Всё могло быть иначе

Я часто прогуливался в больничном парке и мог почти час просидеть на скамейке, думая о прошлом и пытаясь хоть как-то связать его с настоящим. Иногда, чтобы отвлечься от своих мыслей, я внимательно рассматривал людей, пытаясь угадать, о чём они думают, проходя по этим аллеям. Дни тянулись медленно. Моей жизни уже ничто не угрожает, поэтому завтра меня выпишут с громадным списком рекомендаций и направлением на курс реабилитации с лечебной гимнастикой. Я и без них знал, что мне стоит делать, а от чего следует откровенно поберечься. Утро сегодня выдалось особо солнечное. Тучи, лежащие неподъёмным грузом на плечах города, расступились, впуская горячего гостя, но окружили его плотным кольцом, словно намекая, с радостью напоминая ему, что он не дома... Закрыв глаза, я откинулся на спинку скамейки и немного расслабился, наслаждаясь тишиной и солнцем, давая ему возможность поласкать моё лицо своими лучиками. Я услышал, как кто-то присел рядом, но мне было откровенно всё равно, и я даже не пошевельнулся, чтобы посмотреть. Как сел, так и уйдет. Плевать. ― Скучаете по солнцу? ― баритон, исходивший от незнакомца, заставил меня открыть глаза, сфокусировать взгляд и повернуться. Рядом сидел молодой мужчина очень странной внешности. Не скажу, что она отталкивала, но и особого расположения тоже не вызывала. А уж тот взгляд, каким он меня одарил, и вовсе возводил громадную стену изо льда. Его волосы, вызывающе волнистые, черного цвета, удивительно гармонировали с его бледной кожей, светлыми ресницами и бровями. Пришла мысль, будто они искусственно окрашены, но я почему-то её сразу отмёл, как абсурдную. Пока я его рассматривал, откровенно пялясь, незнакомец молчал, не менее изучающе сверля меня своими серо-зелёными глазами. ― Да, ― откашлявшись, ответил я, наконец. И что-то в движении его глаз мне показалось знакомым. Он поднял воротник своего пальто, словно укрываясь от порывов ветра, хотя ветра, вроде как, и не было, но этот жест делал его образ каким-то загадочным и даже таинственным. Я улыбнулся. Выражение лица моего невольного соседа не изменилось. Чувствовалось напряжение в его позе, словах, взгляде, словно он, обозначив себе рамки поведения, старался в них удержаться, пряча за ними свою чувственность. А она у него определенно была... Я не мог объяснить свои интуитивные догадки, но от него словно исходило что-то еле уловимое и такое завораживающее. ― Афганистан или Ирак? ― спросил брюнет, подняв бровь. ― Что, простите? ― Вы слышали. Афганистан или Ирак? ― Афганистан. А почему Вы спрашиваете? Мы знакомы? ― меня не покидало чувство, что я ранее уже видел эти удивительные глаза. Да, они были именно удивительными, но в то же время до невозможности странными. Они завораживали. ― Нет. Хочу дать совет. Гоните мысль о психоаналитике. Она Вам не помощник. ― Но, как Вы... откуда? ― я был поражён той интонацией, с которой он это говорил, будучи полностью уверенным в своей правоте. Мысль о психоаналитике уже прочно засела в моей голове, в которой был замкнутый круг, и выхода я из него не видел. ― От себя не убежите, доктор! Думаете, солнце за океаном спасёт Вас? Нет. Оно только сильнее затянет в свою пропасть, откуда выбраться самостоятельно уже будет нереально, ― и, придвинувшись ближе, добавил практически шепотом: ― Не бежать нужно, а сражаться до конца, Джон. Вы же солдат, ― выдав всё это, он откинулся на спинку и на мгновение закрыл глаза. ― Рука Ваша со временем придёт в норму, и Вы не утратите меткости. Так что даже не переживайте по этому поводу, ― спустя мгновение мужчина встал и резко развернулся. ― Мне кажется, мы с Вами уже где-то виделись... ― До встречи, Джон, ― прервал мои рассуждения незнакомец и зашагал прочь. ― Как Ваше имя? ― крикнул я вслед, даже не надеясь на ответ. Он даже не обернулся, сделав вид, что не услышал. Я ещё некоторое время сидел, не желая уходить. Словно это было самое спокойное и уютное место на всей земле. Мне впервые за долгое время хотелось улыбнуться ― неважно: солнечному свету, лёгкому игривому ветерку или этому до жути самоуверенному парню, с каким-то мальчишеским задором во внешности и непробиваемой бронёй во взгляде. И всё-таки я поднялся и пошёл по аллее к хирургическому корпусу, где была моя палата. Завтра предстоял насыщенный день. Дом, формальным хозяином которого я являлся, уже был продан, и требовалось оформление бумаг с моим непосредственным участием. А сегодня меня ещё должен навестить друг отца ― Ричард Фриман, который уже участвовал в моей судьбе и теперь снова готов был прийти на помощь. Причём я его даже не просил об этом, он сам всё узнал и нашёл решение, о котором намерен был мне сообщить. ― Джон! Джон! ― голос принадлежал Гарри. Я обернулся. Она бежала и махала мне чем-то напоминающим квитанцию или извещение. Я остановился в ожидании. ― Что ты так кричишь, как будто я умер? ― меня немного раздражала её бесцеремонность. ― Джон, я подумала, что это важно, ― запыхавшись, сказала она, и, идя уже медленнее, продолжила, ― я перебирала бумаги в корзине для почты и случайно среди прочего наткнулась на это, ― она протянула мне серый бланк, ― мне показалось, что это может быть для тебя значимым. Это было почтовое уведомление, в котором сообщалось о заказном письме до востребования на моё имя. Отправителем значился Фрэнк Ларсон!..