Однострочники по А.Н.К.Л.

Унять дрожь в руках помогает прикосновение теплой ладони. – Не нужно было, – говорит Соло. – Нет, нужно! Они назвали тебя… – Тшшшш… Тише, успокойся. Илью все еще трясет после уличной драки, в которой он как котят раскидал трех бугаев. За то, что один из них имел неосторожность крикнуть что-то оскорбительное в адрес Наполеона. – Они не стоят того, правда, – Соло льет перекись прямо на разбитые костяшки, она пенится красным, Илья дергается и шипит. – Больно? – Щиплет. Наполеон жертвует вышитый носовой платок – вата в аптечке закончилась, мягко прикладывает его к ободранной коже, собирая выступившую кровь. – Больше так не делай, ладно? – Никто не смеет так о тебе отзываться, – сквозь зубы цедит Илья и снова морщится от боли. – Меня это совершенно не задевает. Ты пойми, мне приятно, что ты за меня вступился, но это… – Соло указывает на платок, почти полностью испачканный кровью. – Эта цена меня не устраивает. Илья только сжимает кулаки, оставаясь при своем мнении. – Расслабь руку, – просит Наполеон, потому что от напряжения ссадины снова начинают кровоточить. – А вообще, спасибо тебе, Угроза. Мне правда приятно. Соло наклоняется и прижимается губами к тыльной стороне ладони. Илья вздрагивает, пытаясь отнять руку, но напарник не думает останавливаться. Целует каждую костяшку, каждую ссадинку на коже. В груди начинает щемить от нежности, злость пропадает. Хочется расплакаться, хочется, чтоб прикосновения сухих теплых губ не прекращались, хочется провести по этим губам большим пальцем, а потом попробовать их на вкус. Курякин позволяет себе коснуться щеки друга, и тот, прикрыв глаза, нежно трется о его руку, затем целует в центр ладони. – А если бы мне губы разбили? – невольно спрашивает Илья. Соло улыбается и вместо ответа тянется к нему за поцелуем.