Часть 1
22 января 2016 г. в 20:59
Он знал, что невидимое око камер все еще следит. Ищет, ищет его в полумраке его собственной комнаты, в которую нагло вторглись.
Кто?
Он хотел бы знать, очень. Но кем бы они не были, он показывает им фак в объектив каждый день.
Он слышит их смех по ту сторону экрана, их нечеткий шепот о нем и о его жизни, и еще раз смех.
Они говорят, что она очень глупа.
Они говорят, что он очень глуп.
Но он их не слушает. Он их не слушает потому что… Потому что.
И каждый день он видит комнату, где они сидят.
Это накуренное место. А их фигуры прячутся за кожаными и чересчур официальными для такого дела спинками кресел, за покрытыми пылью мониторами.
А в мониторах - он. Показывает им фак.
В компьютерах открыты еще несколько вкладок, совершенно странных. Он почти никогда не видит экраны, только знает, что их лиц касается их блеклый свет.
Это потому, наверное, что там он, и ему не хочется видеть отвратительного себя.
Это место ему стало самым родным на свете. Мысленно он тут.
Каждый день.
Это доставляет удовольствие. В голове он прокручивает мысль: «Они следят за мной, но даже не догадываются, что я за ними». И смеется. Смеется прямо на уроке, в кабинете, напичканном такими же камерами.
А по ту сторону экрана недоумевают, почему.
Хотя есть и такой кабинет, где он не смеется. Совсем.
Он боится туда заходить - все могут прочесть его мысли там.
Это особое для них место.
И одноклассники увидят его бред, горячку его мозга.
И они засмеются, определенно. Он слышит это.
Потому что его одноклассники — великие дети, и они вырастут великими людьми. А он так и останется ничтожеством, останется душой и сердцем по ту сторону экрана.
И он сидит, поджав ноги под себя.
Дым долетает, долетает в комнату с чересчур острыми и темными углами. И он кашляет, потому что страх как не любит табачного дыма. Особенно такого глумливого, они выпускают его с ухмылкой на гадких устах.
И смеются.
Он думает, какие же они любят сигареты. А может, они курят трубку?
О, тогда он бы сломал все трубки на свете, но до их трубок он вряд ли когда-то доберется.
Почему?
Потому что по ту сторону экрана никак пройти не возможно - только увидеть.
И он опять показывает им фак в камеру, улыбаясь и отворачиваясь — нельзя, чтобы они даже глазами прикасались к нему.
Он хочет выдирать со своего тела кожу руками, сдирать целые куски, потому что они прикоснулись к нему своими глазенками.
Но на что-то больше царапин от ногтей он неспособен, а мама не лезет к нему.
«Раз ты такой недотрога, — говорит она, — что не хочешь, чтоб я тебя целовала перед сном, то я и не буду. А вообще странно это — как же ты будешь с девочкой целоваться?»
И мама с папой смеются, смеются так же отвратно, как и они.
И только недавно он понял, что мама с папой — одни из них.
Это они развесили для своих коллег камеры в доме, это они покупают им сигареты в ларечке — такие же, как и себе.
И он живет с ними.
Он показывает им каждый день фак.
И они смеются вместе с остальными силуэтами над ним.
В комнату впорхнул еще один клочок густого серого дыма.
Он кутается под одеялом в попытке укрыться, а они смеются над этой жалкой, как он сам, попыткой.
А око камер и само смеется, хотя у него даже нет рта.