Глава 13
3 марта 2016 г. в 22:40
Последние два дня обернулись для Ильи настоящим адом. Было совершено очевидно, чего именно добивался Наполеон, вот только дать ему этого Курякин ну никак не мог. Каждый раз при попытке американца сблизиться хоть немного, русский вытаскивал из своей памяти укусы, которыми он испортил идеальную кожу мужчины во время полета. Больше позволить такому повториться он не мог. И пусть в глазах напарника каждый раз сверкало непонимание и легкая тоска, Илья держался изо всех сил. Позволить себе снова коснуться желанного тела - значит навсегда привязать его к себе. А в условиях их работы, в условиях специфики работы Соло в частности, так они только больше будут уничтожать друг друга: Курякин будет не в силах сдерживать ревность, а после будет морально страдать из-за причиненного им же вреда. В свою очередь мужчина надеялся, что Наполеон уже не маленький мальчик и сам прекрасно это осознает.
Возможно, когда у них будет небольшой отпуск, если он когда-нибудь будет вообще, Илья все же наберется смелости и коснется объекта своей страсти. Руки еще помнили горячую кожу любовника, помнили, как сильное тело выгибалось под жадными прикосновениями. Теперь Курякину казалось, что лучше бы того раза и не было вовсе. Лучше бы он тогда сдержался. Хотя, кого он обманывает? Наполеон манит его, притягивает одним только своим присутствием. Каждое движение американца, каждый взгляд, каждый вздох заставляют биться в голове шальную мысль о том, что у них может что-то получиться, что Илья сможет себя контролировать. Пустые мечты. Он никогда не сможет себя контролировать, а значит, они не смогут дальше работать, если переступят черту.
Собрать себя в кучу удалось только перед очередной встречей с объектом. Здесь нужно было быть начеку. Ожидая коллег в фойе, мужчина размышлял над тем, какой из своих многочисленных костюмов в этот раз выберет Наполеон. Время текло, а парочка все никак не могла собраться. И почему-то Илья был точно уверен, что отнюдь не Габи тормозит их отбытие на мероприятие. Немка появилась в холле минут через пять после обозначенного срока.
— Он еще занят, ковыряется с запонками, — Теллер картинно закатила глаза. Ее представление о мужчинах знатно подпортилось из-за слишком лощеного американца, у которого аксессуаров было гораздо больше, чем у самой девушки. Курякин понимающе кивнул, эта черта в напарнике и его порядком доставала, но исправить это не представлялось возможным. Прошло еще несколько минут, последние капли терпения были безвозвратно утрачены.
Курякин не считал, что это замечательная идея — оставаться наедине с напарником, от которого сейчас наверняка так и веет изысканностью и изяществом. Русский без стука вошел в номер и застал Соло перед зеркалом, все еще выбирающим запонки. Начинало складываться впечатление, что делал он это нарочно. Вот только было не совсем понятно, чей гнев в конечном счете американец хотел вызвать: Курякина или Уэверли, который будет уже привычно недовольно бубнить, если агенты не отправятся на работу как можно скорее. Пришлось оказать партнеру помощь, сделав за него выбор. Илья старался не дышать, пока заправлял изящные запонки в манжеты, старался не касаться пальцами обнаженной кожи. Но в висках стучала кровь, а приятный запах дорогого парфюма изящным шлейфом обволакивал сознание, предлагая забыть о работе, о Габи и обо всем остальном.
Именно по этой причине русский был несказанно благодарен коллеге за отпущенную колкость. Острый язык напарника ему приходился не по душе, хотя Илья не имел ничего против самого языка. Позволив себе небольшую слабость, Курякин прижался губами к виску напарника, ощущая пульс, который отбивало его сердце. Они были одинаково возбуждены, им хотелось одного и того же. Наполеон практически облокотился на грудь мужчины, пока тот подавал ему пиджак. И он был чертовски хорош. В своей влюбленности Соло казался даже более очаровательным, чем всегда. Обычно женщины так теряют перед ним голову, а сейчас американец сам готов плавиться в чужих руках, подставляясь под любую ласку.
Покинув номер, Илья позволил себе чуть опереться о стену и сделать пару глубоких вдохов, успокаивая бешеное сердцебиение. Работать совершенно не хотелось. Хотелось стащить все эти ненужные тряпки и снова коснуться пылающей кожи ключиц Наполеона. Хотелось слышать его тихие стоны, смотреть на легкий румянец… Отмахнувшись от слишком реалистичных, а главное вполне осуществимых фантазий, русский поспешил вниз, где его ждала Габи. На молчаливый вопрос немки Илья только рассеяно кивнул, направляясь к дверям, чтобы подогнать машину.
В зале все разошлись по местам согласно ролям. Илья внимательно следил за тем, как Габи идет в сторону Гектора, и как Наполеон изображает форменное безразличие, которое только больше дразнило уже не молодую немку. Гесиона пусть и была женщиной в летах, но выглядела очень хорошо, рядом с Соло ее возраст конечно был более очевиден, только никого это особо не смущало. Женщине явно льстила возможность находиться в сопровождении столь привлекательного мужчины. Курякин же мог только кусать локти, пристально наблюдая за парочкой. Он убедил себя раз и навсегда, что Наполеон должен быть свободен от его внимания и ревности, вот только сдерживать себя становилось все сложнее с каждым прикосновением женщины к американцу. Его американцу.
Окружающие люди шумели и веселились, общаясь на совершенно разные темы. А Илья смотрел, как немка извивается под пряным взглядом Соло, стараясь оказаться к нему как можно ближе. Русский завидовал этой старухе, как он называл ее у себя в голове. Она могла сделать много такого, чего не мог он сам. В особенности его бесил тот факт, что она может касаться мужчины, не причиняя при этом боли и не оставляя синяков. Илья не умел сдерживаться, его прикосновения всегда были слишком грубыми. Девушки грубость не любят. Наполеон пусть и не был ни девушкой, ни женщиной, но тело свое любил, холил и лелеял, а значит, к нему нельзя прикасаться без крайней необходимости. А касаться хотелось, еще как хотелось.
Уже позже, по дороге в отель, Илья старался не смотреть назад через стекло заднего вида, чтобы случайно не пересечься взглядом с Наполеоном, который явно был нацелен поймать взгляд русского. В номере Габи, который служил им чем-то вроде оперативного штаба, Илья молчал, лишь кивая в ответ на все то, что говорил Уэверли. Британец был доволен, хотя он всегда был ими доволен, пока Курякин не пускал в ход кулаки. После этого англичанин сразу становился раздражительным.
От Соло пахло женскими терпкими духами. Пахло за километр. Запах ассоциировался у Ильи в голове со старухами из политбюро, которые выливали на себя целые флаконы Красной Москвы, чтобы заглушить свой старческий запах. В КГБ даже иногда шутили, что бабушки стремятся заглушить запах разлагающейся плоти. Фрау Менгер не казалась такой уж старой. Согласно ее досье, женщине было уже за сорок, но никак не больше шестидесяти. Курякин старался занять себя мыслями об объекте, пока взгляд воровато скользил по темной ткани брюк Наполеона. На эту одежду можно было смотреть очень долго, на ее обладателя можно было смотреть бесконечно. Стараясь ничем не выдать свою излишнюю заинтересованность, Илья перевел взгляд на Габи, которая нервно теребила подол платья.
После ухода начальника мужчины так же простились с Теллер и покинули ее номер. Соло буравил взглядом широкую спину русского, а у Ильи от этого взгляда бегали мурашки, вот только позволить себе сорваться он не мог. Кажется, он даже обидел американца сильнее, чем следовало. Ему просто хотелось побыть одному. В своей больной привязанности мужчина мог винить только себя. Винить за неспособность здраво рассуждать в присутствии напарника можно было только свое малодушие. Свою неспособность контролировать эмоции. Даже холодный душ не принес такого необходимого облегчения.
Возможно, им просто стоило поговорить. Все обсудить и расставить границы, хотя бы на время этого задания, которое было слишком важным и опасным, в случае, если кто-то из них выдаст себя. Под прицел автоматически попадали все трое. С такой мыслью Илья вышел на балкон и пошел в сторону двери, ведущей в номер напарника. Момент конечно не совсем удачный, но он должен был хотя бы извиниться за свою резкость.
Только вот Наполеону было совсем не до извинений. Курякин только краем глаза заметил женский силуэт в помещении и сразу же отвернулся. Не хватало ему еще подглядывать за напарником. Сомнений в том, что происходит сейчас в соседнем номере, у Ильи не возникало. Кулаки сами непроизвольно сжались и пришлось срочно локализовывать накатывающий приступ ярости посредством дыхательных упражнений и массивного балконного ограждения. Прочный металл не корежился от того, с какой силой русский сжимал его пальцами. Красная пелена постепенно отступала. Растоптанная гордость уползла куда-то на задворки сознания. Жгучая ревность змеем искусителем шептала Курякину на ухо, что теперь он может выплеснуть негатив на напарника, теперь он может его коснуться. Ведь его прикосновения были сродни ударам. Теперь Соло заслужил подобное к себе обращение. Пусть только завершит начатое, чтобы его вина была достаточно весомой.
Из-за стены слышались тихие стоны и скрипы кровати. Возможно, Наполеон делал все это специально, чтобы позлить игнорирующего его напарника. А может так статься, что американец просто не до конца осознавал всю мощь той угрозы, которую русский из себя представлял. К счастью, кровать в номере Ильи находилась у противоположной стены, а значит, все эти звуки соития не помешают ему выспаться. Можно дать себе несколько часов отдыха. А потом, сразу после рассвета, навестить напарника, чтобы в красках обрисовать свое негодование относительно его вопиющего поведения.
Илья понимал, что если он поднимет руку на Соло один раз — остановиться будет невозможно. Он точно знал, что Наполеон никогда ему этого не простит, знал, что после этого они не смогут работать вместе. Вот только всепоглощающая ревность твердила, что американец сам виноват, что не следовало так играть с чувствами мужчины. Ярость Ильи Курякина имела необычное свойство — во время сна она не исчезала, а наоборот культивировалась, становясь еще разрушительнее. И раз до встречи с фрау Менгер у них есть еще парочка дней, а КГБ подарило бесценный опыт в сфере всякого рода физических пыток без оставления видимых следов на коже жертвы, то русский был совершенно уверен, что завтрашнее утро вернет все в исходное положение. Его скорое возвращение на родину было лишь вопросом времени.