Как бы мы выжили без друг друга...

      Голод. Как же тяжко жить на Диком Западе, завися от физиологических потребностей. Ради их удовлетворения мне приходится дорожить многим, иногда даже жизнью.       Одиночество. Оно сводит с ума, твой мозг перестает получать новую информацию от людей, отчего ты думаешь об одном и том же. Нет ничего нового. Ох, как это сводит с ума.       Честь. Её у меня отобрали. Сорвали. Украли. Я бесчестен, одинок и иду в неизвестность…       В очередной раз, натягивая тетиву, я отпустил пылающую огнем стрелу, словно выпустил птицу из заточения. Она летела прямо, уверенно, словно полностью отдавая себя. Мой взор был идеально отточен, и даже ночью, в темноте, я видел многое: птиц, взмахивающих своими крылышками, пролитая над кустами, мелких животных, быстро скачущих по земле и крупный скот, передвигающийся плавно, уверенно, словно короли природы. Я стал частицей природы, её сыном, который вернулся к истокам.       Волк взвыл, стрела глубоко вошла в его тело, такое мягкое и горячее. Кровь брызнула струей, оросив вокруг землю. Шкура подпалилась, задев кожный покров зверя. Крик, изданный животным, спугнул остальных охотников и они убежали, оставив мертвого буйвола, точнее то, что от него осталось на земле. Было видно, что они потратили все силы на то, чтобы завалить столь огромное создание, втрое больше их самих. Они еле-еле ковыляли по земле, спая свои шкуры. Удостоверившись, что волков нет поблизости, я стрельнул в деревья и кусты вокруг, чтобы костер из этих растений отпугивал ненужных тварей. Подойдя к тушке, я жадно вцепился в нее, срывая все, что только попадало мне на глаза. Во мне проснулось голодное животное, обезумевшее, желавшее только набить свой желудок. Бродя по безграничным полям и лесам, я думал только об одном: во мне теряется человек, я перестаю думать, анализировать. Моя любовь исчезла, ласка и забота запряталась в самых глубоких чертогах моего израненного сердца.       Вой вновь раздался по всему берегу. Грустный, одинокий и протяжный. Моё сердце сжалось, когда я услышал несколько других ему в ответ. Они не были одиноки, в отличие от меня. Они были стаей, они были вместе… Вместе охотились и жили, обеспечивая свои семьи. А я был один, изгнанный из своей стаи. Семьи у меня не было, отец и мать умерли еще в детстве, при очередном набеге бледнолицых на наши земли. Они крали у нас всё: женщин, землю, зверей. Я остался один. Фактически, я не был один, но душевно – да. Я отличался от других своих сородичей, я был другим…       Разогнав оставшихся волков, я развел большой костер около своего “ужина” и приступил к еде. Мои руки вновь вошли в тело бедного, растерзанного животного, разламывая на части кости, хрящи. От голода во мне проснулись невероятные силы, о которых я и не подозревал. Кровь буйвола была везде: на лице, руках. Она медленно стекала под одежду, обволакивая мое холодное тело струями крови. С каждым куском я дышал все тяжелее, давясь сырым мясом. Я закидывал высоко голову, широко открывая рот, наполняя свои легкие воздухом. Он медленно проникал в меня, заполняя внутреннюю пустоту. Живот втягивался, плечи хаотично поднимались…       Хрусть. Хрусть. Хрусть. На фоне мертвых волков и костра появилась человеческая тень в шкуре, придававшая ему невероятный объем. Я вновь схватит лук и нацелился на него, прямо в сердце. Незнакомец встал на колени, поднял руки вверх и упал под тяжестью медвежьей шкуры. Невероятно, но он и вправду был похож на медведя, только в человеческом обличии. Он еле двигал руками, силы вытекали из него, словно кровь из раны. Её становилось все меньше и меньше. Первобытными жестами он умолял меня дать ему еды, хоть чуть-чуть. Вновь и вновь он подносил руку ко рту, издавая невнятные звуки. Он полз всё ближе и ближе, повторяя, словно завороженный, свои жесты. Моя стойка была непоколебима, лук всё еще был нацелен на него, тетива хрустела от натяжения. Приближаясь всё ближе и ближе, я стал различать черты его лица: небольшое, покрытое свежими шрамами, глаза, полные одиночества и отчаяния, длинные, волнистые волосы, торчащие из-под капюшона, борода, покрытая небольшой сединой и губы, сухие и потрескавшиеся от холода. Его лицо сияло надеждой и отчаянием, пропитывая этим взглядом меня. Поняв, что он даже не способен встать, не то, что навредить, я продолжил свою трапезу. Приближаясь ближе, он всё умолял и умолял меня дать ему еды, издавая непонятные гортанные звуки. В один момент я представил, какого ему: одинокому, голодному, потерявшемуся. Он был словно моим зеркальным отражением. В этот миг во мне всё перевернулось: я понял, что без него не выживу. Он может дополнить меня. Вместе мы сможем выжить в этом бесконечном аду.       Оторвав небольшой кусок мяса, я кинул его в сторону незнакомца и вгляделся в него более детально. Его лицо было измученным и благодарным, глаза вдавились в череп, огромные синяки под глазами делали его похожим на скелета. Он яростно вцепился в печень, со всей силы вцепившись зубами, жадно глотая куски мяса. Но, как оказалось, есть сырое мясо для него не так-то просто: все, что он поглощал, лезло наружу. Красная струя текла с его губ, окрашивая, увлажняя их. Вкус крови вызывал в нем бурю эмоций, с которыми он никак не мог совладать. Его сердце начинало биться сильнее, мясо подпитывало его, давая силы.       Наши взгляды встретились. Его пристальный взор вызывал во мне сомнения и новые, непонятные чувства. То, как он смотрел на меня, вгрызаясь в плоть, возбуждало во мне первобытные чувства, которые я многие годы пытался подавить в себе. Он не моргал, он вживлялся в меня, втискиваясь в моё сознание. Каждый дюйм его тела запечатлелся в моей памяти. Он быстро, одним резким движением убрал волосы лица, продолжая поглощать мясо. Его рвотные позывы исчезли, он смог их победить. С каждой секундой его глаза наливались оловом, и через пару секунд он лежал ничком на земле…