Моя (не)идеальная жизнь

      Обычное утро и самый обычный дурацкий будний день. За окном солнце, и осень ещё хранит воспоминания о лете, но этот раздражающий писк будильника убивает надежду о том, что школа ещё не началась. Сама идея учиться чему-то новому и интересному мне нравилась, но посещать каждый день какое-то сомнительное заведение, где всем на тебя наплевать и потолок твоих знаний строится из проходных тестов, было удручающе. Не говоря уже о контингенте, который учился вместе со мной: абсолютно тупые, узколобые, не имеющие своего мнения роботы, иначе их и назвать нельзя.       — Дей, ты вставать собираешься? — за дверью заголосила мама, и мне пришлось нехотя подниматься. Я уже говорил, что ненавижу утро? Мои светлые волосы за ночь превращаются в воронье гнездо, и идея состричь их к чертям меня посещает всё чаще. Вообще, их длина была своего рода протестом или вызовом. Всё дело в том, что в моей школе положена форма, идеальная причёска среднестатистического ботана, наглаженная рубашка, вычищенные ботинки. Вот только я не намерен быть одним из стада баранов.       Наскоро надев мятые тёмно-синие джинсы, лежавшие грудой на полу рядом с кроватью, я стал раздирать волосы, попутно шипя и тихо матерясь. Руки уже рефлекторно сделали хвост, вот только длина волос была недостаточной, чтобы они полностью попали под резинку, поэтому часть лезла в глаза, а другая часть рассыпалась сзади свободным каскадом. На автопилоте мотнул головой, от чего волосы, что находились впереди, уложились в чёлку, закрывающую левый глаз.       Бегая по комнате с зубной щёткой во рту, я искал белую рубашку, которая нашлась под кроватью. Критично оглядев её, я подумал, что и так сойдёт. Ополоснув лицо и застегнув злосчастную вещь (при этом оставив две верхние пуговицы свободными), а рукава закатав до локтя, я подхватил сумку, снял с ручки галстук и вышел, наконец, из своей комнаты.       — Сынок, ты снова опаздываешь, — какой-то сокрушающийся тон у мамы.       — Ма, я уже не маленький! — я по привычке огрызнулся, схватил бутерброд и направился в коридор обуваться.       — Не забудь свой ланч, — мама протянула мне пакет. Не поднимая взгляда, на ощупь я взял его из её рук, тут спорить было бесполезно.       — Окей, окей, — едва я разогнулся после того, как зашнуровал кроссовки, эта женщина умудрилась чмокнуть меня в щёку.       — Мам, блин! Я же просил! — она по-детски рассмеялась и ничего не ответила. Женщины… мне вас не понять.       Выйдя на улицу, накинул галстук свободной петлёй на шею и побрёл в сторону школы. Всего лишь третий день учебы, а я умудрился уже дважды побывать в кабинете директора. Надеюсь, сегодня будет третий раз, и тогда будет КОМБО! На лицо вылезла довольная улыбка. По идее, я опаздываю, но как-то переходить на бег не хотелось, лучше уж я сокращу путь. Пару раз свернув, я шёл через подворотни, узкими тропинками между домами. Как правило, чтобы пройти через них, надо перелезть пару сетчатых заборов, один из которых уже остался позади. Запах был отвратительнейший, и утренний бутерброд настойчиво просился наружу.       — Мелкий, ты в курсе, что тебе сюда нельзя? — хриплый каркающий голос раздался из-за спины, оборачиваться желания не возникло, и я лишь немного прибавил шаг.       — А ну стой, выродок, за проход денег положено давать! — сзади раздался топот ног, отчего я перешёл на бег. Вот он, спасительный забор. С разбегу я запрыгнул на него и уже подтянулся, чтобы перелезть, но чужая рука мёртвой хваткой перехватила мою левую щиколотку и со всей силы дёрнула вниз. Руки скользнули по металлу, стягивая кожу и невольно разжимаясь; я рухнул на асфальт, а в голове будто произошёл взрыв — наверно, ударился затылком и, кажется, отключился…       Приглушённый подвальный свет и громкие голоса — вот первое, что я почувствовал, придя в себя. Тело болело и ныло, видимо, пролежал на холодном полу несколько часов, всё затекло и кололо. Когда я попытался пошевелить руками, резкой вспышкой для меня обнаружился факт того, что я связан по рукам и ногам. Паника нарастала, из лёгких будто выбили весь воздух, захотелось кричать, вот только рот не открывался. Всё было банально: галстук оказался свёрнутым и запихнутым мне в рот. Судорожные воспоминания того, как я сюда попал, отозвались пустотой. Слетев с забора, видимо, ударился и отключился, но какого чёрта меня связали и притащили сюда? Который сейчас час? Походу, я прогулял школу, родители меня точно убьют! Хаотичные мысли не давали сосредоточиться на том, что, возможно, я и не доживу до момента, когда меня будут линчевать родители.       — Убьём этого щенка, и дело с концом. Может, тогда Билли поймёт, что нужно отдавать долги, — голоса гнусаво заржали.       — Никогда бы не подумал, что нам сегодня так подфортит. Как говорится, на ловца и зверь бежит. По документам всё сходится, у молокососа с Билли даже один адрес, — снова этот отвратительный смех, заставляющий ежится от неприязни.       О чём они?! Билли — это мой отец, что ли? Долги? Да о чём вы вообще, это явная ошибка, надо просто сказать об этом. Вот только я никак не мог заставить себя издать хоть какой-нибудь звук, язык ватный и сухой, не может вытолкнуть ткань, мешающую говорить.       — У меня идея, Доук! Давай, запишем видео, как мы этому щенку выпускаем кишки, так сказать, чтобы показательно и наглядно было.       — Барни, ты мозг! Я пойду камеру найду, она вроде тут в коробках была, а ты нам чулки найди.       — Доук, я не педик, чтобы чулки одевать! — повисла долгая пауза.       — Придурок, на рожу себе наденешь чулок, чтобы не узнали тебя!       — А-а-а, ну так бы сразу и сказал, — он стал ещё что-то бубнить себе под нос.       Такой расклад мне совсем не понравился, и что-то подсказывало, что договориться с ними не получится, однако обрадовал факт того, что умом один из них явно не блистал. Я попытался сесть, но безуспешно, руки тоже не выпутать. Безысходность накатила новой волной. Вещи из моей школьной сумки были разбросаны по всему помещению, и почему я не взял сегодня с собой перочинный нож? Пока я разглядывал всё, что есть в комнате, в голове укрепилась мысль, что мне конец. Даже если освобожусь от верёвок, меня пристрелят, тут везде оружие, наверно, это их склад или штаб. Огнестрельным оружием я абсолютно не умею пользоваться, холодного же не вижу, и тут мой взгляд привлекла коробка с надписью «TNT». Кажется, так пишут на динамите.       Резкий рывок за волосы заставил меня вскрикнуть и выйти из своих собственных мыслей, я совсем потерял отморозков из виду.       — Гляди, он уже очухался, — от говорившего несло перегаром.       — Привяжи его пока к трубе, да покрепче, — раздался голос где-то в глубине комнаты.       Не выпуская моих волос, он притянул меня ближе к своему лицу, сердце готово было выбить рёбра. Он запыхтел и заёрзал, быстро дёрнув за мокрую ткань галстука, заставляя его выпасть из моего рта. Я рефлекторно закашлял, а к глазам подступили слёзы. Свободной рукой здоровяк подцепил мой подбородок, заставив смотреть ему в лицо.       — Глаза уж больно у тебя красивые. Голубые. Прямо как у бабы, — выдохнул он мне в лицо. На тот момент ничего уже не понимал, поэтому единственное, что я сделал, это харкнул ему в рожу.       — Выблядок! — удар последовал незамедлительно, точно в правую скулу, явно рассекая щеку и, кажется, выбивая зуб. Было больно. В его руке блеснул нож, и путы на руках были разрезаны одним росчерком. Меня швырнули к стене, наподдав напоследок ногой по рёбрам. Вокруг всё стало будто в тумане, и казалось, что вижу всё со стороны. Вот он отворачивается, чтобы взять новую верёвку и привязать меня, а вот я уже делаю рывок мимо него к коробке с надписью «Динамит». В следующем кадре он что-то выкрикивает и кидает в меня нож, попадает в руку, а я будто не обращаю внимания. Хватаю непослушными ладонями гранаты, всего три штуки. Вот он подбегает ко мне, но зубами дергаю чеку на одной из гранат, а теперь он кричит и бежит к своему подельнику. А я всё стою и стою с гранатой в руке — и, наконец, щелчок.       Я снова слышу все звуки, сердце ухает в груди, и, наконец, приходит осознание того, что сейчас всё рванет. Краски яркой палитрой заиграли, будто показывая, что я всё ещё жив, и я бросаю гранату, туда, где, как мне казалось, находились те двое. Шарахнуло так, что стены здания задрожали, штукатурка хлопьями посыпалась с потолка, а затем стало совсем тихо.       Что-то где-то капает, а я не шевелюсь, ноги будто примёрзли к полу. Жив. Будто заново учась ходить, двигаюсь вперед, заглядываю за стеллаж и вижу дырку в полу, точнее люк. Граната угодила точно в погреб, впервые за сегодня мне повезло. Аккуратно присев, я заглянул внутрь: два чёрных вывернутых наизнанку трупа были кусками разбросаны по всему маленькому помещению. Вся эта картина заворожила, и далеко не сразу я отвёл взгляд. Перед глазами всё поплыло, в голову лезли картинки того, как всё могло произойти. Угоди я гранатой не в люк, меня бы по кускам потом не собрали. И вообще, о чём я думал, когда кинулся к коробке с динамитом? Ведь динамит имеет фитиль и должен поджигаться, а огня у меня не было, выходит, повезло во второй раз. Мне срочно надо на воздух. Краем глаза я уловил нечто большое и серое, явно напоминающее выход. Рванув со всей скорости, на которую был способен, распахиваю дверь, и… бутерброд, наконец, покинул моё тело, расплывшись месивом на асфальте.       Звуки полицейской сирены резанули по слуху, а ведь я убил двух людей. «Чёрт, жестоко убил двух людей, мне кранты, бежать…» — примерно так сработал мой мозг, и единственное место, куда может отправиться ребёнок в такой ситуации — это дом. Выйти на главную улицу я не мог, слишком был напуган, пришлось идти подворотнями, хорошо хоть в этот раз никто не попадался. По пути домой моя рука, наконец, распрощалась с ножом, который торчал уродливым окровавленным куском металла всё это время. Холодное оружие трофеем отправилось в задний карман джинсов. Неизвестно почему, но здоровая рука упрямо продолжала сжимать две оставшиеся гранаты. Мне адски больно, одна нога подволакивается, совсем не чувствую правую половину лица, рука, в которой был нож, плетью весит вдоль тела. Жалость к самому себе заставляет практически рыдать в голос. Им нужен был Билли, а моего отца зовут Вильгельм Трюмпер. Конечно, можно так сократить имя, чтобы от него осталось такое прозвище, но мой отец не такой! У нас в семье всегда был достаток, он работает в солидной фирме вместе с мамой. Счастью не было конца, когда, наконец, показался дом. Меня даже не смутила чёрная машина, припаркованная около входа.       На всех парах я распахнул дверь и увидел трёх незнакомых людей в тёмной одежде. Безграничное счастье на моём лице медленно сменяется вселенским ужасом. Как в замедленной съёмке, они поворачиваются ко мне, и это явно не свидетели Иеговы. Меня будто ледяным душем обдало, ещё немного, и, наверно, я бы грохнулся в обморок. Из кухни появился отец и лишь окинул меня взглядом:       — Иди к себе в комнату, позже поговорим. А вы, господа, пройдёмте в гостиную, — и он пошёл первым, явно увлекая их за собой. Трое людей бесшумной тенью последовали за ним, и только человек с чёрно-красными глазами задержал на мне взгляд дольше остальных. Или мне показалось?       Повинуясь словам отца, я на автопилоте поднялся в свою комнату, закрывая дверь на ключ и почему-то садясь на пол, и уставился на замочную скважину. Что-то липкое и тошнотворное расползается по телу, мозг окончательно перестаёт работать, и я отдаюсь во власть слуха. Снизу доносится незнакомый язык, похожий на итальянский. Странно слышать его из уст моего отца, он вроде вообще не говорит на другом языке. Голос матери звучит звонко и хлёстко, непривычно, никогда не слышал таких интонаций. Что-то падает и разбивается, и тут же раздаются выстрелы, разряд тока прошёл по всему телу, глаза распахнулись ещё шире, но я всё ещё ничего не видел перед собой. Ещё выстрел, с грохотом падает нечто тяжёлое, хриплый крик отца, и снова выстрел. Быстрые шаги наверх по лестнице, топот нескольких пар ног повторяет этот манёвр, дверная ручка судорожно дёргается, но дверь заперта на ключ. Пронзительный крик матери режет слух, и по моим щекам текут слёзы, тело же будто парализовано. Громкий выстрел, и тело падает рядом с дверью. Меня снова рвёт непонятной слизью и желчью.       Дверь слетает с петель от мощного удара ногой чужака, тело матери лежит на полу с широко раскрытыми глазами, точно в середине лба совсем крохотное кровоточащие отверстие. Страха больше нет, я даже не дёрнулся.       — Итти, тут только молокосос, — дуло пистолета смотрело точно на меня. Огромный парень, ростом под два метра, со странной сероватой кожей и татуировками, корпусом повернулся к тому красноглазому парню.       — Кисаме, ещё раз исковеркаешь моё имя, и я выбью тебе зубы, — абсолютно беззлобно и безэмоционально произнёс красноглазый, и отчего-то захотелось поверить ему на слово.       — Мне вас долго ждать? — голос дрогнул, и я кашлянул, привлекая ещё больше внимания к своей персоне.       — Ты глянь, щенок обделался, но продолжает скалить зубы, — глухой хохот прокатился по комнате.       — У тебя напрочь отсутствуют манеры, — в проёме показался шатен невысокого роста с жутким акцентом. — Кисаме, убери свою игрушку, не видишь, ребёнок испугался, — цепкий оценивающий взгляд шатена пробежался по комнате и остановился на моём лице. Между тем высокий парень нехотя убрал ствол себе за пояс.       — Сасори, ты вроде собирался идти в машину, — брюнет перевёл взгляд с меня на мелкого паренька.       — Я передумал, — шатен не удостоил взглядом красноглазого.       — Какого чёрта вы вообще здесь ошиваетесь, вроде, всё, что хотели, сделали, так проваливайте! — голос хрипел и явно не слушался, переходя на жалкий писк. Как по команде, все трое «гостей» уставились на меня, будто вообще впервые меня увидели. Красноглазый шагнул вперёд, его никто не планировал останавливать.       — Ты слишком много болтаешь для того, кто скоро умрёт, — его глаза выворачивали душу наизнанку, но я лишь рассмеялся, эмоции выплёскивались абсолютно неправильно.       — Вы сдохнете вместе со мной! — спокойный тон и такая маниакальная улыбка, абсолютно не сочетающаяся с ещё детским лицом, а тем временем палец нащупал чеку от гранаты.       — Чего ты хочешь? — ох, узнаю этот тон, примерно так ещё вчера со мной разговаривал директор в своём кабинете, ты мне уже не нравишься.       — Убирайтесь отсюда, — эту фразу я почти выплюнул, сознание красочно дорисовало разорванные на куски трупы, что ещё недавно были созданы мной, как произведение искусства, в память того, что я ещё жив. Мне хватит сил повторить такое и с этими типами.       — Так прогони! Или ты можешь только сидеть и скулить? — это что, вызов или провокация? Да я тебя по стенке размажу и глаза твои красные в банке заспиртую. Я снова захохотал.       — Итачи, он, походу, двинулся, — здоровяк покрутил пальцем у виска, шатен расплылся в улыбке. Злость застилала глаза, я просто разнесу тут всё, и тогда всё наладится, это просто сон, точно… сон. А я главный герой.       — Один на один, — сорвалось у меня с языка, наши взгляды, казалось, схлестнулись клинками, а в ушах зазвенело. Он выпрямился, здоровяк, кажется, смеялся в голос, но от сильного напряжения и пульсации висков я больше не различал звуков. «Иди сюда», — прочитал я по губам и, будто по команде, сделал рывок вперёд. В моей руке мелькнуло лезвие злосчастного ножа, брюнет, казалось, не двигался, но ни один из моих ударов не попадал по цели, злость заставляла делать слишком широкие росчерки, слишком неуклюжие шаги. В конце концов, ему это, видимо, надоело. Одно быстрое движение и моё запястье с хрустом выворачивается под неестественным углом, я падаю перед ним на колени, а этот ублюдок продолжает держать мою кисть. Проклятья нескончаемым потоком слетали у меня с языка.       — Это даже как-то печально, — без тени грусти сказал шатен.       — Очень жаль, — эхом отозвался брюнет, его хватка ослабла, и моя рука безвольно упала на пол. — Кисамэ, заканчивай с ним, — красноглазый повернулся ко мне спиной. Одна эмоция захлестнула меня полностью, заставляя гореть изнутри. Просто стало стыдно, будто я не оправдал возложенных на меня надежд. Согнувшись на полу, я припал лбом к паркету. Щелчок предохранителя пистолета и ещё один металлический скрежет добавился к этому звуку, вот я слышу чей-то шаг. Второй раз за сегодня меня дёргают за волосы, заставляя поднимать голову, ну что ж, смотри. В моей улыбке во все тридцать два зуба была зажата чека, граната же лежала на полу, прямо между нами. Я зажмурился, как жмурятся коты на солнце. Его взгляд был красноречивее слов. О чём тут говорить, я умею удивлять. Яркая вспышка… и пустота.