Версия 41.2

      Расставаться с любимыми больно. Ещё больнее постоянно думать о возможной разлуке. О моменте, когда в последний раз держишь человека за руку, слышишь его голос и видишь его улыбку. Кому-то дан срок, кто-то не знает прощальной даты и находится в постоянном страхе перед неизвестностью. Кому из них повезло больше — решать не нам. Мы лишь сторонние наблюдатели, пока это не случится с нами.       У Кая было четыре дня. Четыре дня не истраченных слов и эмоций, не сказанных слов и упущенных возможностей. Он боялся не успеть. Не успеть взять Сехуна за руку и посмотреть ему в глаза.       Кап-кап.       Наполнившись достаточно, чтоб отяжелеть и упасть, прозрачная капля оставила за собой едва заметный влажный след на коже Сехуна. Мокрые волосы острыми прядями падали на глаза, и светлая кожа парня казалась ещё белее с новым цветом волос.       Перед Чонином сидел человек, которым уже давно стал Хун. Чёрный цвет дарил ему то, на что предыдущего цвета уже не хватало. Светлые волосы создавали слишком лёгкий и невинный образ наивного мальчика. Он поменялся. Белый лучше всех собирает чёрный цвет, и Сехун его впитал под кожу. Впитал его вместе с людскими чувствами, событиями, грехами и радостями. Собрал в себе всевозможные цвета и стал человеком.       Несмотря на все изменения, что случились с О, для Кая он не изменился. Сехун стал собой. Стал больше, чем просто какое-то научное достижение. Если бы только это была другая вселенная, где они оба обычные студенты какого-нибудь второсортного вуза с надменными, но пустыми преподавателями и шумными, но близкими друзьями. Чонин бы хотел этого. Познакомиться с Сехуном на выходе из здания университета. Столкнуться в дверях. Он бы спросил его, не встречались ли они когда-либо до этого. Хун бы улыбнулся и покачал головой. Было бы тогда им проще держать друг друга за руки? Не зная точного количества отмеренных им дней.       Пальцы Кая осторожно коснулись тёмной пряди прямо над бровью Сехуна. Он сжал её, и по коже пробежала капля. Слабая. Недостаточно полная, чтоб тишину нарушил очередной “кап”.       Сехун сидел на бортике ванны, не осмеливаясь посмотреть на нового себя в зеркале. Он поднял глаза на стоящего рядом Чонина и замер. Хун никогда не видел во взгляде парня такую вязкую тоску. Тоску, не отражающую ничего вокруг. Только поглощающую и серую, как болото. — Тебе идёт этот цвет, — заговорил первым Чонин. — Покажешь? — поднялся со своего места Хун, становясь одного роста с Каем.       Вопрос новоиспечённого брюнета застал Кима врасплох. Он не понял, что парень имел в виду, пока Сех не взял ладонь Чонина и не накрыл ей свои глаза. Ему было важно, чтоб именно Кай стал тем, кто откроет ему дверь в новую жизнь. Пусть это просто была причёска. Для них время, проведённое вдвоём, — даже в простом отражении зеркала — уже являлось чем-то ценным, что они не могли потерять.       От тёплой ладони Чонина пахло кокосовым маслом. Сехуну нравился этот запах. Уголки губ сами чуть поднялись, и О увидел себя в зеркале с чёрными, как те сны, что ему снятся, волосами и лёгкой улыбкой, которую подарил ему Кай. Одним своим присутствием.       Их взгляды столкнулись. Они молча смотрели на отражения друг друга. В этом простом моменте было что-то особенное для них двоих. Что-то интимное.       Сообщение от Чанёля пришло ближе к полуночи, в нём значилось простое “отдыхайте завтра, оставьте всё на нас”. Всё потому, что Бэкхён рассказал, с каким взглядом Чонин смотрит на Сехуна.       Это было уже в квартире Пака, когда вернувшийся из душа Бён поцеловал парня в висок и сел рядом с ним на кровать. Погружённый в общение с Ченом Чанёль не сразу заметил его возвращение, поэтому очень удивился, когда почувствовал чьё-то тепло рядом. — А, ты уже всё? — отложил телефон Пак и накрыл своего парня одеялом. — Мы обсуждали с Чондэ план завтрашнего дня. Он предложил проследить за этим Ким…       Чанёль не успел договорить, мягкие губы Бэкхёна не позволили. День уже подходил к концу, но Пак всё никак не мог даже на секунду отвлечься от этой работы. У них у всех были причины переживать и бояться. Бэк просто хотел помочь парню отдохнуть и выдохнуть. Хоть на несколько часов. — Ты заметил, как изменился Чонин? — тема неожиданно сменилась, даже не успев толком начаться.       Выдохнув и устроившись на кровати поудобнее, Чанёль уместил ладонь на талии Бэкхёна. — Что ты имеешь в виду? Что он больше меня не ненавидит?       Бён лишь закатил глаза на реплику своего парня и чуть ударил его в плечо. Его бесило, когда всезнающий Пак делал вид, что у него напрочь отсутствует мозг. — Он стал другим после встречи с Сехуном. Смотрит на него так же, как ты смотрел на меня в школе, — в темноте Чан не видел улыбки Бэка, он слышал её в его голосе.       То, что было между Сехуном и Чонином нельзя точно описать или увидеть, это можно только почувствовать. Чанёлю удалось уловить это в самый первый день. В день, когда переступив через свою гордость, ненавидевший его Кай сам пришёл с просьбой. Он бы никогда не поступил так, зная, что с человеком у них совершенно разные пути. Уже тогда Чонин на подсознательном уровне чувствовал, как нужно поступать. И делал всё правильно.       Тот поцелуй Кая и Чанёля в старой квартире был нужен обоим, чтоб перевернуть измученную страницу и начать новую жизнь с другими людьми. Тогда прошлые они умерли, стёрлись из памяти, остались там, куда нет возврата. Чанёль смог открыться Бэкхёну, и Чонин позволил Сехуну стать важной частью его жизни.       Заметил ли Пак, когда эти двое влюбились друг в друга? Нет. И они тоже не заметили. Это происходило плавно, шаг за шагом. И случилось, как что-то само собой разумеющееся. Без драмы, без истерик. Как наступает новый день, так и Чонин полюбил Сехуна. Как луна появляется на небе, так и Сехун полюбил Чонина в ответ. — Я бы хотел, чтоб у них всё было проще. Кай не заслуживает постоянно обжигаться, — совсем тихо произнёс Чанёль, и Бэкхён едва заметно кивнул.       В голову обоим пришла одна и та же идея, и именно Бён решил её озвучить. — Давай дадим им возможность побыть вдвоём? Никто не знает, что случится через четыре дня, зато завтра они смогут сказать друг другу то, что чувствуют. Им это нужно.       В спальне темно. Хун целует спящего Чонина в висок и поднимается с кровати. Он не понимает, тепло ему или холодно, набрасывает на плечи лёгкий плед больше по привычке, и выходит из комнаты. В груди неприятно зудит, и Сех не может избавиться от этого чувства. Возможно, так люди испытывают волнение перед какими-то событиями, а может, всё гораздо проще — он сломался. Ведь Сехун, как бы он ни старался, не человек. Он машина. Извращённая фантазия учёных, которым захотелось поиграть в богов.       Решение позвонить Тао возникает спонтанно. О даже не замечает этого, пока друг не берёт трубку. В голосе Цзы ни капли сна, только осторожность. Он не хочет, чтоб Ифань случайно услышал их разговор. Сехун его понимает. Чонину тоже не нужно знать. Так будет лучше для всех.       Возвращается брюнет в кровать уже под утро. Носом утыкается в шею Кима и тяжело вздыхает. Родной запах согревает, глушит тревогу и убаюкивает, даря надежду на лучшее будущее. И самое важное будущее для них — это наступающий день, который обещает быть особенным. Хун сделает его таким для Чонина. — Доброе утро, — тихий голос Кая над ухом, и Хун неосознанно улыбается ещё в своём чёрном сне, но уже на пути к пробуждению.       Оба стараются не говорить о том, сколько дней у них остаётся. Они по очереди принимают душ, умываются и встречаются уже за столом на кухне, полностью готовые провести этот важный выходной только вдвоём. — Почему Минсок тебя не взял бариста? Ты готовишь просто потрясающий кофе, — делает комплимент Сехун и умирает в тысячный раз от смущённой улыбки Кая.       Парень неловко почёсывает затылок и смотрит в кружку: он не привык получать такие приятные слова в свой адрес, раньше некому было говорить ему что-то подобное. — Минсок может убить за свою кофемашину, — серьёзно отвечает Чонин и качает головой, — кара его страшна. Никогда не провоцируй ни Мина, ни Чена. Второй тоже тот ещё кадр. Они друг друга стоят.       Сехун засмеялся. Он вспомнил, как Сюмин отреагировал на Чена, когда тот только появился на пороге их кофейни. Мин вообще должен быть счастлив, что такой красавчик забрал его к себе на территорию. Интересно, как у них там дела?       Размышления о парочке пришлось прервать. Кай возмущённо посмотрел на почти полную тарелку Сехуна: за болтовнёй тот даже не прикоснулся к еде. Что бы там ни было, даже машины должны питаться, особенно если они не воспринимаются таковыми. Чонин не собирался давать поблажки брюнету просто за то, что он не такой, как все.       В их планах была прогулка. Кай знал, что походами по музеям и театрам Сехуна не удивить. Ему куда важнее было остаться наедине с человеком, информация о котором не была загружена в его мозг, а поступала, непосредственно, от самого Кая. Его голос, его эмоции, огонёк в глазах — всё было важнее, ценнее и роднее, чем что-либо ещё.       Чонин привёл Сехуна на свой любимый мост. Тот самый, на котором по счастливой случайности он познакомился с Бэкхёном. Кай приходил сюда раньше, до этого дня. Он приходил, чтоб окутать себя воспоминаниям. Но сейчас он пришёл сюда, чтоб запомнить.       День снова окрашивается глубокими серыми оттенками, как несколько лет назад. Всё вокруг вязкое, неторопливое, даже спешащие куда-то машины сливаются в одну полоску цвета тоскливого неба.       Сехун молчит. Он смотрит куда-то вдаль, погружённый в свои мысли. Кай стоит рядом. Он не хочет думать. Совершенно ни о чём.       Оба так бы и простояли, каждый в своих мыслях, если бы Сехун не решил начать разговор. — Ты хоть раз задумывался о том, насколько свободен ветер? — тихо прошептал парень, смотря куда-то вдаль, где о берег плескалась худая река. — Я чувствую, как он дышит, как он зовёт меня летать вместе с ним.       На губах Сехуна промелькнула едва заметная и немного сумасшедшая улыбка. Он словно озвучил сейчас что-то глубоко сокровенное, что хранилось где-то в остатках человеческой души. — Почему нас сделали бессмертными, а летать не научили? — спросил брюнет, ожидая, что ветер подхватит его вопрос, унося далеко вдаль, где найдётся кто-то, кто сможет на него ответить.       Ни река, ни ветер — ничто не интересовало Чонина. Он смотрел только на Сехуна. Тот мальчишка. Немного напуганный, ослабевший, совершенно незнакомый мальчишка со светлыми волосами словно стоял рядом. Едва заметной тенью держался за того юношу, которым Сехун стал. Кай помнит его и хочет запомнить таким навсегда. — Ты тогда порезал себе вены, чтоб показать, кто ты, — хмыкнул Ким, проваливаясь в свои воспоминания, — я жутко перепугался, но мне нельзя было этого показывать. В моём доме находился чужак, которого нельзя было убить. Почему я решил ему помочь? Зачем рискнул всем и вернулся туда, куда не хотел? Ради чего это всё?       Всё это время Кай смотрел куда-то за Сехуна, разговаривал с его тенью. Эти вопросы так давно роились в его голове, ожидая своей очереди быть заданными. Теперь они нашли свою цель. — Зачем я поддался? — твёрдый вопрос, адресованный точно брюнету.       Кай посмотрел на Сехуна. Сехун смотрел в ответ, не зная, что ответить. — Они создали искусственного человека. Хотели обмануть смерть, создать робота без чувств и эмоций. Пустышку, которых много даже среди настоящих людей. И у них получилось. Это тело, — Ким приложил ладонь к груди Хуна, — ненастоящее. Чудо науки, не более. Просто сосуд.       Сехун замер, боясь сделать вдох. Он смотрел на Чонина, ловил каждое его слово, и грудью ощущал тепло чужой ладони. — Лишь то, что внутри этого сосуда невозможно подделать. Ты создал себя сам. Создал удивительного, ни на кого не похожего человека, — Кай выдержал паузу, собираясь с мыслями и нервно ломая пальцы, — человека, которого, наверное, впервые в жизни мне удалось полюбить.       Удар сердца.       За ним ещё один.       Чем быстрее билось сердце, тем медленнее становился мир вокруг. Медленнее. Медленнее. Пока совсем не остановился. Машины на фоне исчезли, словно их никогда и не было. Напротив Сехуна был только Кай. Самый важный человек, самый родной. И именно он сейчас признавался О в любви.       Холодные руки брюнета обхватили ладонь Чонина. Хун боялся посмотреть ему в глаза. Боялся, потому что знал — этот взгляд дороже его жизни, дороже мира, в котором они живут, дороже даже тех дней, которые у них остались. — Ты прав. Они не научили летать моё тело, — едва слышно произносит Сехун, проводя большим пальцем по линии жизни Чонина, — зато ты научил летать мою душу.       Во всём этом было что-то правильное, что-то нужное им обоим. Их отношения не из той вселенной, где всё понятно и легко. Но другой доли для себя они и не просили. Пока чужие губы касались кожи, шептали ускользающую от понимания чепуху и растягивались в нежной улыбке, остальное не имело никакого значения.       Раньше Сехун готов был поспорить, что его тело предназначено только для борьбы. Быстрая регенерация, выносливость, сила — всё говорило о том, что оно слишком твёрдое и непоколебимое. Этим вечером Чонин доказал ему обратное. Доказал, что каждая клеточка этой искусственной кожи может таять, плавиться, словно тянуться к новым и новым ласкам Кима.       Сехун запоминал. Впитывал в себя даже едва различимые прикосновения, хотел оставить их на своём теле, выжечь. Он боялся остановиться, боялся даже открыть глаза — вдруг Кай исчезнет, и всепоглощающее удовольствие и счастье сменит жгучая пустота в груди. Острая боль, с которой Сехун никогда не сможет больше существовать. — У тебя все засосы моментально исчезают, — тихо смеётся Кай, в очередной раз пытаясь оставить метку.       О фыркает на замечание старшего и уже в следующее мгновение укладывает его на лопатки, нависая сверху. Им обоим нравится играть друг с другом, дразниться. Сколько всего нового они узнали за один только вечер вдвоём.       Острые зубы Хуна смыкаются над ключицей Чонина, и парень сдавленно стонет, чуть ударяя брюнета по плечу. Неприятное болезненное чувство быстро расходится по венам, проникает в кипящую кровь и становится чистым удовольствием. Даже дышать становится тяжело. — Зато мой след останется с тобой надолго, — как-то слишком довольно тянет Сехун, проводя кончиком языка по краснеющему следу от укуса, и Чонин в очередной раз хочет просто умереть, чтоб воскреснуть рядом с таким О.

***

      Чондэ орёт благим матом, когда горячий кофе льётся ему за шиворот. Предупреждали же его — нельзя поить Сюмина неправильным кофе. Не послушался. Поплатился. — Итак, делись, что ты нашёл? — совершенно равнодушно спрашивает рыжий, выбрасывая кружку в мусорное ведро.       Засовывая в рубашку куски льда и молясь всем богам, чтоб не было ожогов, Чен посмотрел на парня ошалевшим взглядом. Он не мог понять, когда так накосячил, что на его пути появилось именно это исчадие ада. — Сначала ты отказываешься идти со мной на свидание, потом выливаешь на меня кофе, а теперь требуешь какой-то информации? Объявлю тебя предателем, и будешь знать, как себя вести! — Чен уже закипал от злости и несправедливости, а Сюмину было абсолютно плевать. — Твой кофе — отстой, слизывай его с пола. — Сам ты отстой! — выкрикнул в ответ Чондэ. — Дай мне информацию! — заорал ещё громче Минсок. — Я узнал, чей это телефон! — всё-таки сдался Чен, пытаясь перекричать рыжего. — Чей? — Сюмину даже нравилось вот так просто орать. — Какого-то Лухана!       Вместо очередного крика изо рта Мина вышло только едва слышное “что?”, его ноги задрожали, и парень рухнул на диван, что стоял рядом. Перед глазами замелькали картинки. Воспоминания о днях, когда Лухан работал в его кафе. Он сдружился с Сехуном. На него напали, избили. Потом он просто ушёл. Не задавая вопросов, скрылся из их жизни. Всё это было для того, чтоб разузнать больше о них? О Сехуне? Как много он получил?       Вопросы гудели в голове, Минсок потребовал сейчас же рассказать обо всём Чанёлю. Чондэ ничего не понимал, но противиться боялся. Он сразу понял, что за этим именем что-то стоит, и они сдвинулись с мёртвой точки. Вот только неизвестно — помогла им эта информация или ещё больше всё разрушило.       Чанёль не мог поверить своим ушам. Он мог представить любое развитие сюжета, любой неожиданный поворот. Лухан стал кочкой, за которую запинаешься, слишком сфокусированно смотря вперёд. Стоял прямо под носом, даже не пытался скрыть, кем является. И никто. Совершенно никто этого не заметил. — Это значит… — Бэкхён впервые за долгое время испугался, зная, чего им может стоить такая оплошность. — Теперь они знают о Сехуне всё, — закончил за Бёна Чанёль и ударил кулаком по столу.       Враг переиграл их. На их же поле.