Ради встречи

— И именно теперь ты нам решил доказать, что человеком являешься не только в хорошем, но и в плохом смысле, — негодующе закончила Зоя фразу, начала которой я не слышал. — Волшебно! — Зоечка, ну ведь Эл едва ли виноват, — попыталась возразить Майя. — Рэсси вот тоже был так… — она вздохнула, а я, наконец, сел — до этого я валялся, причем на полу. Но как я там оказался? Что со мной случилось и почему? Не мог же я просто так упасть. А как я оказался так далеко от кровати? Если только предположить, что… меня отвел «сон». А разве это возможно? Довольно странно, нелогично. Стоп. Рэсси тоже?.. был отключен? В таком случае, он не подал сигнал, и получается, на самом деле, это не было иллюзией. — Что-то случилось. — Не говори ничего про Рэсси, он пёс. Умный, сильный и так далее, но пёс. Вот прошла горничная, села погладить или пыль с него стереть — он же делал вид, что является статуей, — он и поверил, а его отключили. Но Эл? — Я просто глупее всех, — выдал я, отворачиваясь. — Идиот. Такую ошибку совершить не каждый смог бы. Простите меня… — я замолчал, мечтая только о том, чтобы больше не произносить ни слова. Рассказывать о своем «сне» им, да еще и сейчас, да еще учитывая то, что там было — будет невыносимо. Очень глупо было браться за дело, в котором угроза есть и для тебя. Раз преследователь знает что-то обо мне, конечно, он может этим пользоваться. Только вот каким образом он так замаскировался? Может, все-таки, это была иллюзия? На меня повлияло какое-то устройство, и я все это увидел? Но тогда снова: почему я на полу? Значит, я все же вставал. Иллюзия не могла быть настолько реалистичной, чтобы я чувствовал прикосновения, просто не могла. Так все же?.. — Какую ошибку? — Сложно сказать, какую именно. Нельзя же называть ошибкой любовь, потому что тогда это и не она, — проговорил я, задумчиво, — а что было ошибкой? То, что я вообще стал детективом? Видимо. Из них известные всегда были одни и никого не любили в таком смысле. — Это все глупые оправдания. А с чего ты это говоришь? Что произошло? Преступник как-то использовал… м, эту самую любовь? Как? — Зоя говорила и смотрела так, будто готова напасть на кого угодно и на меня в первую же очередь, но мне от этого хотелось лишь молчать. Не от страха, вовсе нет. Скорее из какого-то совершенно алогичного желания все усугубить. — Либо меня заставили увидеть сон, либо каким-то образом сон был изображён. Но это сложнее, потому что во сне был Сергей. — Во сне? — повторила девушка, ещё злее. — А ты у нас спать умеешь? Всю жизнь не умел. А теперь вдруг. Ну-ну. — Я не утверждаю, что это был сон, но я в это верил, потому что от Рэсси не было сигналов, а Сергей настоящий тут быть не мог, да я и знал, что он не настоящий, почти сразу знал. Это было единственным объяснением, как мне казалось. И поэтому я не поднял тревогу, а позволил ему находиться рядом. А потом я отключился. А что он сделал после? — А после, можешь полюбоваться, кстати, — она мрачно хмыкнула, — он отрезал приличную такую прядь волос у Майки и оставил ей письмо. Очень милое письмо. — Он обещал, что скоро начнет рассылать фотографии, — с дрожью в голосе рассказала Светлова, и тут только я посмотрел на нее. В руках девушка держала совершенно неподвижного Рэсси. Но в первую очередь я заметил, что «прядь» было еще тем преуменьшением. Майя выглядела так, будто подстриглась, но при этом лишь с одной стороны головы, и, главное, подстриглась довольно коротко. — И нам оставил одну, наверное, чтобы доказать, что у него они есть. Выходит, мы уже проиграли? — Вот еще, — отмахнулась Зоя. — У нас несколько новых фактов о нем, а ты говоришь: проиграли. Да, времени мало, и Эл что-то не сильно похож на нормального детектива, но все еще можно решить. Во-первых, теперь мы знаем, что наш преследователь ростом с Сыроежкина. Ты бы ведь, — она снова строго на меня посмотрела, — заметил, если бы он был на каких-нибудь там каблуках? — Да, конечно, — уверенно кивнул я, — мы… ходили по комнате довольно долго. — Ну вот, у нас уже есть рост. Еще он должен быть, — Зоя вздрогнула, — он должен быть близким нам человеком! Из нашего класса, как минимум, потому что остальные не могли знать про вас с Сережей. Мальчишки вообще не склонны такое замечать, а девчонки в школе свято верили, что вы нормальные. Так что… — Не говори, что это кто-то из нашей компании, — пролепетала Майя, побледнев. — Этого ведь не может быть. Никому такое не нужно. И еще… фотографии против каждого… Так что нет, нет-нет-нет. — Если кто-то двинулся, то очень даже да, — холодно заявила Зоя. — А двинулся потому, что столько волос брать было явно незачем? — уточнил я. — Ну конечно. Потому что даже псих, верящий в вуду, унёс бы куда меньше. А уж тем более кто-то влюбленный, которому нужен символ. — Но сойти с ума настолько, чтобы убить, — голос Майи дрожал. — Кто-то из друзей? Нет… — А что, если есть логичная причина тому, чтобы забрать столько? — предположил я. — Жадный или совсем помешанный мог бы взять и больше, а не ровно половину. И отрезал бы едва ли так аккуратно, а тут ведь все выглядит так, будто ее в салоне стригли. — Если так, это мог сделать ты один, — сообщила Зоя, спокойно, — потому что остальные не обладали хорошим глазомером и умением отрезать ровненько, насколько я помню. Хотя, снова же, — она поморщилась, — если это какой-то маньяк или просто кто-то, кто задался целью… — Эл, ну хоть ты скажи, что это все-таки не один из наших друзей, — перебив ее, взмолилась Светлова. — Я не могу даже думать об этом… — Но, боюсь, это более вероятно, — смущенно признался я. — Видишь ли, раз мотив не в том, чтобы тебя получить, нужно искать иной. А иной куда более возможен у кого-то близкого. Даже у меня, — я невольно фыркнул, понимая, как странно это звучит. — Правда, это слишком… Но все равно, есть. Но такую сложную схему, убийство… Иррационально. — А кто сказал, что преступники поступают рационально? И разговор этот откровенно говоря затянулся. И о возможных мотивах каждого из наших, и возможностях их же, и нас самих, и о том, как вообще-то это мерзко говорить так обо всем этом и о них, и… о преступлении. А можно ли было об этом не говорить? Ведь нужно же все понять… Хотя, если это правда один из нас, я бы предпочел не знать и не понимать. — А самое интересное, что тебя могли и не обманывать, в каком-то смысле, — неожиданно заявила Кукушкина. — В смысле, если это был Сережа. Ну правда же, так и не было бы вопроса о том, как загримироваться. Зачем гримироваться под себя самого? — Это был не Сергей, — отрезал я, ощутив что-то близкое к ужасу. Я ведь точно это чувствовал, когда он был рядом. Это был не он, настолько не он, что сложно объяснить, как я мог вообще позволить ему с собой говорить и танцевать. Это ведь бред. Романтический бред из всяких милых сказок. — Сказал тот, кто без памяти его любит. Очень ценные показания, — ядовито произнесла девушка. Ну да, а я и не ждал снисхождения. — Я не без памяти, я… — я осекся. А как? Как, если в самом деле, едва разлучившись, уже в таком состоянии? Вечно вспоминаю, поверил «сну». Но все же, это нужно назвать иначе. Иначе, а вот как выразить сложно. — Это иное. — Но близкое. Естественно, ты не подтвердишь, что это был он, даже если это так. У твоей честности тоже есть грани, разве же нет? Ты именно ради Серёжи и лгал когда-то. А уж сейчас когда все так серьёзно, — она пожала плечами. Нет, это будет сложно, расследовать что-либо в такой компании. Когда тебе не верят. «А мог ли я правда солгать? А обмануть себя, чтобы только не считать Сергея преступником? Нет, ну правда ведь, нет?.. Если не верить себе, то уж точно ничего не выйдет сделать… А как верить? Как?» Я зажмурился. Мне хотелось срочно сделать что-то. Сделать, а не рассуждать. Но проблема была в том, что без рассуждений нельзя было и действовать… А что вытекает из мысли, что преследователь один из наших друзей? Только то, что он будет выделяться среди местных жителей и сейчас живёт определённо не в собственном доме…