Четыре стороны счастья

Ронар не изменил своих обычных маршрутов, но как-то стало получаться, что куда бы он ни ехал, в офис или домой, в АВС или в Астор, по делам или развлечения ради, путь его пролегал мимо парка Содружества. Впрочем, парк располагался как раз в центре, и, возможно, Ронар и прежде проезжал мимо его чугунной с позолотой решетки по десять раз в день, никогда этого не замечая. Теперь он замечал. Замечал первое золото осин, и языки красного пламени в кронах кленов, и людей на тенистых дорожках. Однажды мелькнул в глубине парка знакомый силуэт, а впрочем, может быть просто показалось. Мало ли их таких, хрупких и светловолосых? Старая асторианская кровь, в столице таких большинство... Однажды обрушился на город пришедший с моря шторм, по-осеннему злой и холодный, с ледяным ветром и потоками ливня, падающими с темного простуженного неба. Непогода застала Ронара в дороге. Он возвращался в офис из юридической конторы, полз по темным улицам, превратившимся в мутные реки, злился и жалел, что как обычно не взял шофера, предпочел сесть за руль сам. Сам, все сам, в конце концов, он платит зарплату тысячам работников, так какого же черта... Он заметил его на перекрестке у входа в парк, неясную фигуру, согнувшуюся от ветра, в мокрой одежде, прилипшей к телу. Подняв целый фонтан брызг, он остановился рядом, опустив стекло, крикнул: "Илайя!", пытаясь перекричать вой ветра и грохот небесного водопада. Фигура под дождем осталась неподвижной. Пришлось выскочить под ливень, расплескивая лужи, подбежать, схватить за плечи, втолкнуть в машину слабо сопротивляющееся тело. И только там, в теплом салоне присмотреться к неожиданной добыче и вздохнуть с облегчением: он, Илайя. Ошибки не произошло, он только что не похитил неизвестного омегу на виду у сотни людей в созданной им же транспортной пробке. Сзади раздавались нервные гудки, но Ронар не сдвинулся с места, пока не стянул с себя пиджак и не обмотал его вокруг плеч продрогшего омеги. Тот смотрел на него, не отрываясь, смотрел с жадным напряжением, крепко сжав синеватые от холода губы, и этот исступленный взгляд притягивал и немного пугал. Подъехав к дому, бросил машину прямо у входа, потащил Илайю в тепло, почти бегом, в непонятной спешке прижимая к себе. Они начали раздеваться еще на лестнице, сбрасывая на ступеньки мокрые туфли и носки, избавляясь от пиджаков, цепляясь друг за друга в острой нужде, разрывая ткань рубашек, впиваясь ногтями в кожу, в волосы, в непослушные пряжки ремней. В теплой полутемной спальне Ронар подхватил мальчика под колени, усаживая к себе на бедра, тот скрестил ноги у него на пояснице, впился в губы, прикусывая до крови, задыхаясь со стоном. Альфа помог себе рукой, вошел сразу до половины, без подготовки вбиваясь в тесную плоть, Илайя вскрикнул от боли, но тотчас же обхватил Ронара еще крепче, притянул к себе еще сильнее, раздвигая колени, насаживаясь глубже. Вторжение было болезненным и для Ронара, но не было сил ждать, и боль не имела значения, когда весь мир сузился до тесного огненного круга их объятий, до вдохов, разделенных на двоих, до вкуса и запаха, тепла и влажной глубины, где два тела сливались в одно и наполняли друг друга пронзительным, невыносимым огнем. Ронар прижал Илайю спиной к стене, и они задвигались резко и жадно, в горячке острой нужды, не оставившей место нежности и осторожности, не сдерживаясь ни в чем, отдаваясь друг другу до конца, до безумия, до острого восторга, похожего на смерть, и на жизнь, и на любовь. С криком Илайя запрокинул голову, с криком Ронар впился зубами в беззащитно изогнутую шею, и огненная волна настигла их обоих, сбила с ног и лишила сил. Ронар очнулся первым, лежа на полу, сжимая в руках неподвижное белое тело. Отвел с лица мокрые пряди, коснулся осторожным поцелуем искусанных кровоточащих губ. Мальчик тихо вздохнул, открывая пьяные глаза, провел прохладными пальцами по щеке альфы. Ронар отнес его на кровать и лег рядом, замечая синяки и засосы, кровь на шее, кровь на бедрах, застывая от стыда и раскаяния. - Маленький, прости меня, не знаю, что это было. Святый Свет, да я же никогда в жизни... Легкие пальцы коснулись его губ. - Чшшш... Не говори ничего. Я бы умер, наверное, если бы ты не сделал этого. И я тоже, как зверь. Смотри, ты весь расцарапан, как будто с барсом подрался. - Барс ты мой, - улыбнулся Ронар, слабея от облегчения. Укутал омегу в одеяло до подбородка, поцеловал легко и сладко. - Нежный барсик... Много, много позже вернулся рассудок, а с ним - осознание случившегося. Ронар прогнал мысли о долгосрочных и серьезных последствиях и сконцентрировался на приятных пустяках. - Илайя, я твою одежду порвал в клочья... - Дай мне что-нибудь твое. А мне уже пора, да? - Нет, хороший, и нет. Позвони домой и останься, пока не закончится дождь. А одежду закажем тебе в магазине. Хочешь? Мой ассистент так делает иногда, по мелочам. Показывает мне в каталоге, оформляет доставку на дом. Давай так сделаем? Хочешь? - Если ты хочешь, Ронар. Если тебе интересно. - Конечно, интересно. Ронар вспомнил о коллекции "Бижу", о приобретенном опыте покупок с Лайонеллом и открыл страницу "Барселини". - Смотри, барсик, как раз для тебя страничка... Омега сел, Ронар заметил быструю болезненную гримасу, пробежавшую по милому лицу. Илайя ахнул: - Свет, ну и цены... - Даже не смотри на цены. Не забудь белье себе выбрать. И вот, смотри, костюм какой. Мило, по-моему. - Мне такой и носить некуда, - засмеялся юноша. - Вот это можно, брюки и туника, а наверх такой кардиган с широкими рукавами. Я такое ношу. - Ладно, а вот смотри, традиционное кито. Такое ты тоже носишь. На нашем первом свидании ты был в белом, а потом у тебя дома - в зеленом. А этот голубой, как раз к твоим глазам. Ты как хочешь, а я беру... Заказ обещали доставить в течение часа, а потоп за окнами не прекращался. Ронар повернулся на живот, подмял омегу под себя, встал над ним на локтях, чтобы не раздавить хрупкое тело, покрыл поцелуями губы, приоткрытые глаза, голубоватые виски, тонкую кожу на скулах, гладкую челюсть, снова влажные губы. Омега застонал, раздвигая ноги, обхватывая его бедра коленями. Ронар проговорил: - Глупый, я же порвал тебя. Нельзя сейчас. - Мне все равно, Ронар. Я так хочу... Просто не могу больше... Он шептал это "не могу" в плечо Ронару, выстанывал в губы и в волосы, жалобно хныкал, когда альфа, бесстыдно чмокая, высасывал его пульсирующий член... "Не могу!" - он крикнул, изливаясь в рот Ронару. Потом потребовал поменяться ролями и выполнял свою роль старательно и очень ласково, преданно глядя альфе в глаза, а много тому не понадобилось, ведь не было в мире развратнее и милее картины, не было нежнее губ и никого не было желаннее... Доставили из магазина покупки. Ронар потребовал сразу померить приглянувшийся ему кито, и Илайя исчез за дверью ванной комнаты, откуда вскоре вышел причесанным и одетым в струящиеся до пола шелка, переливающиеся всеми оттенками голубого от светлого серебра до густой синевы. Красивым округлым жестом он поднял руки над головой, обнажая белые изящные линии, и в ритме неслышимой музыки двинулся по комнате, кружась и мелко переступая, изгибая тонкую талию. Взлетали легкие шелка, и казалось Ронару, что прекрасный цветок распускался в его комнате, удивительное чудо с лепестками небесных цветов, непонятно как попавшее в полутемную комнату, в доме, застывшем под злым дождем. Все быстрее кружились синие лепестки, сплетаясь с серебряными прядями, все отчаяннее изгибался тонкий стан, заламывались белые руки, и пустота в груди Ронара сменялась горячим присутствием, почти болезненным в своей внезапной силе, и казалось альфе, что это новое, жаркое, поразительное, разорвет его сейчас и уничтожит, и будет он счастлив погибнуть именно так и именно сейчас, и скорей бы это свершилось... Подстреленной птицей рухнул Илайя на пол, крепко обхватил ноги Ронара и выдохнул ему в колени: "Не могу больше!.." - Что, Илайя? - Ронар попытался поднять омегу, но тот лишь крепче обхватил его колени. - Что с тобой, хороший? Что не так? Голова закружилась? Тот поднял на него глаза, широко распахнутые, словно слепые. - Сделай меня своим протеже. Если хочешь. И если твой супруг не будет против. - Что ты такое говоришь, Илайя? - воскликнул Ронар почти в ужасе. - Ты же омега, ты можешь забеременеть. Да и вообще, ты - блестящая партия... - Нет, нет! Ты не понимаешь. Это даже к лучшему, если меня потом никто не захочет. Мне никто не нужен... "Кроме тебя" не было произнесено, но прозвучало ясно, как набат. Ронар соскользнул на пол, обнял своего омегу, зарылся лицом в шелк одежд и волос, вдохнул горьковатый дурманящий запах. Он был поражен, поражен до безмолвия. Этот омега, совсем еще мальчик, воспитанный в рабском подчинении, готов разрушить свое будущее, опозорить себя и семью, стать всеобщей насмешкой просто для того, чтобы быть с ним. Просто потому, что он этого хочет, быть с Ронаром, все равно в каком качестве. А чего же хочет сам Ронар? Он положил ладонь под теплую щеку, поднял к себе милое лицо и едва не рассмеялся, таким простым показался ему выбор, таким правильным и радостным. - Будь моим супругом, Илайя. Я так люблю тебя, - сказал он тихо, и никогда еще не говорил он ничего правдивее.