The Purge: License to Kill

      Совсем рассвело, солнце на востоке уже появилось, до сирены, оповещающей конец «Судной ночи» оставался час. А он все еще медлил.       Эрик приехал сюда полтора часа назад, все это время сидел и задумчиво пялился на грязную оборванную девушку, которую только за эту ночь спас трижды. А вот родителей ее спасти не смог. Так же, как и… тех, кто ему дорог. Был. Эрик не знал, хочет ли он возвращаться в тот мир, где опять можно чувствовать, любить, быть счастливым. Он так привык жить своей местью, изводящей болью, но именно сейчас подумал, что когда все закончится… у него не будет больше смысла в жизни. «Трис со мной не останется, а урод будет мертв. Так зачем же, действительно, нужно было ждать целый год, если все равно итогом этой мести будет две загубленные жизни?»       — Эрик, — сонно потянулась Трис рядом с ним на пассажирском сидении, — куда мы приехали?       — Видишь вон тот дом? — кивнул Эрик в направлении здания, а Трис начала пристально всматриваться в лобовое стекло. — Видишь какой… Белая оградка. Небольшой садик, клумба с синими цветами — он разделяет идею «Судной ночи»… Знаешь, почему? Этот урод захотел мою жену. Захотел, предложил ей себя и, когда она отказалась, мило улыбнулся, пожелав ей всего хорошего. А в прошлом году задавил ее насмерть в Судную ночь, впечатал прямо в дверь нашего дома, когда она пришла с работы без пяти восемь… И ему ничего не было за это. Она умирала, долго, мучительно, потому что он перебил ей позвоночник, и ничего нельзя было сделать, потому что медики не работают до семи утра… Она умирала всю ночь у меня на руках. И ты считаешь, он не заслужил смерти?       — Эрик, миленький! — Беатрис потянулась к нему, чтобы погладить его щеку, а он только мотнул головой, чтобы не дать ей этого сделать. — Я все понимаю, но и ты пойми, это не выход, не выход! Ты только обменяешь жизнь своей жены на его жизнь, и все, тебе не станет легче, ты только пойми это. Потому что она не вернется. А если ты его не убьешь, он будет дальше жить, мучаясь совестью за то, что сделал…       — Ты считаешь, что это дом человека, который мучается совестью? — Эрик посмотрел на Трис, и она поразилась, сколько боли было в его глазах. — Смотри, у него все в порядке! Охранная система, дом свежеокрашенный…       — Но ведь ты почему-то уверен, что он там… Если бы он не мучился совестью, он уехал бы просто куда-нибудь подальше…       — Он и уехал. Я выследил его. Он знает, что я хочу его убить, но думает, что спрятался здесь. Вот, будет ему сюрприз! — Эрик вылез из машины и посмотрел на часы. До сирены оставалось сорок пять минут. Времени как раз хватало.       Трис с отчаянием следила, как, размяв плечи от долгого сидения, Эрик шел к дому человека, лишившего его любимой, и не могла отвести взгляд. Как бы она поступила на его месте? Легко судить чужую беду, не всякому очевидно, как в том или ином случае он бы себя повел. Беатрис чувствовала себя опустошенной оболочкой и не знала, что ей делать дальше. Она почти пережила эту ночь, отделяющую ее от прошлого бездонной пропастью, и если за три четверти часа ничего не случится, ей предстоит жить дальше, теперь одной, без родителей. Эрику она вряд ли нужна, он плевать на нее хотел, на нее и ее слова. Трис верила, что Судную ночь можно остановить, но не знала как. Теперь ей одна дорога — в «Коалицию Итона», видимо, там ей подскажут.       Эрик неторопливо продвигался к своей цели, все его чувства и эмоции были на пределе. Перед глазами неслась нарезка кадров, как он увидел машину, несущуюся на Лили, как она врезалась в их дверь прямо у него на глазах, и он ничего не мог сделать, кроме как бежать к месту аварии, а ноги не слушались, как в ночном кошмаре. Как хрипела та, с которой он был так счастлив, как она мучилась, захлебываясь собственной кровью, вытекающей тонкой струйкой по подбородку, сжимала его руку обмякшими пальцами, закатывала потемневшие от боли глаза, постепенно умирая… а он не мог облегчить ее страдания, монотонно умоляя продержаться до рассвета, чтобы можно было обратиться за помощью…       Выбив замок охранной системы с одного выстрела, Эрик зашел в дом. Тишина и прохлада встретили его, уют и комфорт произвели впечатление, видно, не так плохо у парня шли дела. На выстрел никто не проснулся и не вышел, значит, спали еще где-то в дальних комнатах. Он стремительно ворвался туда, вытащил сонного мужика прямо из постели.       — Спишь, сука! — тыкая ему в рожу пистолет, прошипел Эрик. — Спишь себе спокойно, а я вот не могу с тех пор спать! Знаешь, с каких пор? Знаешь, с каких?       Проснулась его жена, заголосила, вскочила с кровати, но Эрик не обратил на нее внимания. Все его существо жаждало разорвать в клочья этого ублюдочного мудака.       Трис видела, как Эрик вошел в дом, но как бы она ни хотела его остановить, все тело наполнилось какой-то непонятной свинцовой тяжестью. «Да что со мной такое? — билось у нее в голове. — Его надо остановить, надо! Он не такой, совсем! Он не сможет дальше жить с этим, как бы он ни относился к смерти, одно дело защищаться и совсем другое — убить кого-то по своей воле! Убить, потому что желал смерти, потому что не мог жить с мыслью, что его жена умерла, а тот, кто стал причиной ее смерти — жив!»       Она сидела, плакала, беспомощно кусала губы и понимала, что ее жизнь навсегда разделилась на «до и после». И все, что ей хотелось бы — это продолжать жить для того, чтобы наконец избавить всех жителей Нью-Чикаго от этого ужасного во всех отношениях «права Судной ночи», которое убивало в людях не только тело, но и душу…       Эрик вышел, втянул в мощную грудь прохладный воздух, поднял голову вверх и посмотрел на просыпающийся небосклон. Он успел, подумала Трис, сирена будет еще только минут через десять. Теперь все. Точно все. Ничего больше нет. Эрик прикурил, опустившись прямо на ступеньки. Трис хотела подойти к нему, но не могла заставить себя выйти из машины. Она боялась, очень. Эрик был весь в крови, костяшки разбиты, лицо измазано красным и вид у него был как у пришельца из ада. Трис отчаянно смотрела, какое удовлетворение написано у него на лице, он убил человека и радовался этому. Как она могла так ошибиться в нем? Или то, что он ее спас, произвело впечатление? Или она поплыла от широких плеч и довольно симпатичной рожи?       Эрик выбросил сигарету, поднялся и неторопливо пошел в направлении машины. Трис резво выскочила, когда осознала, что им не по пути, сразу нашлись и силы, и возможности. Она уже открыла было рот, чтобы сказать ему, что уходит, когда… раздались хлопки выстрелов, и две пули врезались Эрику в грудь, заставив его замереть на мгновение, а потом медленно, как в плохом фильме, завалиться назад. Сердце болезненно стиснуло тревогой. Трис видела, как фонтанчики крови взметнулись и растворились на его темной одежде. Эрик упал, будто его что-то подкосило, и у неё только и хватило сил, чтобы истошно закричать:       — Эрик! Не-е-ет!       К нему уже направлялся тот самый человек в черной форме, который убил отца Трис из пулемета. Он остановился перед Эриком и склонился над ним. Одним движением сняв маску и встряхнув волосами, человек ухмыльнулся.       — Не ожидал меня увидеть, да?       — Джанин… — еле смог выдавить из себя Эрик, даже не удивляясь открывшейся ему истине. Права была Трис, это правительственные интриги. Никогда не уйдет Судная ночь, пока она нужна таким как Джанин.       — Да, мой дорогой. Я тебе говорила, никогда не стой у меня на пути. Слишком мало людей убивают в Судную ночь, надо же это дело как-то подхлестнуть, как ни крути. Зачем ты помешал мне? Негласное правило Судной ночи — никого не спасать. Нельзя, мой дорогой, иначе… пропадает весь смысл. Судная ночь должна быть всегда. И не тебе ее отменять, — женщина, передернув затвор пистолета, направила его прямо в голову раненому. — Прощай, Эрик. Ты был хорошим солдатом.       Выстрел… И в следующую секунду во лбу Джанин возникла аккуратная маленькая дырочка, а из затылка вылетели брызги мозгов и крови. Женщина с застывшим на лице заносчивым выражением завалилась назад. Все это фиксировало уже почти покинувшее Эрика сознание, которое еле теплилось на грани небытия. В груди сильно пекло, страшная боль разливалась по всему телу, напрочь сбивая дыхание — не продохнуть, лишая разума, а ему вспоминались шелковые губы и огромные синие глаза.       Сирена, возвещающая конец Судной ночи, завыла, когда охрана Джанин готова была положить их всех. Парни опустили оружие, а Трис в конце концов отмерла и бросилась к Эрику, зажимая его раны. Парень, выбежавший из дома, откуда вышел Эрик, прямо с пистолетом, зажатым в руке, тоже спустился с крыльца.       — Эрик, миленький, не умирай, пожалуйста! — плакала Трис, бросаясь на колени, измазывая руки в его крови. — У вас есть машина? — нервно спросила она совершенно обалдевшего парня с расквашенным лицом. Он кивнул и бросился в гараж, а Трис никак не могла собрать мысли воедино.       «Значит, Эрик не убил его. Вот почему он был такой довольный, вот почему у него все костяшки разбиты. Он избил его за жену, но не убил, не убил! Не стал. Он смог. Он такой молодец!»       — Давай, Эрик, держись! Ты все правильно сделал, слышишь! Ты достоин жить, и ты будешь, будешь! — голос ее срывался на слезы, пальцы оглаживали бледнеющие с каждой секундой щеки, лоб, голову.       А Эрик то выпадал из сознания в забытье, то снова возвращался в размытую реальность. Он чувствовал страшную боль, когда парень, которому он сохранил жизнь и который буквально через несколько минут спас его и продолжал спасать, с преогромным трудом затаскивал Эрика в большой внедорожник. Когда Трис, зажимающая его раны и приносящая еще больше боли, закапала его слезами окончательно. Хотелось улыбнуться, стереть горячую влагу с ее щек, но все силы уходили на простой акт дыхания: вдох-выдох, снова и снова. Он смотрел на нее, опасаясь, что если сейчас отключится, то больше никогда ее не увидит. А ему хотелось. Просто, на удивление, еще как хотелось. Именно сейчас, на пороге смерти, Эрик смог обнаружить, в чем ценность и смысл самой жизни, и мог себе признаться, что ради Трис стоило жить. Еле ворочая окровавленной рукой, он нащупал ее теплую ладонь и едва заметно пожал, ощущая отклик в ответ.       Определенно стоило.