Марафон ненависти

— Вся моя жизнь — отстой, — простонал Тим, роняя лицо в ладони. — Беспросветная жопа. — Разве это не взаимосвязанные понятия? — спросил Кон с набитым ртом. Тим прожег его фигуру уничтожающим взглядом, шикнув. Коннер, пожав плечами, продолжил методично уничтожать йогурт, вальяжно восседая на барной стойке. — Он так бесится, потому что из-за внеплановой миссии в Централ-Сити пропустил игру «Сокс», — пояснила вошедшая Касс и, выслушав понимающее мычание со стороны Барта и Кона, припечатала с каменным лицом: — Он же у нас фанат хоккея. А я — истинное воплощение чуда из ныне существующих. Тим сдавленно зарычал, уткнувшись лицом в стол и стекая на стуле куда-то вниз. — Ну, ну. Успокойся, — Кассандра в заботливом жесте погладила его по волосам, — ты же Робин. Красный, — задумчиво поправила она себя, когда Дрейк развернулся к ней, характерно наморщив нос, изменив интонацию транслируемых звуков на более низкую. — Ты всех сделаешь. Всем глаза на жопы натянешь. — А почему с этим, ну, с инцидентом, или что там произошло в Централ-Сити, не стали разбираться Флэш и Зеленая стрела? Это ведь их район, — поинтересовался Барт, повиснув на дверном косяке бесполезной куче конечностей. — Флеш сломал ногу, — зевая, пояснила Касс, усаживаясь на стул и вольготно водружая ноги на стол прямо перед носом Тима. — Тим, дорогуша, не кисни — Кон отставил истерзанный стаканчик в сторону, соскальзывая на пол. Он подошел к Тиму со спины, наваливаясь на него и заставляя растечься по столу сильнее, чем до этого. — Кон, я, конечно, люблю тебя, и все такое, но в мои планы не в ходит умереть, будучи раздавленным хрен знает сколькими криптонианскими килограммами, — он подвигал плечами, намекая на то, что Коннеру лучше ретироваться до более лучших времен. — Хотя, сейчас я очень даже «за». — Боже, Тим, ты ведь не хочешь, чтобы при составлении твоей биографии в кандидаты Лиги Справедливости у тебя в анамнезе стояла графа, свидетельствующая о твоих проблемах с самооценкой? — манерно заботливым тоном поинтересовалась Кассандра. — Пташка. Тим резко вскинулся, заставляя Кона отскочить в сторону, и, прожигая всех ненавистным взглядом, прошипел: — Мне двадцать один год, я взрослый, самодостаточный человек, и никто, никто, в этом доме не будет называть меня пташкой. — Он грузно опустился обратно на стул, игнорируя клокотание со стороны Кона и Кассандры. — Ну вы и даете, — искренне восхитился Барт, отлипая от двери и направляясь к кофе машине. — Не всякому удается вразумить этого депрессивного хипстера. А у вас получилось. Я прям восхищен. — Спасибо. — Господи, разве можно испытать чувство сильнее, чем моя ненависть к вам? — Тим воздел руки к потолку в просящем жесте. — И это еще не предел.