Вечер

Нэйтан сегодня превзошел самого себя. Надрывался сам и заставлял брутально страдать других участников группы. Сквизгаар только поглядывал на него искоса и ухмылялся про себя. Сегодня Эксплоужен дал пизды всем, даже ему прилетело. Так уж вышло, что пальцы свело судорогой, и соло, над которым швед страдал полтора часа, опять проебалось. Мата было много. Токи терпеливо молчал, понимая правоту вокалиста. А Мердерфейс вопил громче самого Нэйтана о том, какой он пиздец трудяга, и вообще за пятерых один он тут потеет и пашет. На что Сквигельф опять ненавязчиво заметил, что все бас-партии все равно он переписывает, а «запилы» Уильяма попросту удаляются. Пиклз трясся за барабанной установкой, когда Эксплоужен орал на него. Мелодично звенели тарелки, несколько раз ощутив на себе мощный кулак вокалиста Dethklok. А все почему? Да потому что Чарльз промыл опять мозги о том, как надо выпустить альбом, и Корниклсон их трахнул по голове со своими сроками. Нервозность перед этим выпуском альбома плюс вечный неубиваемый перфекционизм Нэйтана вылилились в такой дикий скандал, что под конец записи всех трясло. Нэйтан наконец выключил микрофон и выдохнул: — Все, блять, теперь звучит охуенно. Пиздуйте спать. И… Не злитесь, сами понимаете, нам надо всех охуительно брутально убить. — Да, мы понимает, — Токи снял с плеча гитару и, все еще нервно подрагивая, вышел из студии. Неразборчиво что-то ворча про «гребаного садиста и вонючего мудака» выполз за Вортузом Мердерфейс. Пиклз вышел, уже на ходу залпом выпивая бутылку водки. Икнув, он обернулся к Эксплоужену: — Ты сегодня был просто охуенен, чувак, но больше не надо такой херней страдать. Мы отыграли сейчас так же, как отыграли в начале. — Не спорь, блять! — глаза вокалиста вновь налились кровью, и если бы не ладонь Сквигельфа, мягко сжавшая плечо мужчины, то барабанная установка бы сейчас полетела вверх тормашками, — В начале Токи лажал, как ебанутый, потом Мердерфейс, потом ты! … — И даже я лажать, да, Нэйтанс, — Сквизгаар осторожно похлопал Эксплоужена по плечу и посмотрел на хмурого Пиклза, — чувак, ты сам понимает, он не любить, когда что-то звучит не так, как он хотеть. — Да все я понимаю, — махнул рукой барабанщик, — но до нервного тика тоже доводить не надо, нам еще как-то заснуть надо сегодня после такого. Но бабки там с этим альбомом, да… — с этими словами барабанщик удалился. Нэйтан выдохнул и присел на колонку: — В общем-то он прав, не надо было так орать. У меня даже в горле першит сейчас, — он потер шею и посмотрел на Сквигельфа, который стоял, как ни в чем ни бывало и подкручивал колки на гитаре, — и тебе тоже прилетело… Ну, ты знаешь, что я не люблю извиняться… — Успокаивается, все нормальный, — швед тонко улыбнулся и провел медиатором по струнам, проверяя, правильно ли звучит. Видимо, оставшись довольным этим звуком, он отставил гитару и взял басуху Мердерфейса, — сейчас я записывает партия дэтих дилдо и мы идет отдыхает, ладны? Я уже затрахаться в дэтот студия. — Хорошо, — Нэйтан поднялся и вышел, чтобы не мешать Сквигельфу. Тот вопросительно посмотрел на него, когда вокалист показался за стеклом. — Начинает? — спросил он. Эксплоужен кивнул и нажал на запись. *** — Ебал я в рот эти альбомы, — икнув, гаркнул Нэйтан и расхуярил бутылку из-под виски об стену. Сквигельф, лежащий у него на коленях, лениво провел ее взглядом и глотнул из бутылки крепкого шнапса. Вокалист за каких-то полчаса упился в говно. Лежащая на полу бутылка из-под текилы, которую парни распили на двоих, была ясным обьяснением данному явлению. Орать и буянить Эксплоужен не спешил — слишком устал. Вместо этого он странно развеселился и все время норовил то пощекотать Сквигельфа, от чего тот хохотал, как ненормальный, то поцеловать его. Швед и сам уже был нужной кондиции, чтобы не стесняться ржать на всю гостиную и не бояться, что его кто-нибудь услышит. Насрать вообще. Он лениво отвечал на поцелуи вокалиста, запустив ладонь в длинные жесткие волосы. Вечерний отдых после репетиций был их самым любимым занятием, потому что только после них хотелось вот так упиться в говно и просто расслабиться. И не бояться, что кто-то узнает. Потому что весь Мордхаус спит, и это время полностью предоставлено только им двоим.