Ложь – пагубная привычка: стоит только однажды научиться, и тут же начинаешь лукавить даже наедине с самим собой. Макс Фрай
Юки уже устала бояться. Кто бы ей что не говорил, Инахо - Инахо, её серьезный маленький Нао - это её младший брат. Младший брат, которому только-только должно исполниться восемнадцать лет! Война уже закончилась - так какого же черта они не отпускают его! Сейчас он должен готовиться поступать в университет, допозна гулять с друзьями, встретить чудесную девушку - а не сидеть ночами над треклятыми документами и планами. От запаха кофе у нее начинает болеть голова - Нао пьет его слишком часто. - Я дома, Юки, - Он смотрит на нее устало и чуть расфокусировано. Юки подходит к нему и заставляет уткнуться лбом в ее плечо, ее руки гладят темную макушку. От него удушающе пахнет кофе и войной - и Юки едва не плачет от отчаяния. Он такой маленький и теплый в ее объятьях - как и два, и три, и десять лет назад. Она почти забывается - но вдруг чувствует влагу на своей рубашке. Юки удивленно смотрит на свое плечо - по ткани под левым глазом Инахо ползет темное багровое пятно. Юки вскрикивает и, обнимая ладонями мягкий овал лица брата, с ужасом смотрит, как из глаза тонкой змейкой струится алая кровь. Инахо неловко и лживо улыбается уголком губ и резко обмякает в ее руках. *** Юки устала ждать его на жестких больничных стульях. Она гладит бледную руку, нервно-устало вслушиваясь в ровный писк мониторов, смотрит на бледное и какое-то мертвенно-спокойное лицо брата. Аналитический механизм был изъят несколько часов назад - но Юки совершенно от этого не легче и она тихо плачет на опостылевшем больничном стуле. Неужели так сложно просто оставить его в покое?! "Даже без аналитического механизма Кайдзука-младший является ценной боевой единицей и незаменимым стратегическим оружием" - Юки истерически усмехается: Инахо - оружие? Ее маленький брат, который без звука сносил все издевательства над ним, беззащитно прижимаясь к Юки - оружие? Она задушено всхлипывает. Свой день рожденья Инахо встречает в больничных стенах. *** - Он мне больше не нужен, в нем нет необходимости,- Инахо врет ему прямо в глаза - Слейн фыркает через зубы. Он уже давно научился читать ложь Инахо. Бледная кожа, заострившиеся скулы, карман оттопыривает коробка с лекарствами - на все один ответ: "Все хорошо" От этого словосочетания хочется выть. Кипучая энергия Слейна заперта в четырех стенах, она жрёт его изнутри. Троярду физически больно от его бездействия - и он выливает все в редкие встречи, захлёбываясь болезненно-весёлой злостью напополам с отчаяньем. Ему до безумия хочется сорвать, сцарапать алебастровую маску лживого спокойствия, заглянуть в растерзанную душу и сравнить с клочками своей - такие же или разорвало мельче? Они оба такие разбитые, что ни одним рукам не склеить воедино. Слейн ненавидит и любит Инахо - искренне и чисто, как любят только маленькие дети и заклятые враги. Эй, девушка с золотыми косами, где твои птицы? Одной ты подрезала крылья и посадила в клетку, вторую оставила где-то далеко позади. Принцесса, ты так бессердечно-жестока в своем милосердии. *** "Все в порядке" - ложь, ложь, ложь. Все-не-в-порядке, весь мир переворачивается с каждым ударом сердца. В этом мире надо лгать-лгать-лгать, надо обманывать так искусно, чтобы самому поверить, что мир не катится в бездну, что это хрупкое перемирие - не самообман чистой воды. Порой Инахо кажется, что он научился это делать - и тут же наполненные болью янтарные глаза Юки, насмешливо-голодные взгляды Троярда напоминают: Ни черта ты не научился. - Пожалуйста, береги себя,- Просит Юки. - Не остановишься - сгоришь как спичка,- хмурится Слейн. Они никогда не верят ему - и правильно делают. Порой Инахо и сам себе не верит. Он берет все больше и больше заданий, пытаясь удерживать тот хрупкий мир девушки, которая смотрела на птиц, чье имя он не хотел бы вспоминать никогда - от ее милосердия пахнет приторно-сладкими духами и кровью, пахнет тюремной чистотой и начинающимся безумством. Инахо горит-горит-горит в собственной лжи, пытаясь вытащить второго из его трясины безумия, и ему порой становится интересно - на сколько его еще хватит? *** Юки находит его заснувшим за столом над недочитанным документом - даже во сне он напряжен до дрожи. Она накидывает на него плед - теплый-теплый - и уходит, явственно ощущая ненавистный запах кофе. На кухне она заваривает чай и некоторое время просто сидит, пока горький запах не выветривается терпким травяным. Порой ей кажется, что для Инахо было бы лучше, если бы он никогда не встречал Ассейлам. Юки уже почти ненавидит ее. Она знает, куда уезжает Инахо каждый вторник, она знает о том, с кем встречается там ее брат - и вместо гнева чувствует горечь. Быть заточенным навечно - не хуже ли это смерти? "С одним она дружила, второго любила, за третьего вышла замуж" Юки думает о том, сколько еще протянут оба. Она пытается хранить покой Инахо, Инахо держит на маленьких плечах покой всего ложного мира, Слейн шлет к черту весь этот покой, пресыщенный им без меры. Иногда Нао смотрит на неё так, словно она - единственная константа в уравнении мира, полном переменных. Кайдзука горько усмехается - её единственной константой всегда был младший брат. Но если ему нужна опора - она всегда будет рядом. Даже если весь мир будет падать в бездну и разбиваться на септиллионы осколков - Юки будет рядом. И - как ей кажется - она будет не одна. *** Когда Слейн смотрит в единственный глаз Инахо - он видит войну. Когда Слейн смотрит на дрожащие от напряжения пальцы - он видит войну. И даже когда он просто видит силуэт Кайдзуки - он тоже видит войну. Война в облике человека приносит на себе новые шрамы, война приносит ему маленькие контейнеры с едой, война позволяет ему изливать на него свой гнев и свою невысказанную любовь, скрытую за злостью. Но всё своё Инахо прячет за тысячами замков, скрывает от него, и только где-то в глубине темного глаза плещется горечь и болезненная покорность - Троярду хочется выдрать её зубами. Он точно знает, что уже сходит с ума - боль грызет его изнутри, глодает внутренности. Он практически с волчьей тоской смотрит наружу и жадно ловит отблески внешнего мира от приходящего Инахо. Он точно знает-знает-знает, что мир падает вниз по наклонной - рыцари никогда не забудут свою гордыню, земляне никогда не забудут своих погибших. И последний стержень этого агонизируещего мира он видит перед собой каждую неделю - а порой чаще. Во взгляде Инахо - немая просьба. "Останови меня" *** Инахо жмется к Юки, как к последнему оплоту, как к груди матери, которую он никогда не знал. Ему жутко хочется плакать - слезы жгут расплавленным золотом веки, пустая глазница пульсирует пожаром, сердце горит. Она обнимает его как в детстве, когда он, слабый, в немой тоске прижимался к ней, весь израненный. Те царапины было залечить легко, сейчас шрамы рвут внутренности, заставляя харкать кровью. Инахо хочется бросить все - и посмотреть, как на хрустальные осколки рассыпаются мечты девочки-с-чайками. Ассейлам дотянула до последнего сказку про счастливый мир - и теперь скоро все нити лопнут. Он чувствует наступление новой войны, как зверь чувствует кровавый след в ночи. Юки коротко целует его в лоб и натягивает на него куртку. - Иди. Инахо вскидывает непонимающий, больной взгляд. - К нему. Быстро. Инахо быстро обнимает её, чувствуя слабый запах чая, и выбегает в ночь. *** Слейн чувствует, как лопаются нити мира - беспокойные взгляды охранников, их бесконечные разговоры, краем уха услышанные передачи по радио. Он лежит в тишине и слышит тугие пустые звуки порванных струн. Сегодня даже нет привычного добродушно-сонного охранника - еще одна струна лопается. И ждёт. Инахо не заставляет его ждать. Он растрепанный, болезненно-бледный и до безумия красивый. Слейн раскидывает руки.Ты не думай, щурясь просто из-под выпрямленных дуг. Иди сюда, иди на перекресток моих больших и неуклюжих рук.
Инахо медленно, как на заклание, идет к нему. Слейн чувствует, как воздух дрожит от боли. Темная макушка так бесконечно правильно смотрится на его груди. Троярд запускает руки под растянутую футболку - он даже не знал, что у Кайдзуки есть такая неправильно-домашне-уютная вещь. Они неумело целуются - их некому было научить, их обоих страстно целовала только война - Слейн уже давно забыл вкус губ Лемрины и давно не помнил прикосновения Ассейлам. Он дергает ремень Инахо вниз - Кайдзука дрожит, его щеку расчерчивает соленая дорожка. Когда Троярд берет его прямо на тюремной постели, он ломается - и плачет по-настоящему. Слейн и сам плачет, вжимаясь между острых лопаток - от того, как-же-все-сейчас-правильно. Рассвет встречает их пустыми и абсолютно, невероятно, нереально счастливыми. Мир рассыпается хрустальным кружевом, последняя струна с последним глухим стоном лопается. Небо падает.