Мистер Холмс V.2015

Глядя на 93-летнего Шерлока Холмса… Роза крепко задумалась, сколько лет ему придется скинуть, что бы дойти до нужной кондиции. Женщина усмехнулась, выпустила очередное колечко дыма, стряхнула пепел с кончика сигареты. Давненько ей приходилось проделывать подобных фокусов. Лет на 20 – 30, это уж точно. 23, что бы получить 70. 33 – на 60. И, кажется, последний вариант предпочтительнее учитывая, что именно его и показали в качестве воспоминаний мистера Холмса. Приехав без приглашения – Холмс так и не ответил, даже не прочитал её письмо, отправленное в топку, сразу после получения, домработницей – она представилась дальней родственницей. При этом, весьма состоятельной, дабы пресечь на корню все попытки уличить её в корыстных намерениях. Old fashion dress – старомодное платье - длинное, чёрного цвета, пришлось сменить на тёмно-бордовый костюм, соответствующей послевоенной эпохе 1947 года. Парочка фазаньих перьев на шляпке – вот и весь шик, точнее проявление эксцентричности, что себе можно позволить, не вызвав не нужных подозрений и недоверия. Что до бриллиантов в дневное время – полнейшая безвкусица, от которой между тем, женщина не в силах отказаться. Домработница была несказанно рада ей, узнав, что Роза собирается взять все заботы о своём дядюшке на себя. Миссис Мунро мысленно уже поковала свои немногочисленные чемоданы, намереваясь покинуть этот дом и устроиться на работу в отеле в Портсмуте, где сможет работать и её сын. Но мечтам не суждено было сбыться. Разбились они о вежливую просьбу баронессы, отказать которой почему-то не получилось. Женщина вежливо улыбалась, пила чай, не снимая шелковых перчаток и не принимая отказа. Что-то в ней, какая-то ненавязчивая, но тягучая властность, не давала даже призрачного шанса на возможность отказа. Что-то необъяснимое проскальзывало в ней, в её далеко не безупречных манерах. Что-то подавляющее, заставляющее подчиняться. Миссис Мунро согласилась остаться. К радости своего сына, сдружившегося с Холмсом на почве одной детективной истории и пчел. *** «Дядюшка» Холмс обнаружился в постели, не прикованной к оной, но после небольшого происшествия, имевшего место быть, доктор рекомендовал пациенту постельный режим, как минимум, на ближайшие несколько дней. Последовала вежливая сцена представления гостьи хозяину дома, после чего домработница поспешила удалиться. - Не припомню, что бы у меня была племянница, - произнёс отошедший от дел детектив, но вовсе не утративший своих «штук», как их называл мальчик. - И это говорит мне человек, который вынужден писать имена на манжетах, что бы не забыть их? – женщина улыбнулась, вытащила пару шпилек, которые не давали упасть шляпке с её головы; снял шляпку и положила её на стол. Затем вытащила остальные шпильки, распуская собранные вверх волосы, рассыпавшиеся теперь чёрными волнами по её плечам. Она заметила некоторое замешательство на лице Холмса, ему было явно не приятно, что кто-то узнал об этой его маленькой тайне. – Не волнуйтесь, я никому не скажу об этом. Она принялась снимать шелковые перчатки, пальчик за пальчиком, явно наслаждаясь процессом. - И да, вы совершенно правы, дорогой мистер Холмс, я – не ваша родственница, - она улыбалась, с трепетом выдохнув очередную порцию воздуха, который положено было гонять туда – суда, что бы жить, потребляя кислород, превращаемый в углекислый газ. Наверное, стоило прекратить всё это, позвонить в колокольчик и сообщить, что баронесса не может более оставаться здесь. Однако Холмс оставил колокольчик без внимания, лишь мельком взглянув на него – что было замечено гостьей, которая укоризненно покачала головой, мол, не надо всё портить вторжением из вне. Что-то заставило Холмса отказаться от идеи позвонить в колокольчик. Что-то явно опасное, но вместе с тем, миролюбиво настроенное. Может быть, даже через чур. Холмс пытался вспомнить, но в голове была только пустота – ничего, что хотя бы хоть как-то могло прояснить, откуда он может её знать. Баронесса Роза фон Б. Нелицеприятно отдает чем-то немецким… Хотя она мало похожа на немку. - Наверное, надо объяснить вам причины моего визита, - произнесла она. - Да уж, было бы не лишним знать, - ответил Холмс. - Как вам сказать… - она сделала неопределённый жест, разведя чуть в стороны руки, шевельнув при этом своими тонкими пальчиками. На пару секунд она словно задумалась, придумывая ответ. Правильный. Честный. Правдивый. Обоснованный. Ни один вариант её не удовлетворил, по всей видимости. Она смотрела в его глаза, казавшиеся то стальными, серыми, то вдруг голубыми, так непоследовательно меня свой цвет. Прикрыла на пару секунд свои глаза, устало вздохнув. И продолжила голосом, из которого убрала все нотки улыбок, заигрываний и кокетства. – Я не сделаю вам ничего плохого. Не надо меня бояться. *** Поворотным моментом стал визит доктора. Может быть, если бы пациента не пришлось бы раздевать, то ничего бы и не случилось… но доктор решил всё заранее. Точнее за него решила вездесущая судьба – неотвратимая и неизбежная. Всё шло к этому, безоговорочно и бесповоротно. Так что оставалось только покориться обстоятельствам и вместо того, что бы сопротивляться им: просто наслаждаться, по капле выпивая пьянящий напиток, пусть и с инородными привкусами, сначала маточного молочка (спасибо пчелкам за сей питательный, более того, королевский, продукт), а затем весьма неприятным – желтодревесника, привезённым Холмсом из Японии. Налить ванну горячей воды, остудить до нужной температуры, усадить в ней Холмса и изображать заботливую племянницу, ласково натирающую спинку своему дядюшке. Вспенивать шампунь, перебирая пальцами белые волосы, смывать пену, поливая мужчину из небольшого ковшика. «Сводить» с его кожи старческие пятна, обращая процесс старения вспять, поворачивая время в одной конкретной точке пространства – человеческом теле, уменьшая количество морщин, обновляя организм как снаружи, так и внутри. Проясняя память, восстанавливая связи между нейронами мозга, омолаживая его. И при этом, не требуя ничего взамен. Или почти нечего, так сущую мелочь. Шерлок вспомнил, наконец, своё последнее дело. То, как не смог спасти милую молодую женщину, несчастную в своём одиночестве. Всего-то и надо было – согласиться составить ей пару, вынеся за скобки жизненного уравнения её супруга. Вместо этого Холмс посоветовал ей наладить отношения с мужем. Не помогло, женщина нашла свою смерть под колесами поезда. Словом, грустная история, к одному из виновников которой сыщик причислял и себя тоже. - Вы не могли её спасти. Человек спасает себя сам. Ну, или нет. Но это всегда его собственный выбор. Вам не в чем себя упрекнуть. - Но я мог бы помочь ей, - возразил Шерлок. Весьма слабая попытка, на грани самоуспокоения, разрастающегося в душе под действием теплой воды и ласковых женских пальцев, разминающих плечи. - Вы помогли, советом, - согласилась женщина, ладони её плавно заскользили вверх, по шее, находя в качестве промежуточного пункта назначения мочки ушей мужчины, легонько гладя их, затем проводя пальцами по краям ушных раковин. Одиночество было лейтмотивом всей его жизни. Как и жизни баронессы, если уж хорошенько разобраться. Она всегда первой попадала в капканы любви, в силки соблазна, путаясь в них, беспомощно и неумело. Жалобно глядела на «охотника», заставляя ослабить хватку и как только это происходило – нападала на него стремительно и неотвратимо, впиваясь в глотку навязчивыми поцелуями. Влюблялась первой, не зная, какового это – быть любимой мужчиной, завоёванной им. Действующая по-мужски, она добивалась в лучшем случае большей или меньшей степени взаимности. Сейчас она решила быть терпеливой. Очень терпеливой. Легкой незаметной тенью скользя по краешку его жизни, его воспоминаний. В полуулыбках ночи, в рассветной чуткой тишине. Она была предупредительна и ласкова, отменно играя роль заботливой племянницы. Понимающе ждала, пока Холмс окончит свою рукопись, примирится с прошлым, разложив вокруг себя на японский манер камни, вспоминая усопших. Решит загадку повышенной смертности своих любимых созданий – пчел, уничтожит их извечных врагов – ос, спалив дотла их гнездо. Совершит всё то, что хотел бы довести до конца перед смертью, наведя порядок в своих делах, ведь нельзя оставлять после себя что-то незаконченной, порождая, таким образом, хаос и неразбериху. Подготовится, к смерти, одном словом. И после этого с удивлением обнаружит, что ещё жив. Возвращаясь к незаконченному, намеренно прерванному разговору со своей «племянницей», называющейся так исключительно ради соблюдения приличий, хотя бы частично, самую малость, в духе времени, сильно изменившемся за 35 лет. - Что вы хотите за свой эликсир? – спросил он баронессу. Она предлагала ему то, что могло восстановить его память. Почти бескорыстно. Почти. Притаившись пока и не торопясь называть цену, какой бы она не оказалась в итоге. - Ничего другого, как только то, что Вы пожелаете, - был ответ. Достойный, что бы его разгадать. Она была терпелива и ей досталась награда. О ней, наконец, вспомнили, вычеркнув все пункты из списка дел. Добравший до последнего, где за номером N значилась, наконец, Роза фон Б., без тени упрека ожидающая своего часа. Привыкшая к этому мирному состоянию, созерцательности и упоенности в осознании неотвратимости того, что должно случиться. И вот она уже отражается в его глазах, голубых на этот раз, затерявшихся среди стаек морщин, разбросанных красивым узором по его лицу. Пальцы проводят по густым бровям, чувствуя жесткие волоски, кажущиеся ей мягкими. Проводят по бороздам немилосердного времени на лбу – их осталось достаточно, хоть она и «стерла» некоторые из них, никогда не рискнув бы омолодить предмет своего обожания до той степени, когда морщины исчезли бы напрочь. Наслаждаясь его «потерянной» красотой, с которой не в силах сравниться красота молодости и свежести. Это женщине положено быть вечно молодой, но мужчина… нет, нет, время превращает его (до некоторой цифровой отметки) во всё более и более привлекательного человека. Нагромождая узоры, за которые цепляется глаз, да так и остается пораженный созерцать эту красоту, не понятную многим. Но только не Розе, находящей непреодолимым это очарование возраста. Поэзию прожитых лет, мудрости, выраженной в мыслях, отпечатанных на теле. Выразительность, яркая выраженность черт привлекала её в мистере Холмсе, 70 лет с небольшим. Устоять не возможно. Да и не нужно. В этот раз не было мужа, который мог бы внести диссонанс в помощь нуждающейся в ней женщины. Такой хрупкой, так одинокой. И так хорошо знающей, что случится сейчас. Занавес. Закрытая на ключ дверь спальни. *** Строго говоря с одиночеством было покончено до приезда Розы. Мальчик тянулся к старому сыщику, а затем и мать его, перестав беспокоиться по пустякам и не очень, оттаяла и стала способной на дружескую улыбку. Не маловажную роль здесь конечно сыграл тот факт, что Холмс, в силу некоторых обстоятельство обещал оставить свой коттедж мисс Мунро. Так что и речи быть не могло о полном, тотальном одиночестве. Скорее уж наоборот, что-то трогательно семейное установилось отныне в доме, где жила означенная троица. Но ровно до того момента, как появилась Роза. Баронесса ничуточки не затронула и тем более не разрушила создавшуюся атмосферу, постаравшись, наоборот, вписаться в неё и всячески её поддерживала уже только тем, что не меняла заведённых порядков. Внеся разве что парочку тройку… веяний разнообразия, если можно так выразиться. Семейная область одиночества, таким образом, была несколько подлатана и приведена в более или менее приличный вид. Что до одиночества индивидуального, засевшего в самой глубине, и проглядывающее только в безупречных манерах джентльмена в отношении женщин, то оно как раз таки и принадлежало к тем материям, заниматься коими, собственно, Роза и привыкла. Проще говоря, она стала его любовницей. Разница в возрасте её нисколько не смущала, об этом не стоит и упоминать, а касательно технической стороны вопроса… что ж, не зря же она владела магическими искусствами, вовсю используя их, потакая своим прихотям.