Бедный Мэтти

Ближе к окончательному распаду нашего брака я все чаще стал задумываться о том, что, возможно, во всех своих бедах виноват сам. Иногда, сидя в гостиной и смотря на стену с цветочными обоями, я просто размышлял о том, насколько жалким должно быть выгляжу в глазах других. Моих сестер, матери, бабушки, даже учеников школы или владельца ближайшего магазина. Половина города знала об одной части моих проблем, наиболее публичной. Той, что касалась надругательства со стороны 16-него школьника и предшествующей этому тирании со стороны его друга. Газеты с заголовками о моем позоре и соответствующие постеры украшали все доступные поверхности пригорода. Другая же часть города, меньше половины, я думаю, знала обо мне чуть больше. Знала о том, что мой муж наркоман с краткими перерывами, что он чуть не отравил меня моющим средством, что он когда-то был связан с человеком, который и ныне отбывает пожизненный срок. Сти знали как человека, которому нельзя доверить детей, деньги, все, что можно доверить обычному человеку. Сти знали, как партнера бандита. Как любящего, но проблемного отца. Как мужа бедного, бедного и милого Джона Пола. Как мою погибель, как мой груз. Я никогда в действительности не воспринимал Сти Хея как какое-то возмездие за грехи прошлой жизни или мое личное проклятие. Я воспринимал его как любимого, близкого друга, человека, который пострадал от жизни. Пусть и в большей степени по своей собственной вине. Я хотел быть его опорой, помощником, путеводным светом. Хотел быть хорошим отцом его детям. Таким, которого они будут любить, который не попробует заменить папочку Дога, а лишь додаст им то, что Дог уже не сможет. Дог хотел бы этого, я знаю. Иногда мне казалось, что Сти испытывает удовлетворение от своих проблем. Что ему нравиться быть тем парнем, чья жизнь не может быть простой и безмятежной. Но, видимо, даже для такого любителя приключений как он ВИЧ был слишком большим потрясением. Тогда он стал впервые проявлять неожиданную ответственность, пугающую и, отчасти, болезненную заботу обо мне. Такую же заботу, как забота о беременной Шинейд. Гарри же оказался для меня настоящим сюрпризом. То есть, я не думал, что он займет настолько большое место в моей жизни. Не думал, что наш перерыв в отношениях превратится в личную историю Сти Хея и Гарри Томпсона. Тогда, под аркой, в условленном месяцы назад месте, я уже знал, что наша история не закончится там. Я знал, что даже если он примет кольцо обратно, это, возможно, будет не последний раз, когда мне придется возвращать кольцо ему на палец. Его побег за Гарри был ожидаемым, болезненно ожидаемым. Это чувство – болезненное ожидание - уже давно было со мной. Он появилось после очередного обещания завязать с наркотиками и редко покидало меня. Особенно остро оно ощущалось в минуты затишья перед бурей имени Сти Хея. Что ты придумаешь на этот раз? Тот факт, что и я не идеален, также был мне известен. Я не идеален. Порой плаксив и жалок. Я мягкосердечен и слегка труслив. Зависим и слишком яро посвящаю свою жизнь тем, кто, кажется, в этом не нуждается. Он может умолять меня быть с ним каждый раз. Но я знаю, что его привязанность ко мне не сильнее его сущности. После рождества мне понадобилось несколько таких дней вглядывания в стену напротив, чтобы понять простой факт. Мне не место здесь, в этом городе. Мне не место рядом с ним. Или ему со мной. Суть не в формулировке. Суть в том, что я никогда не смогу вытащить его из этого болота. Кажется, это болото даже не мое. Не мой крест. Сестры отнеслись к отъезду в штаты с пониманием. С некоторой долей радости. Во мне радости не было. Во мне было то чувство, которое некоторое количество лет назад кололо в моей груди, когда я уезжал из другого города. Из того, в котором был Крейг. Крейг и его невеста. А я возвращался домой с мыслью, что мое место там. Не с Крейгом. Теперь я знаю, что мое место и не со Сти. Не в Холлиоксе. Я уехал в штаты. Штаты были неизведанными, другими внутри. Люди были другими. И не один из них еще не знал, насколько я жалок. Мэттью был еще достаточно мал, чтобы не очень ярко среагировать на исчезновение из его жизни второго папы, сестры и брата. Позже, он был достаточно умен, чтобы не спрашивать меня не о чем. Не спрашивать, почему у него все еще нет второго отца или матери. Хоть кого-то. Бедный Мэтти. Американские школы оказались такими же, как и в моем родном городе. Что-то, видимо, не меняется почти нигде. Преподавать без оглядки, без перешептываний и постоянно мелькающих знакомых лиц было сначала странно. Потом привычно. Я общался с сёстрами. Матери и бабушке посылал открытки, звонил по праздникам. Я не похоронил Холлиокс полностью. В моем сердце он был всегда. Также как там был Сти Хей или Крейг со своей невестой. Просто, это болото было уже не моим. Я все еще не могу вздохнуть свободно. Я не чувствую себя свободным. Эта боль, воспоминания, эти американские горки, на которых я побывал, каждый их вираж навсегда останутся в моей памяти. Этот груз никуда не денется. Этот груз до сих пор не позволяет мне подпустить кого-либо к себе. Я не хочу на этот аттракцион снова. Наверно, я все еще жалок. Потому что коротать жизнь в одиночестве и каждый день прокручивать минувшие дни в своей голове – это не то, что предпочитают делать не жалкие люди. Гордиться сыном - это чуть лучше. Но этим летом его нет рядом. Этим летом он впервые уехал навестить бабушку и моих милых сестер. В глубине души мне интересно, понравится ли ему Холлиокс. Каково это: приехать туда впервые? Когда ты вырос в совсем другой стране. Каково это: увидеть их всех впервые? Однажды, летним вечером, я слышу ответ на свои вопросы из уст сын. Его изображение рябит, слегка отдает пикселями. Но я вижу, что Мэтти приятно удивлен и явно расположен к Холлиоксу. К его жителям. И даже школе. Он говорит, что мог бы учиться там. Говорит, что в этой школе есть много классных ребят, которые сначала думали о его переводе в старшую школу Холлиокса. Будто он новенький. Пятнадцатилетний Мэтт, мой умница Мэтт улыбается мне с экрана. После моей просьбы он начинает рассказывать о тех интересных ребятах из школы. Я стараюсь не реагировать особо бурно на знакомые фамилии или описания мест городка. Я стараюсь. Очень стараюсь. Пока не слышу то, что обращает наш дальнейший разговор с сыном в белый шум. Белый шум, который я воспринимаю вместо дальнейшего рассказа Мэтти. Потому что перед этим он произносит: - У Лии есть брат. Он капитан футбольной команды и жутко забавный парень. Он даже научил меня плавать, пап. Одним словом – главный заводила. В нашей компании так точно. Но некоторые зовут его просто оболтусом как и его отца. Но я думаю, что Лукас хороший. И он мог бы быть моим парнем, знаешь. Последняя фраза звучит много позже. В последующих разговорах. Но все они - одинаковый белый шум. Потому что имя Лукас Хэй не может звучать для меня просто и понятно. Оно звучит как отголосок прошлого, оно звучит как буря. Бедный Мэтти.