стоянкой, два других были старыми, но достаточно функциональными для долгой обороны. Каждое, а также прилегающую к нему территорию, курировали разные люди, о которых Юу кратко рассказывал самое необходимое. У Нагаи от такого количества информации потихоньку начало ломить виски, но отказываться он не собирался, тем более, что задачка была не скучной, отнюдь, еще бы спать так не тянуло. Если бы не это, Кей, возможно, даже испытал чувство гордости. — Я хочу кофе, будешь? — говорит Тосаки спустя два часа, они уже выбраковали три варианта из пяти, и теперь разбирали личности и послужные списки оставшихся двух кураторов. — Почему бы и да, — кофе Нагаи совсем не понимал, уж больно противно оно воняло, но, если эта жижа поможет ему не поцеловаться со столешницей прямо на глазах у Тозаки, то он согласен ее выпить. Юу уходит, Кей зевает, листая сканы документов и личных дел. Кандзи на стене расплывались в кляксы, глаза противно щипало. Потерев виски, аджин замечает на столе плетеную корзину с фруктами. И зеленое яблоко на самом ее верху. Кей моргает. Есть он не хотел, да и яблоки не очень любил. Нагаи тянется к блестящему боку, хватает, подносит к носу. По запаху одному лютая кислятина. Кей вспоминает большого белого Тосаки, который одним укусом отполовинил это зеленое чудовище и даже не поморщился. Нахмурился. Едва ли оно такое же кислое на вкус. Кей пялится на яблоко. Кусает. — Еб твою мать… Яблоко мало того, что было дубовым, так еще и ядрено-кислым, до оскомины и разъеденного языка. Кей корчит рожу, не выплевывает только потому, что морды Тозаки рядом не оказалось, с трудом проглотив богомерзкую ловушку. Нет, Тосаки если не монстр, то точно извращенец. Нагаи оглядывается, будто проверяя, не шпионит ли за ним кто, и укладывает яблоко назад в корзину, отпечатком зубов вниз. И сколько он будет ждать этот чертов кофе? Когда министр возвращается с кофейником и парой чашек, Нагаи спал, прижавшись щекой к теплому дереву. — Взрослый и самодостаточный мужчина, — говорит со смешком Юу, но достаточно тихо, чтобы не разбудить мальчишку. Кей завозился во сне, свел брови. Тосаки готов был поклясться, как тень за его спиной шевельнулась, будто потревоженное в логове чудовище. «Сторожишь его сон, а, НЧМ? ..» Мужчина раздвигает тяжелые шторы, позволяя мягкому лунному свету проникнуть в окно, выключает проектор и ноутбук, смотрит на получеловека. И не скажешь, что это бессмертная форма жизни с ручным монстром на поводке, а не обычный наглый мальчишка, которого достали слишком требовательные взрослые. Тосаки расстегивает тяжелый пиджак и, едва приподняв уголки губ, набрасывает его на плечи аджина. Когда Тосаки уходит, в спину ему смотрит безглазый черный силуэт. Завтра будет важный день.