Возможно, в другой вселенной

Жаркое солнце Калифорнии беспощадно к туристам, но Кэсси даже не замечает, как легко может обгореть под его лучами. Ей так спокойно. Она поправляет солнечные очки на лице, смахивая противные капельки пота, когда вдруг чувствует холодные от воды руки у себя на лодыжках. - Э-эй, нет, не смей! Салливан подтягивает ноги к себе, но Бен успевает схватить ее снова, заставляя покрыться кожу мурашками, не от прохладных капель Тихого океана, нет. Он нависает над ней, скучающей на своем лежаке, пока тот делал очередной заплыв, и его близость – вот, что заставляет сердце Кассиопеи пропускать удары сердца и покрываться глупыми мурашками от самых пят до макушки. Начиная, наверное, с начальной школы. У него все лицо в соленых брызгах, и она разрывается между желанием отвести взгляд, чтобы он не увидел, как, в очередной раз, розовеют ее щеки, или дотянуться до его лица рукой и аккуратно стереть каждую капельку с этого красивого парня. Бен машет головой, замечая, как горят ее глаза, и заставляет зажмуриться от беспощадных брызг, что летят теперь с его каштановых волос. - Хватит! Умоляю, - она морщится и смеется, как самая счастливая девушка на планете. И это все, что ему нужно. Видеть, как на ее губах появляется эта улыбка, как глаза наполняются икринками радости, когда он приносит ей свежую клубнику с рынка, что недалеко от их отеля. Понимать, что счастье еще возможно, вот, что представляет из себя надежда. Они думали, что война испортила каждого из них. Но как она могла испортить ее душу, ту, что наслаждается обычными ягодами и его теплой ладонью в руке. Как она могла испортить мальчика, что готов провести очередную бессонную ночь, стараясь не разбудить девушку, что сладко уснула на его плече прямо во время просмотра кабельного на этом ужасном, неудобном диване? Нет. Война изменила их. Но не испортила. Сделала сильнее, научила ценить каждую мелочь, каждую улыбку, каждое касание и каждый брошенный вскользь взгляд. И теперь, спустя несколько лет после нее, Бен Пэриш действительно может сказать, что он счастлив, возможно, впервые в жизни. А Кассиопея Салливан никогда не была так близка к счастью, как сейчас. И, может быть, совсем скоро тоже сможет называть себя счастливой. Бен дотягивается влажными губами до ее щеки, той, что покраснела, как ему кажется, и оставляет мимолетный поцелуй, прежде чем отстраниться от нее и кинуть полотенце на свой лежак. Уговорить самих себя начать жить было сложно, но еще сложнее не притворяться живыми. И они поклялись, что никогда не будут. Поэтому каждый новый день ради друг друга, и ради самих себя же, они живут, без игр и притворств - плача, когда страх во сне сжимает глотку, выворачивая наизнанку, и радуясь, когда утром находят друг друга глазами.