Fallen Angel

      — How can I save a fallen angel, – Нил бережно перебирал струны и попутно тихо, со смесью горечи и опаски, напевал.       Я видел уже Нила грустным. Но не подавленным. Он сидел на краю длинного дивана. Я сел на другой. Мне не было страшно или неловко, что Нил заметит меня, потому что я точно знаю, что сейчас он в другом мире – сейчас он в прошлом, наполненным слезами и тоской, непониманием происходящего. Нил рассказывал нам с ребятами о своём детстве: смерть ненасытно укутывала в свои надёжные, безвылазные объятия членов его семьи, а Кэрол, мама Нила, была земным борцом за то, чтобы смерть разжала свои жадные руки, чтобы она поглотила сама себя и чтобы дети никогда больше не почувствовали томное дыхание потери. Честно сказать, все мы были восхищены стойкостью матери Нила и им самим.       Он перестал играть. Полминуты Нил просто просидел, смотря в одну точку, а затем, должно быть, почувствовав, что за ним наблюдают, повернулся в мою сторону.       — Ох, я тебя не заметил, – более менее оживлено сказал Нил.       — Не сомневался. Как ты?       — Не очень. Не видно?       — Хотел проверить, солжешь ли ты.       — Что, прости? – вижу, как Нила распёрло от возмущения. – Ты к чему ведёшь? Я разве врал когда-то?       — Да я не про грязную ложь. Про душевную скорее. Нельзя хранить в себе негатив, ведь однажды он просто сожрёт тебя, жадно причмокивая. Я не хочу видеть тебя мрачным, так что это хорошо, что ты не врешь. А теперь давай поговорим обо всём поподробнее.       — Да о чём тут можно говорить? – от Нила повеяло безнадежностью вместе с этими словами.       — О том, что тебя волнует.       — О том, что меня волнует, невозможно говорить. Оно волнует и всё на этом. Я просто чувствую, будто говорить и здраво мыслить разучился. В голове столько мыслей, но все они как одна огромная тарелка с невкусной кашей. Я уже так долго не могу говорить, что думаю. Я уже так долго не могу делать, что мне так хочется. Я будто живу по талончикам: так, сегодня вы получаете гребанную бумажку на робкий взгляд, а воспользоваться ей сможете через год. Спасибо, я так желал, когда поступит в раздачу талон на то, чтобы обнять Мэтта Уолста! Да мне фанатки позавидовать не могут! Что за чертовщина?       Я оставался сидеть неподвижно. Так яростно, с обидой и досадой, Нил просто выплескивал все мысли. Не пытался подобрать более корректных и грамматически правильных слов, а говорил первое, что промелькнет в его сознании. О, как я очарован сейчас! Только вряд ли Нил узнает об этом когда-нибудь, ведь я не собираюсь его перебивать.       — Мне грустно от того, что люди не могут вовремя осознать, куда им нужно шагнуть – в какую сторону. Нам обязательно нужно помучать себя мыслями о том, правильно ли это. Или нам наплевать, мы шагаем, а потом сожалеем. И самое дерьмовое то, что тут никто нам не помощник. И дело не в том, что человек настолько самоуверен и горд, что обязательно пойдёт наперекор тому, что ему советуют. Дело в том, что мы не верим. На нас нет ещё ожогов, посмотрев на которые, мы скажем: "нет, пожалуй, я обойду этот костёр соблазна и юношеского максимализма".       — А что было бы, если бы ты знал, на какую тропу ступить? Или на какую бы ты ступил? Разве есть верный и неверный путь, Нил? – Меня определённо завлекла эта тема.       — Неверный путь тот, который не твой.       — Лаконично, однако. Так в чем проблема? Разве ты пошёл не по своему пути?       — Я пошёл по пути молодого себя. И куда он меня привел?       — Во-первых, к музыке и ко мне. А во-вторых, ты, будучи молодым, посредством обдуманных и не очень действий постепенно выстраивал свой путь. Ты взрослел со своими решениями, так что ты не можешь просто так говорить, что выбрал не ту дорогу. Ты её не выбрал, а построил. Хорошо построил. А если тебя беспокоят события прошлого, то освободись от них. Напиши песню, ведь мы музыканты в конце концов. Дай своим тёмным воспоминаниям увидеть свет, чтобы они в нем растворились раз и навсегда.       Нил сидел смирно, без движения, пару минут, а затем он вышел из некоего транса:       — Да, ты прав. Я пришёл к Three Days Grace и к тебе, так что я не могу говорить, что это плохо. Свет вроде как всепоглощающий, а тьма лишь умеет строить иллюзии нашим же разумом.       — Да! Да! Да! – Я скользнул по гладкой поверхности дивана прямиков к плечу Нила. Обхватил его горячую шею руками и поцеловал в колкую щеку. Казалось, будто Нил просто руководил моими мыслями и телом и умело ими воспользовался, чтобы вернуть себя к жизни и получить мои объятия. Да я и не против такого властвования. Главное, что он меньше мучает себя неприятными мыслями и больше улыбается, радуется тому, что у него есть и работает для большего.       — Знаешь, давай-ка напишем что-нибудь.       — Возьмём за основу строчки, которые ты напевал? "Как я могу спасти падшего ангела..."Ангела, который пал так далеко и низко, чего невозможно было ожидать. Ведь кажется, что вся сила ангелов в крыльях, а не тут-то было...       — Fallen angel in the dark, never thought you fall so far... – Нил торопливо записывал строчки в блокнот, будто боялся, что они ускользнут, внезапно пропадут в глубине, как этот самый ангел.       И так мы сидели в этой просторной комнате, которая не была способна уместить все наши мысли, поэтому мы использовали наши таланты и ручку с бумагой. Так работает музыка и стихоплетство – они вмещают в себя мысли, чувства и опыт. Музыка необъятна не только в количестве песен в мире, а сама по себе – её неугомонные волны, плавные приливы, её свойства оттачивать и полировать человека, словно наждачная бумага дерево, разве что музыка способна делать это не только с поверхностью, но и с нутром. Таким образом мы очищаемся от негатива, наши души становятся чище, в них остаётся больше места для хорошего и светлого. Должно быть, в этом вся суть музыки.