Я возвращаюсь домой

— Я возвращаюсь домой, малыш, дождись меня! Слышишь?! — кричу я в трубку, надрывая, голос. — Не смей! Дождись меня! До заветного города остаётся три дня езды. Мотор ревёт, машина рвётся вперёд, а я всё нажимаю и нажимаю на педаль газа, несмотря на скорость. Сейчас я начинаю проклинать и молить богов одновременно. Слёзы льются из глаз и не хотят останавливаться. Да, для мужчины это неприемлемо, но когда ты понимаешь, что можешь больше не увидеть самого родного на свете для тебя человека, то всё позволено. Хочется кричать, рвать, метать. И в голове лишь одна мысль: «Только бы успеть, только бы успеть, Господи!» Какому богу нужно молиться? Что нужно сделать, чтобы не совершать ошибок? Я бы продал душу, сделал всё, что возможно, лишь бы перенестись в тот день и не уехать! Не оставить его одного, моего дорогого Сэмми! Понимаю, что со временем мы начинаем сожалеть о прошлых ошибках, я не исключение. Да, я был глуп, очень глуп. Если бы я тогда не старался убежать от проблем, то мой маленький мальчик не попал бы в больницу, а я не мчался бы на всех парах к нему, я бы был рядом с ним. Обнимал, целовал его сладкие губы и никогда бы не отпустил, даже на тот свет не отпустил. А ведь всему виной люди, эти чёртовы ублюдки. Я сбежал, как трус, лишь из-за того, что мы любим друг друга. Не как братья, а намного больше. А они этого не понимают! Не понимают, что у нас чувства, настоящие, они намного прочнее всех этих показушных лобызаний на публике. После того, как наш маленький секрет был раскрыт, меня сразу же записали в извращенцы и педофилы. Ну конечно, что можно подумать о любви двух мужчин, а вернее, мужчины и парня. А я ведь даже не целовал его. Не касался его сладкого тела, не слышал его прекрасные стоны. Я его берёг, берёг, как фарфоровую куклу. Жутко боялся его обидеть, боялся причинить ему боль. Но причинил, обидел, бросил одного.

***

И вот, наконец, я в Канзасе, сколько воспоминаний связано у меня с этим городом, но сейчас мне не до них. На улице светит яркое сентябрьское солнце, но я не могу насладиться им. Припарковав машину рядом с больницей, я выпрыгиваю из неё и бегу к двери. — Успел, точно успел! — шепчу я, забегая в помещение. Игнорируя всех, направляюсь в палату, где меня ждёт мой Сэмми, мой и больше ничей. Подхожу к двери, сердце бешено бьётся, без стука врываюсь в палату и ничего. Перед собой вижу лишь пустую застеленную кровать. — Мужчина, что Вы себе позволяете?! — вопит перепуганная медсестра. — Сэм, Сэм Винчестер лежит в этой палате? — повернувшись, обращаюсь к медсестре. — Лежал, — еле слышно произносит девушка. — Вы стало быть его брат? Он ждал Вас, до последнего… — Когда? — опустив голову, спрашиваю я. — Вчера утром, — также тихо произносит она. — Приношу Вам свои соболезнования. Не помню, как я вышел из больницы, как оказался в машине. Очнулся я только тогда, когда трясущейся рукой набирал номер Джо. — Дин, ты уже в городе? — раздаётся еле всхлипывающий голос в трубке. — Да. На каком он… — руки рефлекторно начинают сжиматься. — Stull Cemetery, — отвечает Джо, рыдая в трубку. — Спасибо, — шепчу я и отключаюсь. Переступив через себя и заведя машину, я отправился на Stull Cemetery. Руки не слушаются, глаза застилает пелена, кажется, что сейчас единственный выход для меня -это отправиться вслед за ним. Знаете, что самое страшное в жизни? Самое страшное — это хоронить любимого человека. Осознание этого приходит, но со временем. Сначала ты пытаешься заглушить боль алкоголем, потом попытки суицида и, в конечном итоге, ты всё же начинаешь понимать, что никогда больше не увидишь его улыбки, не сможешь его обнять, прошептать ласковые слова на ушко, не сможешь засыпать и просыпаться рядом с ним, ты ничего этого сделать не сможешь! Потому что вас разделяют грёбаные метры земли. Подъехав к кладбищу, я замер, последний раз мы были здесь на похоронах отца. Нахлынувшие воспоминания будто тяжёлым грузом упали мне на плечи. От этого покидать автомобиль не хотелось ещё больше, как и верить в то, что Сэмми больше нет. «За что? Почему я не успел! Он же обещал дождаться, — пронеслось у меня в голове». Посидев немного в машине, я неуклюже вылез из неё и, набрав в лёгкие побольше воздуха, неуверенно пошёл по дорожке из белого кирпича. Руки трясутся то ли от нервов, то ли от страха. А возможно, от всего вместе. Отыскать его могилу не составило труда. Подойдя к ней, я плюхнулся на землю и взвыл. Взвыл от боли, от страха, от всего, что сейчас было у меня на душе. Слёзы предательски текут ручьём, и сейчас меня никто не может осудить за это. Я потерял самое дорогое, что было у меня в жизни. Моего любимого мальчика. — Я вернулся домой, Сэмми, я дома, — прошептал прислонившись щекой к надгробной плите.