Истории на наших телах

У Ассейлам на запястье - изящный золотой ключ. Она смеется и говорит, что, видимо, у её второй половинки обязательно будет замок - главное, чтобы подошли. Слейн неловко улыбается и потирает слепяще-белую чайку на его правой ключице - никакого замка на его теле точно нет. Сейлум вновь смеется разбитым хрусталем и коротко целует юношу в щеку - где-то на правой лопатке расцветает нежная закатная роза. Они еще некоторое время сидят рядом, Слейн поглаживает её запястья, но бутон, не распустившись еще, увядает. Сейлум виновато улыбается, когда он провожает ее домой и благодарит за чудесный вечер - цветок скукоживается, становясь еще одним темным уродливым пятном на гладкой бледной спине. Слейн смаргивает набегающие слезы. Уже и так ссохшийся цветок покрывается кислотно-синими пятнами. Троярд застегивает ворот куртки, скрывая стаю чаек от пронизывающего холодного ветра. Он слишком резко на все реагирует. *** Спина Слейна покрыта засохшими цветами - розами, незабудками, ликорисами, георгинами. Он утыкается носом в ванную плитку и бесшумно плачет, обнимая себя руками - по его рукам ползут фиолетовые волны. Они, конечно, исчезнут через несколько часов - такие следы не держатся долго - но сейчас ему так гадко, что выворачивает наизнанку. Одиноких чаек в стае становится на одну больше. Он зачесывает мокрые волосы назад и глубоко вздыхает - на его шее поблескивает, как настоящая, серебряная цепочка. Он проводит по ней рукой и невесело усмехается. Какая же это гадость - чувства на теле. *** У Инахо - бледные карандашные зарисовки на коже, такие слабые и нежные, что кажется их можно стереть рукой. Он игнорирует косые взгляды, безразлично прижимая к груди стопку книг. Узоры на его коже больше напоминают узоры менди - но они такие тонкие, что разглядеть их можно только стоя рядом. Слейн готовит краски, пока Кайзука раздевается - песочный свитер с легким шорохом скользит на пол, тонкая рубашка следует за ним. Инахо проводит руками по голым плечам - по ним разбегается цветочная вязь, спускается ниже, оплетают стилизованное апельсиновое дерево. Слейн раскладывает кисточки вокруг себя, гладит их мягкий ворс, проводит на пробу по обнаженной спине - Инахо дрожит, но не отстраняется. Троярд аккуратно смачивает изумрудно-зеленую акварель и обмакивает тонкую кисть, параллельно усаживая Кайзуку перед собой. Проводит кисточкой по тонким ветвям, окрашивая их и наполняя цветом карандашной бледности кожу - Инахо едва слышно всхлипывает. Это - как наркотик. Грязно и отвратительно, синтезированная возможность чувствовать больше, чем ты можешь, но такая спасительная и сладкая, что невозможно устоять от соблазна. Слейн обвивает рукой тонкую грудь, касается губами выступающих позвонков, параллельно продолжая расписывать цветочные узоры - Инахо тихо плачет от подступивших ощущений. От любви и безысходной нежности в груди у Троярда рождаются и умирают новые вселенные, его мертвый цветник на бледной спине безумно и бессмысленно агонизирует, расцветая и увядая вновь. Он замешивает багряную, бордовую, кровавую смесь и раскрашивает горечью алые розы вокруг левого глаза - Инахо бесшумно кричит, задыхаясь. Его тонкие карандашные линии безумно свиваются и изгибаются, Слейн накрывает их горячим жадным ртом, кусая пылающую кожу. Кайзука дрожит и обмякает в руках Троярда мертвым грузом - тот целует взмокший висок, укачивая его в своих объятьях. Они идиоты, что обмениваются своей болью и непониманием: Инахо может как-нибудь не выдержать, Слейн может как-нибудь сорваться. Они смывают краску со спины, Инахо робко целует крыло чайки, Слейн поглаживает подушечками пальцев по точеному носу лошади, уютно расположившийся напротив сердца. Затем они молча расходятся, как незнакомцы - Слейн прячет свои краски и кисти, Инахо одевается, скрывая тонкие карандашные линии под тканью. Цветник Слейна снова умирает, глаза Инахо - тускнеют. Кайзука слегка задерживается на пороге, Слейн смазано целует его в бледные губы. Среди мертвых цветов Слейна упрямо растет синяя роза, за ухом Инахо робко наклевывается красный бутон.