Проиграные желания

      Северус позволил Гарри тянуть себя за руку и вести по таким местам, о которых он за время своего преподавания и обучения в школе даже не догадывался. Гарри открывал проходы за портретами там, где — он мог поклясться! — совсем недавно их не было. До подземелий они дошли быстро.       Северус очень удивился, когда Гарри, не дожидаясь, пока он произнесет пароль, прошипел что-то маленькой железной змейке, которая являлась частью декора двери, и та оживилась, подняла от деревянного полотна железную голову и что-то прошептала в ответ. Что именно она прошептала, Северус понял, когда Гарри произнес пароль, который он сменил совсем недавно. Как показало увиденное, Гарри мог попасть в его покои в любое время.       Как только они прошли в комнату, Поттер наложил на дверь заглушающие. А после обнял его. Северус обнял в ответ. Сам он первым обнять любимого не решился бы.       — Поговорим?       — Ты раньше проникал ко мне в комнату под мантией-невидимкой?       — Тебя только это волнует? Даже не буду спрашивать, как ты узнал про мантию отца. Я никогда не проникал сюда или куда-либо ещё подобным образом, кроме пресловутой Тайной комнаты, разумеется. Я случайно узнал, что все изображения змей в Хогвартсе и на магических фолиантах в библиотеке Блэков мне отвечают. Но ты ведь не об этом хочешь спросить?       Гарри ещё сильнее прижался к мужчине.       — Зачем ты мне показал, что можешь вламываться в мои покои в любое время? Хочешь, чтобы я с двери ободрал всех змей?       — О, нет! Пощади бедных неживых зверюшек! Считай это первым шагом к доверию. Об этом я не рассказывал никому.       — Я польщен.       — Спрашивай. Всё, о чём ты хочешь узнать. Мы говорим начистоту.       Северус вдохнул полной грудью запах волос Гарри и скомкал его мантию на спине, пытаясь привести мысли в порядок. Спросить хотелось многое. Рассказать тоже. Но, Мерлин, как же страшно было довериться! Было страшно, что всё повторится.       — У тебя сильно бьется сердце. Даже, по-моему, сильнее моего…       — Почему? Почему, Гарри? Ты всего несколько дней назад не смотрел в мою сторону… скажи… это часть проигранного спора? Ответь честно? Проигранное желание? Я клянусь, что ничего тебе не сделаю… Ты знаешь… Я говорил тебе, что люблю… Я не отказываюсь от своих слов… Я благодарен за, то что ты позволил… Ощутить твоё тепло, почувствовать твои поцелуи и объятия. И мне так жаль, что я…       — А вот об этом мы не будем говорить! Северус, мы же договорились?! Не было никакого насилия. Был неудачный первый опыт. О котором я бы уже забыл, если бы ты мне не напоминал!       — Прости… Я никак не могу забыть… простить себя… Ты должен знать… Я так сильно тобой одержим… Вчера я пропустил урок, чтобы в Лютном напоить шлюху Оборотным зельем с твоим волосом. Я хочу, чтобы ты понимал, что если через месяц, год… ты встретишь девушку или юношу. Красивого молодого человека без тёмного прошлого… Если через некоторое время, проснувшись со мной в кровати, ты посмотришь на меня и ужаснешься… Если ты оставишь меня… я не выдержу… Я не давлю на тебя и не пугаю, просто… Гарри, я так сильно тебя люблю… Ты обнимаешь… Целуешь… Позволяешь себя обнимать и целовать… Смотришь так… как никто никогда не смотрел, даже Лили… Когда всего этого не станет… я просто не выдержу… Уходи. Лучше сейчас…       — Будешь ходить по борделям и трахать хастлеров с моей внешностью?!       Гарри резко отстранился и забегал по комнате. Ему стало необычайно обидно… Не за то, что Снейп трахнул хастлера с его лицом. Если подумать, он бы и сам мог так поступить, если бы был сильно влюблён и не получал взаимности. Обидно было потому, что Северус уже всё решил, в том числе и за него. Ещё ничего толком не начиналось, а он уже всё закончил!       Гарри остановился. Повернулся к зельевару. То, что он увидел, заставило его сердце сжаться.       Северус стоял бледный, с «потухшими» глазами, похожий на тень себя. Поттер сразу всё понял… Снейп ждал, что он сейчас уйдет.       Подошёл. Обнял. Уткнулся носом в плечо, чувствуя, как мужчина, которого он обнимает, вздрогнул, но так и не обнял в ответ.       — Не надо, Гарри… не мучай…       — Ты сам себя мучаешь! Почему ты гонишь меня? С чего ты решил, что я возьму и пожалею? Приплел мифический проигранный спор. Можно подумать, что только так можно с тобой…       Гарри почувствовал, как судорожно и глубоко вздохнул Северус. Ощутил дрожь его тела и понял.       — Спор или проигранное желание? Кто-то раньше так жестоко с тобой поступил? И речь не о том, что случилось сегодня на твоём уроке. Расскажи? Выпусти воспоминания. Это неправда, что тебя нельзя желать. Я желаю тебя. Хочу слышать твой смех. Видеть улыбку на губах, а не тень её в твоих прекрасных глазах.       Гарри немного отстранился, обнял растерянного Мастера Зелий и поцеловал, вкладывая в поцелуй нежность, желание.       Поцелуй становился всё более и более чувственным. Северус прижимал к себе юношу и гладил его по спине, хотелось ниже, но он запретил себе даже думать об этом. Запускал руки в непослушные волосы героя. Притягивал его голову ближе, углубляя поцелуй. Чувствовал, как Гарри прижимается к нему, трётся об его тело своим, как его руки судорожно блуждают по телу. Северус с немалым удивлением ощутил своим возбуждением возбуждение Гарри. Поттер перешел с губ на шею, расстегивая пуговицы мантии Северуса в районе живота. Свою незастёгнутую мантию он сбросил к их ногам ещё тогда, когда делал вдох после прерванного поцелуя.       — Ты так здорово пахнешь, Северус. Так приятно, когда ты прижимаешь меня к себе…       Гарри просунул руки в наполовину расстегнутую мантию и стал вынимать рубашку из брюк, надеясь всё-таки пробраться к телу. Гарри наконец справился с рубашкой и запустил под нее руки, проводя по животу и груди, лаская бока. Ласкал нежную кожу, не переставая целовать шею, скулы, подбородок. Когда Гарри потянулся к губам, Северус его от себя отстранил.       — Что…       — Гарри… Иди в гриффиндорскую башню, скоро…       — Ну уж нет!..       — Гарри…       — Восемнадцать лет Гарри! Ответь мне, почему ты меня гонишь? Ты меня любишь. Знаю. Теперь вижу в каждом взгляде. Чувствую в каждом поцелуе. Ты меня хочешь. Мне сказать, по чему я это определил?       — Гарри, зачем тебе годящийся в отцы, некрасивый, нелюдимый?..       — Не нужно. Зачем ты себя оскорбляешь? Ты…       Гарри подошел и попытался обнять Северуса. Именно попытался, потому что в этот раз получил в ответ на ласку сопротивление.       — Что мне сделать, чтобы ты понял, что я хочу быть с тобой? Встать на колени? Пожалуйста.       Гарри стал медленно опускаться.       Северус представил, что будет, когда встающий на колени гриффиндорец опустится, и его лицо окажется напротив его ширинки. Возбуждение кружило голову. Он хотел мальчишку. Хотел поверить его словам. Хотел открыться ему… Хотел быть счастливым… Но каждый раз он мысленно видел, то отданное ему оборотнем воспоминание, где человек, которого он любил и был уверен, что любим им в ответ, в кругу друзей делился подробностями и комментировал последнее свидание, смеясь над ним. Вспоминал смешные, по его мнению, моменты предыдущих свиданий и размышлял вслух, что да, завтра он его трахнет и выиграет счастливый галлеон друга…       Гарри успел уже опустится на колени. Северус за плечи поднял его и обнял…       — Скажи, что все это — на самом деле. Скажи, что я тебе нужен?…       — Нужен. Конечно же, нужен. Не буду говорить, что люблю тебя с первого курса. Я вообще понял, что к тебе что-то чувствую, только сегодня. Ты часто говорил, что я тупица…       — Я не думаю так и не думал…       — Рад это слышать, но ты прав. Я действительно идиот. До меня только сегодня дошло, что ты мне нравишься, очень нравишься. Я всегда беспокоился о тебе, а сегодня, не подумав, рванул к тебе. Видел за твоей маской, как ранят тебя слова Драко. То, что случилось после, я почти не помню. Только не могу забыть твои пальцы на своем теле, смазывающие саднящие ссадины. Как осторожно ты смазывал меня внутри. Сначала было не очень, но потом — приятно. Как ты аккуратно меня одевал. Тогда я понял, что ты мне небезразличен. Что я тебе не безразличен. А когда впервые поцеловал и обнял… Это было потрясающе! Поцелуй кружил голову. Выиграл в карты или проиграл партию — не имело значения. Я никогда не загадывал кого-то поцеловать. Но почему-то многие хотели поцеловать меня. Или считали прикольным, если я буду целовать кого-то, в общем за те дни, когда мы собирались за картами в Выручай-комнате, я перецеловал кучу народа. Девушек, парней — неважно… Мне есть с кем сравнивать. И твои поцелуи — лучшие! Когда ты обнимаешь, мне так уютно, спокойно. Вот почему… ты мой. Знаю… Понял, что кто-то раньше жестоко с тобой обошелся и из-за этого ты больше не можешь поверить. Но из-за одного урода…       Северус обнял Гарри и подтолкнул к дивану. Поттер все правильно понял и сам упал спиной на сиденья дивана, утягивая за собой и на себя Северуса. Их глаза оказались напротив. Гарри видел в глазах любимого человека сомнения и толику страха, но также видел в них желание, нежность и любовь.       Гарри протянул руку к его лицу и провел ладонью по щеке. Коснулся пальцами губ. Кончики его пальцев мгновенно очутились в плену тонких губ. Поттер прикрыл глаза, чувствуя, как эта простая ласка вызывает такой прилив возбуждения, что дыхание перехватывает.       Северус, посасывая кончики пальцев любимого мальчика, наблюдал за его реакцией. Как он от удовольствия закатывает глаза. Как учащается его дыхание. Стон, сорвавшийся с желанных губ, стал последней каплей. Зельевар выпустил пальцы изо рта и начал целовать ладонь, пока не дошёл до запястья. Потянув за него, он завладел губами Гарри и во время страстного поцелуя, обняв Гарри за спину, перекатился на другую сторону дивана, предварительно разложив диван при помощи специальной педали.       Гарри, оказавшись сверху, разорвал поцелуй и, не переставая довольно улыбаться, поёрзал по доказательству желания мужчины, добился от него сдавленного то ли стона, то ли выдоха и, наклонившись, легко коснулся губами выдающегося носа.       — Меня возбуждает эта твоя часть тела. Только я думаю, что такая поза для второго первого раза не совсем подходящая. Мы, конечно, и так… Но позже…       — Хочу тебя…       — А уж как я тебя… Показать?       Поттер не мог перестать улыбаться. Северус очень бы хотел подержать игривое настроение Гарри, если бы не боялся всё испортить. У него никогда не было секса с тем, кто хотел его не за звонкую монету. Иногда попадались идейные хастлеры, но даже с ними было все как-то примитивно. Просто разрядка, когда самоудовлетворение уже не снимало напряжения. Сейчас всё было по-другому. Каждый незначительный жест, примитивная ласка, взгляды, полные желания, стоны. Всё было настоящим. И он боялся разрушить это волшебство неосторожным жестом или фразой.       — Хочу тебя в себе… Понимаешь?       — Оу!       Гарри понимал. Даже слишком. Северус видел, как Гарри перестал улыбаться и застыл на нем гипсовой статуей, и думал о том, что всё-таки он всё испортил.       — Ты меня не хочешь?       — Хочу… Гарри… Но сегодня ты уже… я уже… и… тебе не стоит…       — Вот ты о чём. Северус, ты был… ну, снизу?       Северус покраснел и отвернул голову, подтверждая догадку Героя.       — Ну нет! Мы не будем разбавлять мой неудачный первый раз твоим! Это не значит, что я не хочу тебя так! Хочу, но чуть позже. Когда я наберусь опыта. А сейчас я весь твой. И не беспокойся, как утром не будет. Я тебе как повар со стажем скажу, что только первый блин комом.       — Гарри… ты…       Поттер приложил к губам слизеринца палец.       — Меньше слов, больше дела.       — Как скажешь.       Гарри оказался снова распластан на диване. И уже неважно, кто кого раздевает. Чьи руки ласкают и чьи губы целуют. Было и одно дыхание на двоих, и громкие протяжные стоны. Нежные прикосновения. Головокружительные поцелуи. Долгая растяжка. Осторожное проникновение. Громкий вскрик удовольствия вместо стона боли. Осторожные, набирающие силу толчки, переплетённые пальцы. Взгляды, полные страсти и желания. Один на двоих оргазм был ошеломительным…       Гарри на несколько секунд потерял сознание, а когда открыл глаза, увидел беспокойный взгляд темных глаз.       — Ты в порядке?       — Да.       — Ты напугал меня.       — Прости. Просто это было так здорово. Ты такой потрясающий. И всё было так… так… не могу подобрать слова, в голове крутятся одни глупости, и я…       Северус рывком притянул к себе Гарри.       — Твой восхищённый взгляд лучше всяких слов.       — Ты выкинул из головы всякие глупые мысли? Я не собираюсь уходить. Кто вообще отказывается от такого сокровища? Но если ты будешь меня постоянно гнать — это словно ломиться в закрытые чарами двери. Пока ты сам меня не пустишь, я могу лишь только лоб себе разбить о закрытые двери твоего сердца. Я знаю, что всё будет непросто. Знаю, что пока я твой ученик, придется прятаться по углам. Но нахожу это даже романтичным. В Хогвартсе столько углов! И после нас ждет ураган под названием «Рита Скитер» и куча её коллег, но вместе мы справимся. Рано или поздно им надоест обсуждать выбор моего сердца, и тогда нас оставят в покое. А если нет, то дуэльный кодекс мне в помощь. Думаю, угроза дуэли с победителем Темного Лорда также подействует как на одногруппников, так и на бесцеремонных писак. Я доверяю тебе…       Гарри положил голову на согнутую руку и постучал пальцем другой по своей голове.       — …Можешь посмотреть сам. Я не имею в виду, сейчас, сегодня. Я имею в виду, когда захочешь. Моя голова для тебя открыта…       Северус до этого лежал и смотрел в потолок нечитаемым взглядом, пытаясь уложить в голове то, что Гарри планирует их совместное будущее после окончания им школы и даже придумал, как отвадить журналистов. Что значило гораздо больше, Гарри не собирается прятать его от общественности. Не то, что бы он хотел, чтобы его имя обливали грязью на страницах желтой прессы. Уж Скитер постарается, это было очевидно. Но то, что Гарри хочет, чтобы о них как о «нас» знали, ошеломляло и грело душу. Когда до него дошло, что ему предлагает Гарри, он резко сел и неверяще уставился на своего молодого любовника. Страшно кому-то открывать сердце, но если он этого не сделает, то потеряет Гарри.       Жить в одиночестве, сожалея о том, что сам упустил, пытаясь утопить тоску и одиночество в бутылке? Не так он хотел бы окончить свою жизнь. Видеть всегда, до последнего вздоха любимые зелёные глаза, смотрящие на него с любовью — вот что он хочет видеть, когда придет его черёд.       Северус сгреб подростка в охапку и прижал его к груди. Гарри тут же обнял его в ответ.       — Когда мне лет было, как тебе, с детства пьяный отец и мать под его давлением год из года повторяли, что из такого страшного ребенка вырастет ещё более уродливый человек. Я верил. А как не верить, когда я видел все эти взгляды прохожих на меня. А потом было письмо из Хогвартса, и передо мной открылся новый волшебный мир. Я думал, что моя жизнь изменится. Со мной письмо получила единственный мой друг, Лили. Сказка растаяла, когда Шляпа разделила нас по разным факультетам. Когда к моей некрасивой внешности прибавилось пресловутое «грязнокровка», шансы на то, что у меня появятся друзья и любимый человек, растаяли как утренний туман. Неважно кто, девушка или парень. Просто человек, который не будет смотреть только на мое происхождение и непривлекательную внешность. Тот, кто заглянет за маску отчуждения. Я погрузился в учебу. То, где имеет значения знание, а не то, как ты выглядишь или насколько древняя твоя фамилия. Лучше всего мне давались зелья. Это и определило мое будущее занятие. Нет. Не преподавателем я мечтал стать. Я мечтал создать эликсир вечной молодости или философский камень, открыть свою лабораторию или хотя бы аптеку. Втайне надеялся, что Лили увидит во мне больше, чем друга. А потом из-за пары грубых слов я потерял и её. Единственного друга. На выпускном курсе, на День святого Валентина, мой самый ненавистный праздник, на котором я, кроме порции насмешек и презрения, ничего не получал, я получил письмо. Если бы оно было отвратительно розовым или в форме сердечка, если бы мне его вручил праздничный купидон, я бы его сжёг, не читая. Очередная насмешка над моим одиночеством. Лили всегда поздравляла меня красивой открыткой и отдавала ее в руки. Но в этот чёртов праздник влюблённых я не ждал поздравления даже от неё. Письмо было выдранным из тетради листком, сложенным вчетверо, и сунул мне его в руки первокурсник-хаффлпаффец, сказав простую фразу: "Вам просили передать". Он затерялся в толпе до того, как я успел спросить — кто просил? В письме было признание. Оно было простым, без лишних оборотов речи. Всего несколько строчек. О моих руках, глазах и уме. В конце вместо подписи были инициалы: две буквы. Под них могла подойти половина учащихся.       К тому же письмо было написано так, что было непонятно, писала его девушка или парень. Я скомкал и выкинул, посчитав это очередной злой шуткой, но такие записки стали приходить с младшекурсниками с разных факультетов по несколько раз на дню. Я находил их на кровати, когда просыпался. Иногда их передавали с глумливыми улыбками однокурсники посреди урока. Так продолжалось месяц. В письмах говорилось о чувствах ко мне. Они всегда были разными. И казались искренними. Мне стало любопытно. Я начал их ждать и начал верить, что кто-то обратил внимание и просто боится признаться наедине, как было сказано в некоторых письмах. Я хранил их все. Сначала просто складывал в коробку, чтобы потом, когда шутник найдется, швырнуть ему её в лицо. А потом стал перечитывать… И влюбился… В последнем письме не было признаний — ничего, кроме места и времени.       И я, конечно же, пришёл. Себе врал, что только, чтобы посмотреть в его глаза, отдать письма. Личность, которую я увидел в назначенном месте, шокировала меня. Я разозлился. Было больно и обидно. Я швырнул в него ту самую коробку с письмами… А он так смотрел. Так, что невозможно было усомниться в том, что он чувствует. Он подошел, обнял. И поцеловал. Никто никогда так меня не касался. В его глазах была только нежность. Ни капли отвращения. И я сдался, поверил. Мы несколько месяцев прятались. Я тогда этого не видел. Не понимал. Он находил такие романтические места, обнимал, целовал, и я про всё забывал. Люциуса к тому времени можно было назвать приятелем. Я писал за него половину домашней работы, а он иногда разговаривал со мной на людях, ну, проявлял дружеское внимание… как плату за эссе. Меня тогда такая деловая дружба устраивала. От меня отставали на время, а написать еще одну работу было несложно. Люциус говорил о том, что ОН мной играет. Я считал, что он боится, что из-за моих свиданий я откажусь делать за него домашние задания. И не верил. Не видел, ничего не замечал. Я так сильно влюбился. Мы дальше ласк и поцелуев не заходили. Я не настаивал, радуясь и этому, а он говорил, что ему нужно моё сердце, а не тело, что всё будет, когда я захочу. Когда буду готов. За пару месяцев до выпускного я предложил ему себя. Он был так счастлив. Целовал так нежно. Но тогда не взял того, что я предлагал, объяснив это тем, что надо подготовить место и всё необходимое; говорил о том, что я не забуду этот вечер никогда. Мы расстались за полночь. Я был так счастлив. А утром, после совместного урока зелий с Гриффиндором, я остался, как обычно, убирать класс. Мне было несложно, а Слизнорт разрешал мне немного поэкспериментировать с остатками того, что оставалось от ингредиентов, рассчитанных на прошедший урок. Там меня, счастливого, ждущего вечера с бьющимся громко сердцем, и нашёл Люпин…       Гарри, сжимавший в кулаке простынь весь рассказ Северуса, ослабил хватку… И растерянно посмотрел на своего любимого мужчину.       — Сириус?       — …Оборотень всучил мне флакон со своими воспоминаниями и подсказал место, где я могу их просмотреть. Сказал, что я поверю только так. Просил посмотреть до свидания. И не говорить о том, кто их мне дал. Я рассеянно кивнул. Стоял, сжимая в руке флакон, и чувствовал, как чувство счастья сменяется тревогой. Я пошел и посмотрел. Там были собраны части… Словно кусочки мозаики в целый паззл. Я видел, как Джеймс поспорил с Блэком на якобы счастливый галлеон пса, что до выпускного не только влюбит меня в себя до беспамятства, но и покажет им, как я могу под ним стонать. Там были воспоминания, о том как они с Блэком придумывали письма. Как Люпин пытался отговорить их от этого. Как Поттер обсуждал с друзьями каждое свидание в подробностях, комментируя, как этот «урод сально-волосый» жмурится, ожидая поцелуя, и чего ему стоит удержать в себе ужин, целуя меня. В последнем воспоминании Джеймс хвастался своей победой. Он хотел меня трахнуть в присутствии Блэка в мантии-невидимке. Люпин отказался принимать участие, на этом воспоминания кончились, но и этого было достаточно…       — Как он мог?! Это ужасно!       — Как я мог ничего не видеть. Ведь он встречался с Лили… Днём. Люциус предупреждал… А я днём был так занят. Ведь я писал работу не только Люциусу, но и помогал с домашней работой тому, кого считал своим миром. А ещё была практика у Слизнорта и моя собственная работа… Мне было так плохо… Я поклялся, что больше подобного не допущу. Удивительно, но мне помог окончательно не сойти с ума Люциус. Он меня и познакомил с Томом Реддлом, тогда ещё редкого ума учёным. А мне было так плохо… Что я снова, упиваясь болью, не заметил, куда меня затягивает, а когда опомнился, твои родители были мертвы, а мне пришлось потратить столько сил, чтобы хоть как-то исправить то, что я натворил. Теперь ты знаешь…       — Ужасно…       Гарри притянул к себе слизеринца и поцеловал.       — Я никогда с тобой так не поступлю. Знаешь… Может, то, что я скажу, и неправильно, но я рад, что Джеймс Поттер уже мертв.       Гарри втянул своего зельевара в нежный поцелуй.       — Я знаю, что ты не такой. Ты похож на Лили — такой же добрый, как она. Не обещай мне, что будешь любить меня всю жизнь, не надо. Сейчас тебе будет так казаться, но через несколько лет всё может измениться. Отношения — это не только секс. Гарри, будь со мной. Ничего не обещай, а просто будь моим. Я сделаю всё от меня возможное, чтобы ты не пожалел о своем выборе. А я не буду жалеть ни о чём. Даже когда ты уйдешь.       — Если я уйду, ты хотел сказать?       — Да. Если ты уйдешь, я не буду ни о чём жалеть.       — Я никуда не собираюсь… Со временем ты это поймёшь. А пока я буду просто рядом и просто тебя любить.       Северус покрепче обнял своего мальчика. Он верил. Ему — верил.