Оливье

— Как вы полагаете, надолго мы здесь застряли? — громкий и ободряющий голос Портоса привёл в чувство отвлёкшегося на воспоминания «сокамерника». — Это, милейший Портос, скорее, вопрос риторический, — на миг в комнате воцарилась тишина, затем Арамис продолжил, — больше всего мне бы хотелось узнать, где это таинственное «здесь»? И, раз уж мы затронули эту щепетильную тему, то нас должно волновать ещё кое-что: где наши любезные товарищи — Атос и д’Артаньян? Даже в такой ситуации тон его был спокойным и неторопливым, хотя, говоря начистоту, Арамис был уверен, что их с другом ждет предсказуемая и весьма печальная участь. Портос, нахмурившись, опустил голову и вновь задумался. Разные тревожные мысли приходили ему на ум, пока он не вспомнил, что мельком видел, как Атос, в сопровождении д’Артаньяна и Констанции, покинул зал задолго до конца бойни. Этим воспоминанием мушкетёр тут же поделился с товарищем по несчастью. В безопасности беглецы сейчас или нет, пленники, конечно же, не знали, однако сошлись во мнении, что даже если друзья попадут в беду, то обязательно найдут из неё достойный выход. Арамиса тоже беспокоила судьба сбежавших, но они сами находились в ещё более опасном положении, и по его мнению, нужно было думать о том, как улизнуть отсюда, по крайней мере, пока. Мужчина обвёл взглядом тесную каморку, ставшую на время тюремной камерой. Ничто здесь не привлекало внимания: две обычные кровати да маленький столик со свечой у стены — вот и всё. Запертая дверь была сделана из дуба, а замок… его можно было бы вскрыть, если бы имелась шпилька или отмычка и пара свободных рук. К огромному разочарованию, у них не было ни того, ни другого, ни третьего. Мушкетёр пошевелил связанными руками, но ничего не получилось — верёвка крепко стягивала их. Хотя… — Дорогой друг, Вы не могли бы оказать мне содействие? — прошептал он, поворачиваясь спиной к «товарищу по несчастью». Тот лишь вопросительно изогнул бровь: — Всенепременно, но что мне полагается сделать? — Пожалуйста, попытайтесь ослабить верёвку, если, конечно же, не боитесь испортить зубы. — Поверьте, Арамис, сейчас я слишком опасаюсь за свою шкуру, чтобы испугаться такой мелочи! — пробасил Портос, ухмыльнувшись. Несмотря на такие слова, заподозрить его в страхе было невозможно. Это всегда сбивало с толку тех, кто, по глупости, хотели пленить или запугать Портоса — ничто не могло вывести этого гиганта из равновесия. — Тише! Я тоже пока не вижу выхода из данной… скажем прямо, чертовски опасной передряги, — Арамис повернул голову и, заметив лёгкое недоумение, застывшее на лице у мушкетёра, тяжело вздохнул: — Но умоляю Вас, хотя бы попытайтесь распутать веревки! Лучшего способа Портос придумать не смог, поэтому ему не оставалось ничего иного, кроме того как наклониться к рукам друга и попытаться как-то ослабить связывавшие того путы. Едва что-то начало выходить из этой, на первый взгляд, казалось бы, безумной затеи (ещё немного и, наверное, удалось бы высвободить запястья), как за дверью послышались громкие шаги, и через пару мгновений она распахнулась настежь. В комнатушку зашёл человек, выправка которого выдавала в нём солдата, и поочередно вышвырнул из неё «заключенных». Двое других его помощников грубо подняли их и повели по освещаемому факелами коридору. Когда они впятером поднимались по лестнице, Арамис, всё это время внимательно запоминавший путь, наконец-то понял, где их всё это время держали, затем осознание пришло и к Портосу. Зданием, ставшим импровизированной тюрьмой, был Лувр. — Надо же, а мы до сих пор не покинули праздник! — восхищённо брякнул Портос, получив в ответ недовольные взгляды сопровождающих солдат. — Да, кажется, мы злоупотребляем гостеприимством… Знать бы ещё, чьим, — негромко отозвался Арамис. — Молчать! — прозвучало от конвоира слева, возглавлявшего их небольшую процессию… И это слово, сказанное с легко узнаваемым акцентом, приблизило Арамиса к разгадке интересовавшего его вопроса. Исчерпывающий ответ не заставил себя долго ждать. «Сокамерников» ввели в бывший кабинет короля Франции. Возле окна, повернувшись к гостям спиной, стояла фигура, и она была мушкетерам прекрасно знакома. — Ах, вот и вы. Признаться честно, я давно ждал момента нашей новой встречи, — надменно отчеканил Джордж Вильерс, герцог Бекингем и, бросив через плечо взгляд на мушкетёров, указал рукой на окно. — Какой же отсюда открывается прекрасный вид, вы согласны со мной? — Качнувшись по своему обыкновению, англичанин повернулся. — А вот и причина всех наших злоключений, — как-то грустно пробубнил Портос и исподлобья посмотрел на герцога. — Да, господа, это я. Увы, я был бы рад оказать вам больше гостеприимства, но… Иногда приходится довольствоваться тем, что есть… Итак, простите меня за доставленные неудобства, однако мне придётся злоупотребить вашим временем и свободой ещё немного. Давайте же сразу приступим к делу. Прошу вас, присаживайтесь. Переглянувшись, мушкетёры остались стоять. Вздохнув, Бекингем сделал знак своим солдатам, и друзей силой усадили в кресла перед бывшим письменным столом короля. Герцог, изящно обогнув его, подошёл к пленникам. — Господа, господа. Я думаю, что нам лучше договориться полюбовно. Должен признаться, я изрядно зол на вас за разрушение Тауэра… Да, что и говорить, доставили вы мне хлопот. Но сейчас я взываю к вашему благоразумию — и вашему уму, в котором не сомневаюсь. — Мы все внимание, ваша светлость, — даже сидя, со связанными руками, Арамис сумел произнести это с достоинством. — На вчерашнем балу я имел удовольствие беседовать с господином Атосом. И я уверен, что месье д’Артаньян тоже присутствовал там. Однако сейчас я не вижу ни одного из них. Неужели они сбежали, предав вашу дружбу? — Не сомневаюсь, у них были на то причины, — дерзко вступил в диалог Портос. — Я тоже. Дело в том, что одновременно с ними пропала и королева. Боюсь, я должен пояснить: я имею некоторые разногласия с Его Высокопреосвященством, но, клянусь честью, не желаю зла Её Величеству. Именно поэтому мне хотелось бы знать, куда она могла бы направиться? Мне думается, что вы знаете, где могут оказаться ваши товарищи… А поскольку я уверен, что они сопровождают Её Величество, то я счёл, что имеет смысл обратиться к вам. — Господин герцог, сэр, — Арамис, безмятежно улыбаясь, поднял взгляд на человека, в чьих руках находилась их с Портосом судьба, — не поймите нас неправильно. Мы вовсе не делаем показаться неучтивыми по отношению к вам, однако… ваша просьба неуместна и оскорбительна. — Вот как? — поднял бровь Бекингем. — И чем же, позвольте спросить? — Я допускаю, что вы можете гневаться на нас за ту историю с Тауэром. И мы в ваших руках, в вашей власти: делайте с нами все, что вам заблагорассудится. Однако же мы джентльмены, сэр, и более того — мы дворяне. А потому мне странно, что вы ожидаете от нас предательства нашей страны и нашей дружбы. И то, и другое для нас свято. — Помилуйте, господин Арамис, но ведь я только что сказал вам, что моя война с кардиналом Ришелье не относится к королеве! — После того, как вы убили её мужа, в это сложно поверить, — Арамис изящно наклонил голову, словно предлагая собеседнику согласиться с ним. — А вот здесь, господа, и кроется большое заблуждение. Дело в том, что я не отправлял Его Величеству королю, мир его праху, никаких посылок. И в этом я готов поклясться даже пред Страшным Судом, — медленно и четко, отделяя каждое слово, произнёс Бекингем. Пораженные мушкетёры переглянулись. Что это — неожиданная правда? Или хитрая игра? — И кто же тогда это сделал? — первым не выдержал Портос. — Этого я сказать не могу, поскольку боюсь необоснованными словами оклеветать невиновного, — развел руками герцог. — Но теперь, когда я рассказал вам истинное положение вещей, возможно, мой вопрос более не покажется вам оскорбительным? Арамис заколебался всего на миг. Что им стоит сейчас притвориться поверившими, согласиться играть на стороне Бекингема, а потом предать его? Но эта мысль, промелькнув, не задержалась в сознании мушкетера. Предавший однажды — предаст дважды, и веры ему не будет уже никогда. К тому же, — при этой мысли на губы Арамиса наползла невольная улыбка, — Атос не одобрил бы таких действий… Последним аргументом в пользу искреннего ответа послужил тот факт, что на протяжении всей беседы Арамис потихоньку напрягал руки, стараясь растянуть верёвки, и именно в этот момент они ослабли настолько, что у него начало получаться. А потому… — Даже если бы местонахождение Её Величества было мне известно, я не проронил бы ни слова, — с извиняющейся улыбкой проговорил он. — А что касается вас, господин Портос? — Не имею чести знать! — громко ответил гигант. Бекингем тяжело вздохнул — он понял, что от этих мушкетеров ничего не добьется, склонить их силой на свою сторону у него никогда не получится. А позволить себе держать в непредназначенном для этого месте столь опасных пленников он не мог — его положение в этом враждебном городе и без того было опасным. — Ну что ж, господа… Признаюсь честно, я отношусь к вам с немалым уважением, но, сами понимаете, законы военного времени суровы, — английский герцог, имеющий больше власти, нежели иные короли, печально развел руками. — Мне, право, жаль, что вы не можете мне помочь. Последняя просьба, господа, — в этот миг сквозь маску вежливого придворного стала видна истинная сущность этого человека, — передайте Атосу от меня благодарность за разрушение Тауэра, если вам посчастливиться встретить его на пути в ад! Так и быть, если он еще жив, я с превеликим удовольствием передам её сам! — гневно выпалил герцог и дал знак солдатам. — Уведите их… На задний двор. — Прощайте, господа. Теперь уже навсегда. Узников Лувра вытолкали из комнаты и снова куда-то повели. Арамис, ранее обративший внимание на пейзаж за окном королевского кабинета, судорожно вспоминал, с какой стороны дворца его можно наблюдать, и пришел к выводу, что сейчас они находятся в западном крыле. Окна его должны выходить на улицу Риволи: значит, у них есть небольшой шанс. Мужчина предпринял последнюю попытку освободиться и, о чудо! — это ему удалось. Веревка упала на пол, и ведущий их солдат схватился было за оружие, но не успел: Арамис, увернувшись, вытащил его шпагу и проткнул беднягу насквозь. Портос, разбежавшись, придавил одного из конвоиров к стене и ударил его головой. Прикончить последнего не составило особого труда — сделав изящный выпад, Арамис добил противника. Разрезав веревку кинжалом, позаимствованным у одного из убитых, он освободил друга. — Наконец-то! — облегченно воскликнул Портос. — И каков план? — Нам придётся выйти через окно, наверняка сюда скоро прибудут ещё добрых два десятка таких же, нельзя терять ни минуты. — Глаза мушкетёра бегали по коридору в поисках предмета, которым можно было разбить стекло. И в самом деле, в догадках он не ошибся — окно действительно вело на улицу Риволи. — У нас нет времени! — прокричал Портос, услышав стремительно приближающиеся шаги. — Прыгаем! Разбежавшись и попутно закрывая лицо руками, они выпрыгнули из окна, благо, это был первый этаж. Портос приземлился вполне себе удачно, всего лишь слабо порезав руку; Арамису же повезло меньше — осколок стекла впился ему в плечо и торчащий из раны край откололся от удара о землю. — Дьявол! — вскричал мужчина, стараясь остановить кровь. — Чёрт, и не вытащишь! — Подожди, сначала лучше выбраться отсюда, нас могут поймать! — Портос помог другу подняться, и они скрылись.

***

— Ваше Величество! Ваше Величество, вы в порядке? Анна не отвечала, она вообще не произнесла ни одного слова с момента гибели короля, и Констанция, которая была напугана ничуть не меньше, не представляла себе, что следует делать. Да и что она могла? Карета неслась с такой скоростью, что все силы уходили на попытку не скатиться со скамейки и не стукнуться головой. А еще надо было придерживать королеву, которая была словно без сознания. — Госпожа Констанция, — окликнул её вдруг чей-то голос. Девушке потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить — ах да, это же Планше, милый, недалёкий Планше, безобидный слуга мушкетера… — У вас есть нюхательная соль, госпожа? Может быть, это поможет, — продолжал толстяк. Констанция, которая всё равно не знала, что делать, с облегчением залезла в маленькую сумочку, которую лишь чудом не потеряла в суматохе. А вот и нужный бутылёк… Отвлёкшись на миг, фрейлина отпустила руку королевы, и в этот самый момент карета резко дёрнулась на повороте. Констанция чудом удержалась за сиденье, а Анне повезло меньше — проехавшись по скамейке, она стукнулась головой о стену кареты. — Ваше величество! — Констанция в испуге прикрыла рот рукой. Но в этот момент Анна словно очнулась, вынырнув из состояния шока. — Боже! Где я? Что происходит?! — Ваше Величество! О, слава Богу, вы пришли в себя! — Констанция перекрестилась и облегчённо выдохнула. — Мы в безопасности, мы в руках друзей, уверяю вас. — Ах, это ты, моя верная Констанция! Что бы я делала без тебя, — королева благодарно протянула руки своей фрейлине, которая тепло пожала их… и тут же отпустила, схватившись за окошко кареты, минующей очередной поворот. — А кто этот… молодой человек? — Анна наконец заметила Планше, который старался быть как можно тише и незаметнее, ибо до него только что с опозданием дошло, что он сидит в одной карете с королевой, с самой королевой! Планше прошиб холодный пот, и он пожалел, что Атос не разрешил ему ехать на запятках. — Не беспокойтесь, это просто слуга месье Атоса. — Месье Атоса? — королева нахмурилась, недоумевая, и Констанция решила объяснить всё по порядку. — Из зала нас вывели месье Атос и месье д’Артаньян. Они же сейчас сопровождают нас в безопасное место. Но нет, прошу вас, не выглядывайте! Никто не должен знать, куда поехала королева, и пусть ещё ночь, люди бывают иногда любопытны не вовремя. — В безопасное место? И куда же это? — Я не знаю, но мы едем уже почти четверть часа. Думаю, мы скоро покинем Париж. — Покинем Париж? Нет, нет, это совершенно невозможно! Как я могу, ведь я же королева! И в такой ситуации… Я не могу бросить мой народ! — Ваше Величество, во дворце сейчас настоящий ад. Боюсь, что там хозяйничают люди Бекингема. К сожалению, там небезопасно, а Вы нужны Франции, и нужны живой и невредимой, иначе войны не миновать. Я уверена, что его преосвященство обо всём позаботится. Нас оповестят, когда можно будет вернуться, я сама это слышала. — Боже мой, вы сказали — люди Бекингема? О Господи, спаси и сохрани! — Анна судорожно перекрестилась, стараясь сохранить присутствие духа… Или, по крайней мере, не показать своего отчаяния другим. (Планше опять захотелось прикинуться ветошью или превратиться в мышь). Довольно долгое время в карете царила тишина, нарушаемая лишь доносящимися снаружи звуками — цокотом копыт и свистом ветра. Постепенно скорость кареты стала чуть меньше, видимо, главная опасность миновала — беглецы покинули Париж. Планше, привычный уже ко всему, даже задремал на своей скамейке, но сидящим напротив юным женщинам было не до сна. — Дорогая Констанция, объясните мне… ещё кое-что, — Анна говорила почти шёпотом, очевидно, не желая быть услышанной кем-то, кроме фрейлины. — Я вся внимание, ваше величество! — сообразив это, девушка ответила также негромко. — Я не совсем помню, как я выбралась из бальной залы… — смешавшись, Анна умолкла, не зная, как продолжить, но Констанция без слов поняла свою госпожу. — Вас вывел месье Атос. — Вывел? — королева приподняла бровь, желая получить полный ответ. — Он вынес вас, поскольку не было времени, а вы не приходили в себя, — покорно ответила фрейлина. — Если так… Значит, мне это не привиделось, — проговорила королева совсем уж тихо, и в карете снова наступила тишина. Первую короткую остановку беглецы сделали через пару часов после рассвета в небольшом лесу. Д’Артаньян, который задержался по пути в небольшом селении, догнал остальных спутников и привёз скудную трапезу — не лучшее вино, но зато свежий хлеб и вполне съедобный сыр. Впрочем, жаловаться никто не стал, даже дамы стойко переносили тяготы пути, хотя в бальных нарядах ехать в карете было, мягко говоря, неудобно. Мушкетеры и Констанция старались не обращать внимания на присутствие Рошфора в их компании. Впрочем, и сам граф не стремился начать непринужденную беседу, находясь вроде бы и рядом, но в стороне. Выяснять отношения на виду у королевы казалось невозможным, а потому д’Артаньян, переборов себя, разделил привезённый хлеб на шесть равных частей. По лицу Рошфора скользнула непонятная улыбка, но свою долю он взял без единого слова. Единственное, что он произнес, был ответ на вопрос королевы о том, куда они направляются. — В N, — сказал граф и снова умолк, поскольку Её Величество таким ответом удовлетворилась, сделав, видимо, свои выводы. После скромного перекуса было решено, не теряя времени, пуститься в путь. Д’Артаньян любезно проводил в карету Констанцию, Атосу ничего не оставалось, кроме как предложить руку королеве. — Ваше Величество, мы рады, что вы пришли в себя, — помогая Анне Австрийской подняться с расстеленного на траве одеяла, заменившего беглецам и стол, и стулья, мушкетёр церемонно поклонился; перо его шляпы коснулось травы. — Месье Атос, я крайне сожалею, — отозвалась королева негромко, — что я доставила вам столько неудобств при побеге. Поверьте, мне очень неловко… — Право, Ваше Величество, помогать Вам — это честь для меня. Но я всего лишь исполнил свой долг, и впредь буду следовать ему без колебаний, даже если мне придется умереть. — Не думаю, что я стою стольких смертей, — пробормотала Анна столь тихо, что Атос предпочёл «не услышать» эти слова. Вместо этого он продолжил свою мысль: — Сейчас Вы — это Франция, так сказал мне на балу Его Преосвященство. — Честное слово, лучше бы я была просто женщиной, — все так же тихо ответила королева, поднимаясь в карету.