Однажды Элайджа получил роль Райана Ньюмана, и тут понеслась...
18 января 2016 г. в 14:10
Уилфред, ко мне мой мальчик…
Мое горе, по правде говоря, в том, что я принял предложение Джейсона Гэнна сняться в одноименном телесериале «Уилфред.»
Возможно, мое неумение, отказать в нужное время и в нужный час, повлекло за собой романтическую историю двух, помешанных на кино, и перешедших все грани допустимого, идиотов.
Характер данного сериала носил в себе дурной, отчасти, неприемлемый смысл, и в рамках человеческого понимания никак не хотел укладываться.
Перспективка так себе, но деваться некуда. Из уважения к своему другу я решил пойти на уступки.
Естественно, я не стал говорить Гэнну о свое презрении к его идее, но, ответить отказом было куда большим хамством, нежели просто послать его далеко и надолго.
К моему колоссальному удивлению канал FХХ тут же принял предложение о ротации нового сериала.
Гэнн не уставал повторять, что его сериал вершина искусства, а я помалкивал, да хмыкал, втихомолку.
Чего не было в этом сериале?
— В нем было всё.
От пидофилии, зоофилии, умопомешательства, до БДСМ и членоблудства.
Как — то раз, я, даже, поинтересовался у Джейсона, что же поспособствовало созданию такого шедевриального, в кавычках, произведения?
… — Собаки, Элайджа. Именно они. Ты не замечал, насколько сексуальны и умны их глаза? — Умиротворенно ответил Гэнн, закуривая новую сигарету.
(Предыдущую он уже успел досмаковать и вмять в пепельницу).
— Если бы это сказал кто — то другой, то я бы решил, что он спятил. Ну, либо, зоофил. Или, что — то в этом духе…
— Я же не занимаюсь сексом с животными, — Удивленно возразил он, просунув ладони между головой и спинкой кресла на котором сидел. — Я показываю собак с несколько иной точки зрения. Я показываю их мысли и предпочтения, а так же неординарную привязанность хозяев к своим мохнатым подопечным.
— То есть, детский фильм, да? Хатико, Бетховен… И ты туда же. — Понуро ответил я, стараясь не смотреть в упор на Гэнна, потому, что в последнее время он стал относиться ко мне несколько иначе…
Совсем иначе, ежели раньше.
Год, проведенный на съемочной площадке, сильно сблизил нас.
Не стоило говорить об этом, и, тем более, с Джейсоном, ибо ему только дай повод и он распустит руки.
Вокруг начали поговаривать о том, что я флиртую с режиссером, хотя, такого я за собой никогда не замечал.
Да, мы возвращались со съёмочной площадки, дружили взасос, веселили актеров, даже целовались в шутку, но было ли такое поведение поводом для обсасывания нашей дружбы?
Почему мужчины не могли испытывать друг к другу теплые чувства?! Это, ведь, не запрещено законом?
На личном фронте было худо — бедно, но я справлялся. Но, не настолько худо, чтобы я позволил себе лечь под своего закадычного друга.
Ни к чему это всё.
Однажды, Ганн остановил меня после съемок, — придержал легко за плечо и уставился, как пес на очень вкусный кусок мяса.
— У тебя очень красивые голубые глаза… — Шепнул он, еле слышно, и, по привычке, закурил.
На съемках и вне — это обычное дело. Он мог курить даже по две пачки за один съемочный день. Зато не пил, что было похвально. Бутафорское пиво приводило его в умиление, ровно, как и кровавая Мэри, на которую так несметно божилась Кристен.
— Ты много куришь, — Жестко ответил я, и попробовал выхватить сигарету из его цепких, сильных пальцев. Не тут — то было. Я даже не смог подвинуть ее на полдюйма, — так прочно она устроилась между его пальцев.
— Ты слишком беспокоишься за меня. Это ставит в неудобное положение…
— Ставят в неудобное положение, несколько другим образом, — Я попробовал отшутится, но Гэнн, вне площадки, был именно таким, каким был сейчас — спокойным, серьезным и непреклонным.
Там, наверху, я мог творить с ним все, что захочу, — обучать его тому, что он накрапал тут же пару — тройку часов назад на бумажных листьях сценария. А здесь я был его питомцем. Потому, что меньше, слабже, и не слишком выгодно использовал свою защиту.
— Я усвоил урок. — Мягко ответил Джейсон и подошел вплотную. Его запах был великолепен. Настоящий, природный. С легким намеком на парфюм. Был некоторый запах его кожаной куртки и сигарет. А так же аромат лета и травы.
Я любил его, но не мог сказать об этом. Он тоже не говорил, потому, что ждал, пока меня отпустит. Пока я смогу высказать все то, что наболело…
Он невероятный, задумчивый, элегантный. Прическа ему не шла, но она мне нравилась своей простотой. Тем более, она выгодно подчеркивала овал его лица и темно — коричневые, миндалевидные глаза.
— Тебе отвратны сигареты, но ты стоишь и дышишь рядом со мной в унисон. Я не противен тебе.
Я поджал губы. Как он может быть противен мне? Была масса других не менее противных случаев, но мы пережили это. И даже по прошествии всего, я не в коем разе не разочаровался в нем.
Противные случаи? В третьем сезоне он оплевал мой любимый трикотажный свитер.
В том же сезоне он засунул свой язык мне в рот, едва не сломав челюсть. Черт. Он обзывал меня, набрасывался и душил. (Естественно, по сценарию)
И, скажите, что после такого я должен испугаться запаха сигарет? Не на йоту. Будь спокоен Гэнн. Я всё простил.
Воспользовавшись случаем, он поцеловал мои глаза. Трепетно, осторожно, чтобы я не свинтился и не убежал, куда глаза глядят.
Я лишь шумно отстранился, но не для того, чтобы оттолкнуть, а для того чтобы найти его губы, увидеть их. Увидеть его глаза — смешливые и карие, как у собаки.
У очень умной собаки, которая сторожит сон своего хозяина…
— Ты становишься ребенком, когда смущаешься, — Шепчет он, не решаясь целовать первым.
— Я люблю тебя Джейсон, но не позволяй своим желаниям разрушить нашу дружбу.
Я отталкиваю его и ухожу.
А теперь, мы сидим тут, спустя месяцы, немного дальше произошедшей, много дней назад, «сцены».
— Думаешь о…
— Да, — я думаю об этом. — Жестко отвечаю я и встаю.
— Что не так? — Удивленно спрашивает Джейсон.
— То, что у меня было достаточно времени, обдумать все произошедшее с нами. Я готов сказать тебе все, о чем ты попросишь.
— Хорошо… Что ты думаешь о нас?
— Мы влюблены друг в друга.
— Что ты хочешь от меня? …
— Правильный вопрос как именно я хочу тебя? …
Джейсон забывает про спокойствие и тоже встает. Резко, под стать мне.
— Я, верно, ослышался. А как же дружба?
— Да плевать мне на дружбу. Она никуда не денется. — Уилфред, ко мне мой мальчик, — Шепчу я, и хлопаю себя по бедру.
— Элайджа Вуд, ты самый чокнутый человек в мире, по моим меркам.
— А ты — самый грязный. — Я стягиваю с него куртку, футболку, — все это летит к чертям.
Моей одежды не так много. Мой вес и телосложение позволяют мне творить то, что другим и не снилось. Я подставляюсь под жадные руки Гэнна и разрешаю ему стянуть с меня жалкую потасканную борцовку с Пинк Флоид.
Я прогибаюсь в спине, заставляя его ладони сжаться на моей округлой юношеской заднице.
«Пусть знает, что он не один здесь такой эксцентричный. Я все время таил в себе страсть и готов выплескивать ее в таком количестве, в котором ему и не снилось»…
Пока я бережно отсасываю его член, Гэнн с яростным рыком цепляется в мои волосы.
— Теперь ты мой пес, а я твой хозяин, — Неистово шепчет он, скользя языком по моим губам и очерчивая на них ряд всевозможных узоров.
— Я знаю, что ты любишь меня, Уилфи. Правду никак не спрятать за позорно дрожащими коленями… — И ты знаешь, кто здесь хозяин…