Возрождение

      Ещё никогда подданные великого короля не видели его столь разгневанным. Глубокий омут рассерженных глаз прожигал всяк сюда входящего; где-то неподалёку валялись ножки сломанного стула, а сам Владыка глядел в окно, крепко сцепив руки за спиной.       — Где я допустил ошибку? Когда пригрел проклятую змею?       Элрофин неподвижно стоял за королём, смотря на падающий снег поздней весны. Белоснежные хлопья мягко оседали на изумрудную листву — редкость, но случается. Последний раз эльф наблюдал такое несколько тысячелетий назад. В тот день Трандуил потерял отца, и нагретые солнцем поляны замело свирепой вьюгой.       Королю было больно. Сердце короля страдало.       — Где не доглядел? — Трандул отвернулся от окна и взглянул на капитана стражи. — Я чуть ли не потерял сына, Элрофин, — тихо проговорил король, а потом крикнул:       — Проклятые орки! — бумаги вихрем слетели с деревянного стола, испачкавшиеся из-за разбитой чернильницы. Тёмные дорожки растеклись по светлому ковру, оставляя за собой неприятные узоры. Трандуил прикрыл глаза и облокотился о стену.       — Ваше Величество, — мягко начал Элрофин, зная, что наступил его черёд, — принцу уже лучше. Он будет исцелён. Ваш народ не предавал вас. Если в улье завёлся трутень, это ещё не значит, что все пчелы ленивы.       В покоях снова настала тишина, перебиваемая лишь шумом ветра, настойчиво пытающегося попасть в тёплое помещение. Владыка вздохнул, отняв ладони от лица.       — Орки никогда не заходили так глубоко в недра дворца, — Трандуил стал ходить по комнате, размышляя в голос, — ещё со временем прихода синдар. Как они смогли бесшумно пересечь границы?       — Стражники северной границы были убиты незадолго до прихода тварей.       — Сколько ещё эльфов пострадало? — Король остановился, вглядываясь в серые глаза. — Элрофин, еще раз перечисли мне погибших! Всех, до единого. Я хочу слышать это.       Капитан стражи неуверенно глянул на Владыку, не зная, сорвётся ли тот снова.       — Орки добрались до покоев вашего советника — Глиэн погиб. Некоторые из них ворвались в лазарет: двадцать раненных воинов были вырезаны, некоторые так и не проснулись. Удалось выжить лишь спасённой девушке и немногим целительницам.       — А остальные?       — В первую очередь орки набросились на врачевательниц, — с трудом проговорил Элрофин, сильнее сжимая пальцы.       — Продолжай, — сухо ответил король, отворачиваясь.       — Отряд Фиара пострадал больше всех, остальные воины ранены.       — Что со слугами?       — Живы.       — Это всё?       — Да, Ваше Величество.       — Значит, — начал Трандуил, к которому вернулись трезвость и ясность ума, — они знали, куда идти и кого рубить. Теперь некому лечить мой народ, а самых сильных воинов стало на треть меньше. И в первую очередь они убили моего советника — одного из самых мудрых эльфов. Верно?       Элрофин кивнул.       — Тогда, — Трандуил подошёл вплотную к нему, говоря тихо и зло, — никто не должен ступить на земли моего королевства, так же, как и покидать. Я должен знать о каждом передвижении, о любых слухах, обо всём. Если хоть кто-то посмеет покинуть дворец без моего ведома — будет казнён.       — Ваше Величество…       — Я люблю свой народ, Элрофин, всю жизнь его оберегал и не перестану, и если для его безопасности придётся убивать — я убью. И не один раз, — король сделал ударение на последней фразе. — С сегодняшнего дня ты — мой советник, и все обязанности Глиэна ложатся на твои плечи.       — Но как же мой пост капитана стражи? Как бы я не хотел, я не успею уследить за всем.       — И не нужно. Теперь это забота Фиара.       — Фиар? — Элрофин переспросил, удивленно глядя на короля.       — Все знакомы с его скверным характером, — вздохнул король, — но более храброго и умного воина не найти во всем Лихолесье.       — Уверены ли вы в его верности, Ваше Величество?       — Я не единожды в ней убеждался, — отрезал Трандуил, никому не позволяя сомневаться в его выборе. — Стоит послать письмо в Имладрис: мне нужен мудрый совет Элронда и его целители. И пришли ко мне Фиара.       Новый советник кивнул, быстро поклонился и покинул Владыку.

***

      Гермиона сильнее прижала ладони к ушам, чтобы хоть немного заглушить звуки и успокоиться. Повсюду раздавались стоны раненых, крики боли и отчаяния. Они были настолько сильными, будто становились осязаемыми; холодными руками дотрагивались до груди и пережимали горло.       До этого дня Грейнджер не знала, что такое война. Не представляла, сколько ужаса и несчастий она может принести. Гермиона была ещё слишком юна и самонадеянна, чтобы оценить масштабы катастроф её мира, но в этом ощутила вкус разрушений на себе.       Плечо горело. Казалось, орк вгрызся до кости, но Линвен утверждала обратное. Впопыхах обработала рану, перевязала и запретила резкие движения. Голова кружилась, как после карусели, искажая действительность. Грейнджер смогла догадаться, что находится не в лазарете — помещение было меньше, душнее и холоднее, а каждую кровать прикрывали белые ширмы, в слабом свете казавшиеся кремовыми. Вокруг сновали эльфы, носились люди: она до сих пор не могла забыть белёсое лицо полненькой девушки, которая помогала переносить раненого.       Даже сквозь невыносимую боль, Гермиона всё ещё не потеряла способности мыслить. И первое, что пришло в голову: она навсегда потеряла магию. Безвозвратно. Оказывается, в родном мире волшебство давало о себе знать, а Грейнджер даже и не замечала. Оно теплой дымкой обволакивало тело, приклеивалось, словно вторая кожа, и всегда было готово защитить хозяйку. Теперь же Гермиона абсолютно беззащитна, и любая тварь могла запросто полакомиться ею.       Но потом пришла тошнота, и мысли с шумом разбежались. Чем больше думаешь, тем сильнее болит голова, — теперь Гермиона поняла краткое высказывание целительницы.       Обхватив голову, Грейнджер ненадолго задремала. Когда она проснулась, то суета поубавилась, редко пробегали девушки в окровавленных платьях, а свеча у тумбочки погасла. Гермиона хотела вернуться ко сну, но рядом разнёсся приглушенный стон, перешедший в кашель. Он не прекращался пару минут, и Грейнджер занервничала.       Вдруг кому-то нужна помощь? Даже такая элементарная, как подать воды?       Теперь послышался эльфийский шёпот, перебиваемый шуршанием простыней. Гермиона ждала, когда к больному подойдут, но целительницы куда-то пропали. Она не выдержала и, сев, вцепилась в спинку кровати, ожидая, когда мир обретёт более резкие очертания.       Вспомнив про отсутствующие костыли в последний момент, Гермиона с трудом доскакала к чужой кровати. Чуть ли не перевернув ширму, она упала на белое одеяло. Придерживая плечо, она взглянула на изголовье и невольно ахнула: перед ней лежал принц.       Сухие губы приоткрылись, волосы прилипли ко лбу, закрытые веки подрагивали, а обнажённая грудь часто приподнималась при тяжёлых вздохах; порой он срывался на хрипы — эльф с трудом дышал. Гермиона скользнула к ребрам, потом на бок, где виднелась повязка. На коже остались засохшие дорожки крови, а сама ткань была почти красной. Он дрожал от холода, и Грейнджер аккуратно накрыла эльфа пледом, который лежал на стуле.       Она не знала, как помочь принцу, и от этого сердце стучало быстрее. Хотелось облегчить его боль, отблагодарить за доброту и спасение, но как она может помочь?       Гермиона придвинулась ближе, неловко убрала волосы с его лба. В нос ударил лёгкий аромат трав и свежескошенной травы. Любимый запах волшебницы. Немного подумав, она придвинулась к макушке эльфа — именно его волосы так пахли — и снова ощутила пряный запах, так напоминающий о доме. Легко улыбнувшись, она отстранилась, и когда глянула на лицо принца, то голубые глаза внимательно смотрели на неё. От испуга Гермиона подпрыгнула и свалилась с кровати, потянув за собой несчастную ширму.       — Что же ты делаешь, глупая!       К ней подбежала та самая полная девушка и, подняв, усадила на стул. Поправила ширму и строго взглянула на Грейнджер.       — П-простите, — Гермиона потирала потревоженное плечо, — я не хотела создавать неприятностей. Просто рядом кто-то тяжело дышал, и я подумала, что нужна помощь, но никто не приходил, вот я и решила…       — Добрая ты душа, — тихо проговорила девушка, поправив рыжие кудри, — главное, он дышит, а остальное уже со временем излечится. Давай руку, я тебе помогу вернуться в кровать.       — А можно я останусь? — несмело глянула Гермиона на протянутую ладонь. — У меня очень кружится голова, но когда сижу, то лучше. Просто мне одной не по себе…       Девушка вздохнула, посмотрела по сторонам и молвила:       — Ладно, я принесу воды. Напоишь принца, если вдруг пить захочет, — и с последним словом она удалилась, поспешно зашагав.       Грейнджер поморщилась, когда плечо пронзила новая боль.       — Болит?       Гермиона застыла, несмело подняла глаза и посмотрела на эльфа. Она в ужасе вспомнила, что тот проснулся. Неловко улыбнулась, стараясь скрыть волнение.       — Несильно, Ваше Высочество.       — Леголас.       — Что? — Гермиона придвинулась ближе, ожидая, что ослышалась.       — Зови меня просто Леголас, — принц улыбнулся, — я не очень люблю все эти статусы.       — О, хорошо, — Грейнджер, осмелев, искренне ответила на улыбку эльфа. На секунду задержалась взглядом на усталом лице, разгорячённой коже, несмотря на холодный воздух, и глубоком порезе на щеке. — Мне бы очень хотелось сказать…       Полная девушка вернулась и поставила наполненный кувшин на тумбу с полотенцами. Кратко взглянула на обоих и отправилась по своим делам.       — Так вот, — Гермиона заправила волосы за ухо, — я хотела сказать вам большое спасибо за то, что… — она так и не смогла сформулировать конкретно за что, поэтому добавила: — За всё.       — Не за что, — просто ответил Леголас, рассматривая исхудалое лицо Грейнджер. — У тебя всё ещё осталась кровь на подбородке.       Гермиона вздрогнула от мысли о чужой крови на своем лице и, намочив полотенце, осторожно вытерла кожу. Отложив мокрую ткань в сторону, тихо проговорила:       — Я, наверное, к себе пойду…       И уже собралась встать, когда мягкий голос остановил её.       — Не уходи, — Гермиона удивлённо посмотрела, а Леголас еле заметно пожал плечами и сразу же поморщился от резкой боли: — Принцам тоже бывает не по себе.       Грейнджер грустно улыбнулась, вернулась на исходное положение и спросила:       — Что вы хотите послушать?       — Расскажи мне о лесе. О том, как шумят деревья у твоего дома, о том, что ты любишь. Всё, что хочешь.       Гермиона задумалась, придвинула стул ближе к кровати и начала рассказ о любимых созвездиях, о маме и шуме деревьев в Запретном лесу.