Poisonous Prison

«Гэри Смит — обыкновенный клинически бредовый мальчик». Сломанные ребра и вонь тюремной штукатурки стали началом конца. Щекочущий треск бахил полосует барабанные перепонки. Немигающие полуразбитые лампы. Вокруг снуют люди, слишком много людей, и помыслы каждого чётко видны по походке. Хромые ноги, искалеченные, израненные. Отсутствие ног. …Жужжащие из кабинетов приборы. Лоботомия?.. У людей выбиты зубы и рассечены губы, люди говорят изуродованным ртами. Смит пытается изобразить молчание, но слухи общаются за него. Гэри трясет головой, и ноги людей возвращаются на место и начинают ходить правильно. Как все просто. Реальность чинится одним взмахом головы. Перед глазами плывут круги. Их цветовая гамма намного притягательнее, чем… Смит усмехается. Он ждет приема. Организм готов к порции отрезвляющего наркотика. «Главное — не переборщить с нейролептиками и на этот раз. Или ваш сын, скорее всего…» Скорее всего — что? Умрет? Гэри не слышал. Он не понимает, почему люди до сих пор не замечают шрамы на его руках и следы на венах. Людям нужно еще что-то? Смиту смешно. Людям проще говорить, чем смотреть. В Булвортской тюрьме действует такой же принцип. В городе он умножается на чувство собственной важности людей. Взрослых. С переменными вместо вопросов. С формулами вместо ответов. «Высчитывай выгоду прежде, чем говорить» — лозунг для нового плаката. Только вот в тюрьме слово ничего не решает. Гэри вздыхает. В горле пересохло. Люди, люди, люди. Люди не имеют представления, что… Подбородок Гэри поднимается, а взгляд устремляется к свету лампочки. Раздается звук крошащегося стекла. Осколки падают в глаза Смиту. Он моргает, частички лампочки и света впиваются в белок. Моргает еще раз. Они впитываются. Еще раз — лампочка снова горит. Реальность чинится одним морганием. Люди не знают этого, потому что предпочитают двигать языком, а не взглядом. «Клинически бредовый» — потому что умеет менять мир. Гэри встает со стула и движется к кабинету четкой императорской походкой. — Все нормально. Никакого бреда величия. Я не хотел захватывать школу. Не верите? Это был не я. Это был Джимми Хопкинс. Я пытался спасти Булворт. Я сообщил об этом директору. «Я просто шучу. Я не верю тому, что говорю». — Джимми Хопкинс. Запишите это имя. «Закрепите у себя на лбу. Вы все здесь — джимми хопкинсы. Маринованные бунтари у меня под каблуком». — Джим-ми Хоп-кинс. Гэри выдает себя медленным монотонным повторением. Доктор Бамбилло протягивает Смиту очередные таблетки. — Вы знаете, что вы местный наркодилер? Даже богатенький ублюдок Дерби сидит на вашей дряни. «Операция начинается. Я устрою этому месту лоботомию». Гэри вскакивает со стула, уворачиваясь от слишком ожидаемого удара, и ласково улыбается. Старый добрый доктор. Боится дать неверное количество наркотика, но не гнушается бить пациентов. «Клинически бредовый» — потому что выблевывает нейролептики вместе с собственными внутренностями на конвейер чужого несчастья. Смит пятится к двери. Смит закидывает в рот лекарства. Тройную дозировку. Реальность становится гиперреальностью. Слишком реальной. Ультрареальной. Это временно. «Надо спешить». Гэри выскакивает из кабинета под вой психиатра. Сирены в тюрьме зовут надзирателя даже здесь. В этой сублимации реальности. (Не) наркотической. Вылеченной. Чистой. Смит проносится мимо охранников навстречу СВОБОДЕ. Его уже никто, никто не остановит. Надзиратель вернется в родную тюрьму с чувством выполненного долга сегодня, потому что спокойствие «здорового» мира подорвано еще на один день. «Клинически бредовый» — потому что заставляет весь город жрать собственное дерьмо. «Клинически бредовый» — потому что всегда прав.