Народные волнения Достигли апогея. Я Голосую за мэра гея, За президента женщину, Религию на всех одну, Я выбираю тех, кто никогда Не выберет войну!
Осень приближалась катастрофически быстро. Поттер даже подумывал бросить учебу в Хогвартсе и остаться предаваться праздности и безделью в своем небольшом домике. Ему нравилась неспешность быта, редкие вылазки в Лондон, прогулки по горам и, конечно же, магические исследования. Расчёты не давали четкого ответа, почему он оказался здесь, в этом времени, но всегда оставался раздел ритуалов, которым Поттер не особо увлекался дома, в своем времени. Это была мистическая загадка, фатум, неразрешимая мечта последних лет — такой вызов его силам и умениям. То, чего так не хватало дома. Сражение не за жизнь, а за превосходство — вот чего не было в его жизни все последние годы. И он мог предаться ему безраздельно только тут, в прошлом, позабыв даже о возможности существования бремени власти и семьи. Все шло ровно почти неделю — где-то дней пять. А потом Поттер снова вляпался. На черта он поперся на Вершину Холма, если Поттер правильно помнил название сего шотландского поселения по авроратским будням, он не знал. Знал, конечно: решил, все же, сходить за покупками, да заодно разведать, чем Англия дышит. На Вершине Холма всегда оно как-то яснее — не обыватели там дела ведут, отнюдь не обыватели, элита. Вот и пошел, как козлик на веревочке, повелся на импульсивное желание, козел старый. И ругался потом страшно, только про себя. Вырубили его просто — ударом по макушке. Какого Мордреда он не почувствовал угрозу, он тоже не знал. Просто и со вкусом, бляди полосатые! Нет, все-таки он уже слишком стар для этого дерьма. И слишком давно не выходил просто на боевку — всё какие-то высшие заклинания, массивные щиты, изощренные проклятия. Будь Поттер дома, он клятвенно пообещал бы себе, что придет на Арену к одному из многочисленных Уизли, чтобы тот погонял его по боевке. Здесь… отсюда еще предстояло выбираться — способы были, были, он знал, но гнал от себя мысли. Потому что он Поттер — а у Поттеров карма такая: что бы ни задумали, все повернется иначе. Очухали его тоже просто — не пижонски, магией, а вылив на голову ведро холодной воды. Вода полилась под мантию, заставляя одежду намокнуть, а его самого покрыться мурашками и вздрогнуть. — Я же говорил, что это старый проверенный метод! — похвалился кто-то мерзко хриплым голосом. Поттер открыл глаза. Они находились в темном и сыром подвальном помещении, явно старом — постройке века так шестнадцатого-восемнадцатого. Окон не было. Выход находился сбоку от Поттера — за спиной одного из похитителей. Магов было пятеро — двое стояли перед ним, один ставил ведро у стены, один закрывал внутренний колодец, а один подпирал толстую дубовую дверь спиной. — Да ты ведро не убирай пока далеко, пригодится, — по-доброму посоветовал хриплый. И, уже обращаясь к Поттеру: — Тебя звать-то как, птичка залетная? — Меня не зовут, я сам прихожу, — огрызнулся тот, просчитывая ситуацию. Дело выглядело скверно. Был какой-то подвох. Он чувствовал это задницей. — Смотри-ка, храбрый, смертничек. Тот, что стоял ближе всех, под аккомпанемент смеха остальных, резко и, как наверно ему самому казалось, неожиданно ударил Поттера кулаком по лицу. Эти номера Поттер еще в школе проходил, причем в младшей. Но нос ему все-таки расквасили. От вида крови мужиков понесло. Сначала пара ударов в лицо, потом — удар в солнышко, опрокинувший стул. Они пинали несчастного Поттера, матерились и вообще вели себя отвратительно. Поттер отвечал им криками и стонами — он не собирался играть героя и молча терпеть. Так было бы больше возможности остаться в подвале навсегда, заставив похитителей насторожиться. От Авады со спины не защищает личная сила и крутость мага. Поттер знает, Поттер видел. Он мог бы сейчас героически вырваться из антимагических веревок, сплетенных явно эльфами в полнолуние с добавлением шерсти грифов под оливой, что выросла на месте убиения невинной девы (то есть, Поттер как-то действительно сталкивался с веревкой, сделанной именно по требованиям старых традиций), раскидать этих блядей и под звуки фанфар удалиться в светлое будущее. Но во всей этой ситуации просто отвратительно воняло подставой. Так что он предпочел потерпеть, тем более что явно уж его не калечили, а те мелкие неудобства типа выбитого зуба и отбитых почек можно было вылечить с помощью зелья за пару суток. Или его магия сама бы его излечила суток за пять, даже без вмешательства магической медицины… иногда Поттер отлично понимал, почему многие магглы ненавидят волшебников, а маглорожденные — родовитых. Когда Поттер совсем уж поднапрягся и принялся выть на одной ноте, размазывая сопли о сапоги стоящего у двери мужика — самого адекватного из них, кстати, — похитители подустали от собственной свирепости. Именно самый спокойный из них подошел к Гарри, повернул носком сапога его голову и спросил, проникновенно глядя в глаза: — Ты же нам расскажешь все, верно? Или… если хочешь, они продолжат? Поттер решил, что займется им первым. Эта спокойная и хладнокровная гнида была намного опасней озверевших от вседозволенности ублюдков. Хотя и те снисхождения особо не заслуживали — жалкая его тушка выглядела, в крайнем случае, лет на четырнадцать, то есть была щуплой, мелкой и трогательно невинной. И ладно он, а если бы это был ребенок? Поттер мелко закивал, смотря бессмысленными от боли глазами куда-то в потолок. Он благодарил магию за то, что не одарила его новую-старую тушку близорукостью снова. Потому что такое издевательство над собой, будь он в очках, он бы просто не вынес. — Вот и хорошо, вот и правильно, — мягко сказал Спокойный и кивнул кому-то невидимому. Тут же все пришло в движение. Поттера подхватили, поставили вместе со стулом ровнее и еще раз окатили водой, смывая кровь, слезы и грязь. Веревки словно сами стекли с его рук, и Гарри едва удержал себя от того, чтобы начать с недовольной гримасой растирать затекшие запястья. Все пятеро напряглись, ожидая появления очень дорогого гостя. Поттер не знал, насколько дорого сейчас оценивали голову вошедшего в подвал, но сам бы он многое заплатил, чтобы только не влезать в дела этого человека. Это был Геллерт Гриндевальд. Геллерт был хорош. Эти светлые кудри до плеч, жесткое, замкнутое, немного высокомерное выражение на типично немецком лице, внимательные, светлые глаза, плавные движения чутких рук — все это влекло к нему со страшной силой. Магия его восхищала еще больше — давящее, живое поле силы, казалось, не имело темного цвета вообще. Скорее его магия была темно-золотистой, как древний Феликс Фелицис, в который окунала ребенка прославленная Фетида. Харизма его поражала — с одного взгляда на Геллерта становилось понятно, отчего за ним шли волшебники, и как ему удалось приручить магических существ. Геллерт одернул рукава темной мантии, отчего знак Даров Смерти едва отчетливо блеснул на его кольце, и присел на наколдованный стул, с интересом разглядывая Поттера. — Эти господа несколько перестарались, — сказал он мягко, и Поттер тут же понял, с кого Спокойный копировал свою манеру разговора. — И, честно сказать, вы не похожи на того, кого мы ждали в связи с... сложившимися обстоятельствами. Поттер ничерта не понял. Кроме того, что он в очередной раз влип, влез не в свое дело и попал. Все и сразу. — Вы правы, — хрипло сказал Поттер. — Я точно не имею никакого отношения к любым… сложившимся ситуациям. Он старался сообразить — как так? Гриндевальд должен был быть сейчас в Европе, скорее всего, где-то в Польше, а он спокойно сидел в подвале английского дома, да еще и дела свои поделывал. Неужели местные авроры хлопали ушами так старательно, что пропустили появление на территории сильного волшебника, да еще и врага? Или, дело в том, что было решено Гриндевальда не трогать? Ситуация складывалась, как в том старом анекдоте — партия сказала «надо», комсомол ответил «есть»? То есть, политика? — Ну это уж позвольте судить этим людям, — снова невыносимо властное движение, отчего Поттер едва не заржал, представляя, как Гриндевальд тренировался у зеркала. Малфой вот тренировался — Поттер его как-то застал за гримасничанием и распевкой. «Этим»! Гриндевальд второй раз подтвердил, что ребята были не его. Да и было это логично: английский был им явно родной, а Гелерту проникнуть на острова в одиночку проще, чем с такой толпой. Да и люди не местные плохо смогли бы работать в специфических реалиях Альбиона. Настроиться на деловой лад удалось только тогда, когда Гриндевальд достал палочку. Это была та самая — с богатой историей, сменившая тьму тьмущую хозяев. Та, которая перешла ему в законное владение от Драко Малфоя. И та, которую он в приступе безумия сжег адским пламенем лет через десять после этого. Спокойный, словно почувствовав настрой Поттера, скользнул вперед и спросил: — Как зовут? — Гарри Портер, — отозвался Поттер. Это была старая шутка для своих, но светить новое имя не хотелось. — Еще и в Хогвартсе, наверное, учишься? — с насмешкой спросил Спокойный. Поттер даже опешил. Что за предъявы? — Да. Спокойный шагнул вперед, занося кулак, но Гриндевальд его остановил. — Он не врет. Конечно, не врет! Первое правила демонолога, драконолога или кинолога — никогда не врать. — Что ты делал на Вершине Холма? — спросил Гриндевальд, пристально рассматривая Поттера. Тот наверняка выглядел так, что его пожалел бы и самый жестокосердный. — За покупками пришел, — отозвался Поттер. Вот его что, правда, поймали только оттого, что он оказался подозрительно юным? — А почему сюда? Что тут скажешь? Поттер пожал плечами. И тут, словно в этом театре абсурда не хватало еще одного действующего лица, в подвале, во вспышке огня появился феникс Дамблдора. — Да ебаный ты ж в рот, — прошипел Поттер и мысленно застонал. Его не оставят в живых. Точно не оставят. Блядский феникс! Гелерт кинул на него заинтересованный взгляд и углубился в записку, уроненную пташкой ему на колени. Нахмурился. Задумчиво постучал палочкой по бедру, и, кинув: «Разберитесь тут», вышел из подвала. Проводив его недоуменным взглядом, Поттер перевел взгляд на Спокойного. Тот оскалился. — Ну что, шпиончик, будем говорить? Поттер кивнул и ударил. Это был исключительно сильный ментальный удар. Еще лет тридцать назад Поттеру показалось бы, что для него менталистика невозможна. Но это прошло с возрастом. Кряхтя и матерясь сквозь зубы, Поттер принялся перепиливать веревки на ногах тем складным ножиком, что таскал в кармане. Это была нетривиальная задача, усугублённая подозрением, что кто-то может войти… как бы не Гриндевальд, которого заинтересовал юный пленник. В итоге он опрокинул стул, отбил себе локоть, но распилил веревки и освободился. Пройдясь по карманам похитителей и быстро отыскав свои шмотки, Поттер в темпе выбрался из подвала, а затем и из дома. Домишко оказался в том самом тупичке, где он, как ему самому казалось, незаметно появился утром. Так что, возможно, Поттер просто чего-то не учел. Как оказалось, он многого не учитывал в последнее время. То ли гормоны подросткового тела влияли, то ли нереальность переноса во времени сносила крышу. Благо Поттер догадался немного замаскировать внешность, когда шел сюда. Благо одежда его не выдала. Благо они решили для начала поговорить, а не сразу ножиком по горлу. Благо ему развязали руки перед приходом Гриндевальда. Как-то слишком много в этом деле пришлось полагаться на случайность.Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. (с)
— Чем отличается светлый маг? "Светлый маг владеет магией разума" — скажет вам светлый маг. "Светлый маг добрый" — скажет вам обыватель. "Да нифига" — возразит темный маг и будет прав, — размышлял вслух Поттер, рассматривая пять палочек, выложенных звездочкой на камень. Возможность остаться в горном домике, беззастенчиво забранном Поттером в безраздельно пользование, и спокойно изучать проблему возврата, казалась Поттеру все более соблазнительной. Тем более, что та шатенка-магла снова приглашала его заходить… Но Поттер уже потратил треть тайного счета Поттеров. Ну, привык он жить на широкую ногу, что сказать. Да и библиотека Хогвартса манила. И его ритуальные залы… Так что Поттер предпринял попытку номер три сходить за учебниками. Могло же ему повезти? Это было хмурое почти осеннее утро. Моросило. С окраин Лондона задувал дымный ветер. В воздухе бродило отчаянное предчувствие беды. Поттер угрюмо шагал сквозь жиденькую толпу к бару и вспоминал теплый камин в своем домике, рыжую листву у порога и ледяной источник за поворотом. Хотелось домой или в Шотландию. В баре полторы забулдыги уныло поглощали пиво. Не сливочное, обычное. Какая-то старая ведьма гоняла клюкой по столу котенка. За стойкой сидели два парня лет тринадцати и радостно трещали о школе. Поттер тощим призраком просквозил по залу и исчез в сторону помойки. Пока что все шло спокойно. Косой, не смотря на время, оставался Косым. Все та же сказка для маглорожденных, все та же лубочная вывеска для своих. Дискриминация, ксенофобия, расизм, сегрегация, нетерпимость и стигматизация. Злые, жестокие темные маги и абсолютно равнодушные, но пользующиеся статусом силы светлые. Но все же Поттер улыбался. Потому что вывеска «Мантии от Малкина» висела на том же самом месте, но была новой, недавно созданной. Потому что стеклянные витрины, умываемые дождем, все так же оставались витринами тех же магазинов. Только на месте мороженщика, где Поттер повел много хороших часов, была кафешка попроще. В «Мантиях» ничего не изменилось. Только навстречу вышел мужчина средних лет, сам месье Малкин, надо полагать. Кудрявый, носатый, он напоминал перекрашенного в шатена Снейпа с яркой улыбкой на губах. За «Снейпом» в зал впорхнули две юные нимфы лет восемнадцати, только-только со школьной скамьи. — Юноша! — вскричал Малкин радостно. — Хогвартс? Поттер кивнул, все еще забавляя себя мыслью об улыбающемся Снейпе. — Полный комплект? Три рабочих мантии, одна парадная, одна зимняя, перчатки, сапоги и ремень из кожи дракона, остроконечная шляпа? — Без парадной мантии, пожалуйста. Шляпы не надо. И вместо зимней — шубу. Малкин просиял. — Это прекрасно, что иностранцы посещают самую лучшую школу магии! И, каким-то неясным образом поняв возмущение Поттера верно (Гарри даже перепроверил сохранность ментальных щитов), Малкин замахал руками. — Раньше я вас не видел, а все дети, идущие в Хогвартс, всегда одеваются у меня! Так что никаких тайн, юноша — вы иностранец! — А как же эльфы? — спросил Поттер аккуратно. Темперамент Малкина выпирал изо всех щелей. А с внешностью Снейпа это грозило вызвать коллапс. — Эльфы никогда не смогут создать одежду на целый год в школе, юноша! Мои мантии переживают не только частые стирки, уроки зелий и трансфигураций, но и быстрое взросление! Малкин говорил восклицательными знаками. Серьезно. Впрочем, пока он говорил, девушки сняли с Поттера мерки и уже успели упорхнуть за стойку. — Нет-нет-нет, Мадлен, только темно-синий мех голубой магической ондатры! Посмотри на глаза юноши! Он будет неотразим! — и, обращаясь к самому Поттеру: — Все барышни будут вашими! Гарри отчетливо захотелось сплюнуть. Вот еще одна проблема, ожидающая его в школе — барышни. Юные. Не-со-вер-шен-но-лет-ни-е. Нет, Поттер, как и все, любил молоденьких, но молоденькие, на его взгляд, это лет двадцати пяти-тридцати, а не пятнадцати. А Малкин все продолжал болтать: — Вам идут благородные и насыщенные цвета! Темно-зеленый, глубокий синий, уходящий в черное винный. Одно удовольствие вас одевать. А вышивка! Очень богатая тема для работы. Я бы взял кельтские руны. Серебром. Или волосом единорога. И на синий камзол. А лучше — на винный. Вам очень подходит красный. Разумеется, не отвратительно-яркий, вы же не блондин, а пурпур. Или сангрия. Или кармин. Или цвета высохшей розы. Или базилик! Вы видели базилик, юноша? Великолепный цвет, который идет немногим. Но вам бы пошел… Прилетевшие пакеты Гарри воспринял, как избавление свыше. — Примерите, юноша? Уверен, все вышло идеально, но хочется взглянуть! Поттер, которому не понравилось уже словосочетание: «темно-синий мех голубой магической ондатры», решительно отказался. — Ну как хотите, — мимолетно расстроился Малкин, но снова просиял. — Я вам сделаю небольшую скидку, так что с вас шестьдесят галлеонов. Поттер только покивал. В детстве и юности он подозревал, что это какая-то магия — без долгих расспросов узнавать, сколько стоит клиент и сколько он готов потратить денег. Теперь он знал, что это просто жизненный опыт. Взмахом палочки (конспирация!) подхватив пакеты, Поттер вылетел от Малкина под его восклицательные бормотания: «Сапфировый! …кобальтовый! …шартрез! …оливковый!». — Ну ее нафиг, эту высокую моду, — пробормотал Поттер, сумрачно вспоминая французский ликер, который он после пьянки с Флер не переносил даже по виду. По его мнению, «кобальтовый» было похоже на «кобольдов», сангрия — испанское недоалкогольное холодное вино, а оливковым может быть дерево или масло. Слегка повеселев оттого, что палудаментум всегда черный, он завернул в книжный. Купить учебники. В горном домишке уже лежали стопки купленных книг — в его времени это были либо редкие экземпляры, либо не всегда точные списки, а то и вообще раритеты. А здесь — покупай сколько хочешь, лишь бы денег хватало. И артефакты! Наука, конечно, сделала шаг вперед, но старая школа оставалась старой школой. Нет, Поттер не так уж часто зачаровывал артефакты, для того, чтобы восторженно набрасываться на местные поделки. Но они ему были все же интересны. В книжный Поттер входил с предвкушением. Мало того, что общий список книг был подозрительно большим, так и еще направленность некоторых разделов магии вызывала волшебный трепет исследователя. Вот, например, «Демонология в воспоминаниях Тибериуса Латийского» или «Боевое направление и темнее темного». А «Поведенческие нормы в высшем обществе»?! Когда это в школе преподавали этикет? В «Книжных развалах Флориша» сумрачно бродили между полками унылые маги. Сам Флориш индифферентно приглядывал, чтобы не было никакого урона книгам, уделяя больше внимания скорее парившей в воздухе чашке с чаем. Поттер быстро прошелся между полками, скидывая в летящую за ним корзинку нужные тома. У одной из полок он столкнулся с высоким — на голову, черт побери, выше — молодым магом. Им даже пришлось побороться за наиболее прилично выглядящий том «Истории Боглотта». Когда они потянулись к одному и тому же тому «Трансфигурации сегодня», то переглянулись и весело фыркнули. Оба. Синхронно. — Хогвартс? — с отчетливым испанским акцентом спросил маг. Поттер, подняв уголок губ, кивнул. — Тоже? Маг зеркально отобразил усмешку. — Флоран, — вдруг протянул он руку. — Флоран Церцис, семнадцать лет, беженец. — Герман Гейне, — ответил крепкой хваткой Поттер, — семнадцать, беженец. — Собрат по несчастью? — парень тыкнул пальцем в легко узнаваемый герб Хогвартса на листе со списком книг. — Закупаешься. Пожав плечами, Поттер пошел дальше. Флоран пристроился рядом. Удивительно понимающий пацан, решил Поттер. С мягкими, текучими движениями боевого мага или, может быть, убийцы, с собранными в хвост слегка вьющимися волосами, детским лицом и телом, Поттер казался бы подозрительным, если бы внимание не отвлекал на себя Флоран. Черноволосый, красивый, Флоран был очень ярким. Его живая мимика скрашивала немного надменные черты лица, а резкие жесты — подростковую неуклюжесть. Дальше по магазинам они пошли вместе. Мальчишка оказался очень интересным. Не без перегибов, свойственных юности, конечно. Но большой умница, расчетливый, осторожный, аккуратный и образованный. Сам Поттер себя в семнадцать лет умным бы не посчитал. А Церцис оказался очень и очень развитым. Он знал великое множество разных языков, разбирался в общих магических дисциплинах, явно знал историю, не чурался политики и этикета. Именно на нем Поттер решил отточить свою версию бегства с материка — все равно в школе придется об этом говорить, и не раз. Время настало как раз тогда, когда они приземлились на стулья в кофейне. — Родителей убил темный маг, — скупо произнес Поттер, когда речь зашла об этом, — у меня был порт-ключ сюда. Старый, дедовский. Я думаю, что здесь должно быть поспокойней, чем на материке. Флоран ладонью накрыл руку Поттера, лежащую рядом с чашкой кофе. Он кривил губы, явно пытаясь сдержать жалостливое выражение лица. Поттер перехватил его запястье, аккуратно сжал. — Не надо, не жалей, это в прошлом. Флоран еще некоторое время вглядывался Поттеру в глаза, но опустил голову, кивнул. — Где ты учился? — спросил он, явно пытаясь поменять тему. — Неудачный вопрос, — теперь уже Поттер кривил губы. — То там, то здесь. У родственников. У деда. В дуэлях. У одной старой шотландки. Больше всего мне дало домашнее образование. А ты? Какими судьбами на острова? Где учился? Где жил? Флоран вздохнул. Кивнул. — Ты прав. О прошлом сложно говорить, — он передвинул креманку с мороженым и продолжил, смотря в стол. — Я учился в Париже, в Стане. Это колледж Станислава, магическую его часть построил и открыл Станислав Лещинский, польский король. Он был сквибом, а бастарды его — магами. Вот и расстарался. Мои родители работают в Аврорате, в отделе Чрезвычайной безопасности. Вот и сослали меня в Англию. Еще в прошлом году. До этого меня держали в нашем поместье, под Фиделиусом, с год. А до сорок второго в Стане было безопасно — пока дирекция не поменялась на прогриндевальдовскую. Тогда там стали происходить разные… нехорошие вещи. А два дня назад Париж освободили. Стан — еще нет. Там идут бои. И где-то там мои родители. Поттер кивнул, чуть прищурившись. Про освобождение Парижа ему напела радостная Катрин, когда он опять остался у нее ночевать. А про бои — ухватил краем уха на аллее. — И как тебе в Англии? — спросил Поттер, уже сам касаясь ладони мальчишки. Тот явно храбрился, пытаясь держать лицо, но своим детям Поттер бы такого не пожелал — два года быть вдали от воюющих родителей, не знать, что с ними и как они. — Сначала было тяжело, — Флоран склонился вперед, скрывая в тени челки глаза. — Англичане не любят беженцев, тем более сейчас. Но в школу берут охотно, даже проблем никаких нет. Потом привык. Я не слишком высовывался в прошлом году — переживал за родителей — так что и не знаю… терпимо. Их прервали. Очень грубо, так, что они оба подскочили. Флоран — возмущенный. Поттер — удивленный. Как-то он не привык, чтобы игнорировали его грозную славу и тяжелое одеяло личной силы, скрытое, конечно же, за щитами воли, но прорывающееся в моменты всплеска эмоций. — Педики, — прошипел молодой мужчина, брезгливо сплевывая. Он был давно и безобразно пьян. Помятая мантия перекосилась и засалилась на локтях, животе и груди, края, подпаленные, торчали в разные стороны, как сучья гнилого орешника. Лицо его, помятое и изрядно заросшее бородой, напоминало Поттеру их лица — тогда, в далеком втором году, когда они три недели торчали в пиктовых пещерах без жратвы и почти без воды. Отощали они тогда — жуть. Поттер стоял, пристально вглядываясь в лицо пьяного. Он отчего-то казался знакомым — даже с этой недельной порослью на лице, синяками под глазами и с запавшими щеками. Их палочки, словно никогда и не покидали рук, оказались направлены на мужика. Флоран был готов послать проклятье, Поттер, скорее, развлекался подстраховкой. — Вы неправы, — мягко сказал он, но только тупой не услышал бы в его еще детском голосе угрозы. Мужик только грязно выругался. — Вы не правы, — повторил Поттер, не замечая странно-задумчивого взгляда Флорана, — вы намусорили, а здесь убираются. Вы ругаетесь, но здесь дамы, — он встал удобнее, чуть поводя палочкой, словно готовясь атаковать. Пьяный оскалился. Поттер пригляделся — его черты казались знакомыми, хотя и искаженными временем. — Вот еще, чтобы я еще перед какими-то ублюдками с Континента оправды… Мужик поперхнулся и мучительно закашлялся. Поттер смотрел все так же прямо и невинно, будто и не был в этом виноват. Впрочем, его палочка заклятия не посылала. А магия желания… магия желания была неизвестна этим людям. — Вы в третий раз неправы. Наши родители состояли в браке, — Поттер шагнул вперед, но тут к мужику подобрался хозяин кофейни и, подняв за шиворот, встряхнул. — Шагай отсюда, Моуди, — сказал он добродушно. Аластор Моуди (а это оказался он), провожаемый немного шокированным взглядом Поттера, по косой траектории пошел к выходу. — А вы простите его, молодые люди. Последние свободные деньки догуливает. — Ничего страшного, — кивнул Поттер. — Ничего ведь? — спросил он у Флорана, вернувшись за стол. Флоран только задумчиво кивнул. — А знаешь что? Давай в школе держаться вместе? — наконец предложил он. Поттер только кивнул, задумавшись, сколько еще встреч из прошлого ему предстоит. Песня "Голосую" Головокружения: Народные волнения Достигли апогея. Я Голосую за мэра гея, За президента женщину, Религию на всех одну, Я выбираю тех, кто никогда Не выберет войну! Л. Толстой "Война и мир" "Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его." Шартрез — французский ликёр, изготавливаемый монахами картезианского ордена в винных погребах Вуарона в Изере. Также от фр. chartreuse — оттенок жёлто-зелёного цвета.