Однострочники по А.Н.К.Л.

Ни одна женщина не была на такое способна. На такую самоотдачу. Женщины требовали внимания к себе, в постели были эгоистичны и расслаблены – мол, ублажай меня, старайся, покажи мне все, на что ты способен. Наполеон показывал. Доказывал, что он – лучшее, что с ними случалось за всю жизнь. Но он никогда не получал такой отдачи взамен. Наполеон был эстетом. Бабником, ловеласом, эгоистом. Он всегда знал, чего хочет, и всегда получал это. Рано или поздно. Но все же было что-то, что даже ему давалось с трудом. Нормальные люди называли это любовью. Хотели ли его? Да, безусловно. Любили ли? До этого момента он вряд ли ответил бы утвердительно. Илья был первым. Первым и единственным, кто ставил его удовольствие превыше своего. Кто считал поцелуи чем-то более интимным, чем секс, чем-то особенным, сакральным, данным свыше. Кто считал, что поцелуя не может быть без любви, а любовь – не может без поцелуев. Это было их ритуалом. Затянутой, но очень нежной прелюдией. Сверхчувственной мелодией на пределе. Илья умудрялся покрыть его поцелуями с головы до ног. Начинал с лица – расцеловывал щеки, лоб, нос, вскользь задевал уголки губ, не позволяя углубить поцелуй, спускался жарким дыханием на шею, не забывал про уши – сопел щекотно, посасывал мочки – Соло млел от этой интимной ласки, а Илья продолжал. Целовал плечи, ключицы, грудь, особенно задерживался слева – будто ловил губами сердечный ритм. Спускался ниже, зацеловывал рельефный живот, гладил руками бока. Прикусывал бедренную косточку, оставлял темные засосы на бедрах. Наполеон дугой выгибался навстречу, желая уже чего-то большего, но прелюдия продолжалась до полного изнеможения. Особенно Соло поражало то, что Илья любил целовать его колени. И руки, да. Как какой-то леди из девятнадцатого века. Но ни одной женщине на всей планете не повезло так, как повезло ему. Поэтому он просто закрывал глаза, всецело отдаваясь этой пытке нежностью, и зарывался пальцами в пшеничные волосы.