Вторая жизнь

Первый год после смерти Лидии, был самым сложным для всей нашей семьи. Я как можно больше уделял, временя Клавдии, но это было тяжело. Родители Лидии предлагала мне переехать к ним и продать мой дом. Но я не мог согласиться. Этот дом — моя жизнь. Здесь я вырос. Здесь я создал свой семейный очаг. Поэтому, чтобы дом не пустовал, я остался жить в нем, а Клавдия переехала к бабушке с дедушкой. Так было легче для всех. Не смотря на то, что всё свободное время я посвящал дочери, я не слишком хорошо выполнял обязанности отца. Между мной и дочерью возникла стена, которая отдаляла нас друг от друга. Хоть мы и не признавались в этом друг другу, но это было очевидно. Единственное, что нас объединяло, это вечер перед камином и воспоминания о Лидии. Годы шли, дочь росла. Стена становилась всё выше и толще. Разговоры были натянутыми, и нам хватало „Привет. Как дела? Что нового?“ Когда Клавдии исполнилось тринадцать, я забрал её домой. Я решил, что пора наверстывать упущенное. Только дочь не была рада этой новости. — Стайлз, тебя не было с ней, когда она нуждалась в тебе, — говорила Миссис Мартин, — подумай, девочке будет лучше с нами. — В нашем доме, ей будет лучше, — настаивал я. — Почему для тебя это стало важно именно сейчас? Где ты был пять лет? — Я был с ней! Я уделял ей столько времени, сколько мог. Я не мог приглядывать за ней и не мог оставлять её одну, она была слишком мала, — чуть ли не крича ответил я, — пять лет, чертовы пять лет я разрывался между ней и работой. Её возвращение мало что изменит, но я буду больше времени с ней. — Ты так думаешь? — Ухмыляясь, спросила Натали, — ты пропадаешь на работе по несколько суток. Стайлз, прошу тебя, не делай глупостей. Оставь Клавдию у нас. Выстави дом на продажу. Это будет лучшее решение. Но я всё равно сделал по-своему. Клавдия не так часто приезжала домой, поэтому в её комнате всё было по-старому. — Я не собираюсь жить в этом розовом мире, — сказала Клавдия, поставив чемоданы на пол. На ней были рваные джинсы и толстовка. Длинные густые волосы завязаны в небрежный пучок. Она начала пользоваться косметикой. Совсем немного, но и это делала её старше своих лет. — Мы сделаем ремонт, — улыбаясь, ответил я. — Когда? — Спросила она, закатив глаза. — Клавдия, я сделаю это как можно быстрее. — Почему ты не подумал об этом раньше? — Раздраженно спросила она, — мне друзей стыдно будет привести сюда, — крикнула она. — С каких это пор, ты повышаешь на меня голос? — Спросил я, удивившись такому её поведению, — я твой отец, а не друг, с улицы. — Ага. Прости, — ответила она, отведя глаза, но не от стыда, а чтобы отвалил от неё. — Клавдия, — начал я, — я понимаю, что мало уделял тебе времени, и мы много упустили, но я постараюсь всё исправить. Но один я не смогу, мне нужна твоя помощь. Идёт? — Идет, пап. Прости, — уже искренне ответила она. Спустя пару недель, общими усилиями мы закончили ремонт в комнате. Теперь она больше походила на комнату тринадцатилетнего подростка, чем на комнату маленькой принцессы. Хотя Клавдия для меня останется такой навсегда. Мои обещания быть с ней рядом, оправдали даже мои ожидания. Мы больше проводили время вместе. Я помогал ей с уроками, мы вместе готовили, убирали. Иногда она приходила после занятий ко мне на работу. Ей было интересно, но как она призналась, ей не хотелось бы пойти по моим стопам. Она хочет выучиться на врача. По вечерам мы часто говорили о будущем, хотя после смерти Лидии мы поняли, что это плохая затея. Будущее нельзя построить, его можно только продумать. Казалось бы, я получил второй шанс от судьбы. Но я ошибался. Через пару месяцев после того, как Клавдия вернулась домой, мне позвонили из школы. — Здравствуйте, Мистер Стилински? — Спросил приятный женский голос. — Да, — ответил я. — Вас беспокоит директор школы Бейкон-Хиллс, в которой учится ваша дочь, Клавдия Стилински, — начала она, — Вам удобно разговаривать. — Да-да, конечно. Что-то случилось с Клавдией, — беспокоясь за дочь, спросил я. — С Клавдией всё в порядке, если не считать её успеваемости. — А что не так? — Мистер Стилински, как давно вы виделись с дочерью? — Она сейчас живет со мной. Давайте ближе к делу, — попросил я, понимая, что сегодня Клавдии не избежать разговора. — Правда? — Искренне удивленно переспросила директриса, — Клавдия говорит совсем иначе. Она уверяет, что не живет с вами уже…достаточно долгое время, — поправила она себя, чтобы не говорить о смерти Лидии, — думаю, письма, которые Клавдия приносила, были тоже не от вас? — Видимо да, потому что я не понимаю, о чем идёт речь. — За последние месяцы, успеваемость Клавдии сильно ухудшилось, мы посылали вам письма, на которые приходили ответы. Дозвониться вам не могли, Клавдия постоянно давала какие-то отговорки. Мне нравится ваша дочь, и я не хочу, чтобы она была отчислена, но если так будет продолжаться и дальше, мне придется попрощаться с ней. — Я не понимаю, как такое может быть. Мы с Клавдией каждый вечер вместе делаем уроки, она ходит к репетиторам. Я разговаривал с ней о том, что ей интересно. Я просто не знаю, что сказать. — Я понимаю. Поговорите с ней, выясните, в чем дело. Я уверена, вы найдете решение. — Спасибо, что позвонили, — поблагодарил я её. — Это моя работа. До свидания. До вечера я не мог ждать и поэтому уехал домой практически сразу после разговора с директрисой. Я должен понять, что не так. И я знал, что решения смогу найти в её комнате. Клавдии не было дома, что было мне на руку. Вбежав в её комнату, я начал обыскивать всё, что только можно. Я никогда не совал нос в жизнь Клавдии, всё было в пределах родительский отношений. И я считал, что не нужно было. У неё никогда не было от меня секретов. Да, она изменилась за время, но она по-прежнему моя дочь. Но на этот раз порыться в её вещах придется. Открыв дверцу шкафа, приготовился ловить то, что оттуда вывалится. Но ничего не валится. Всё сложено на полках аккуратно, а всё что весит на вешалках, отглажено. Клавдия всегда была аккуратной, это ей передалось от Лидии. Засовываю руку под футболки, платья, в туфли, которые стояли на полу. Шарю по карманам пальто и толстовок. Сам не знаю, что стремлюсь найти. Но в итоге ничего не нахожу. Я сел на край кровати и начал осматривать комнату. Ну же, Стайлз, ты находишь улики, а тут не можешь найти хоть какую-нибудь зацепку. Чтобы сказала Лидия, узнав, какой стала наша дочь? Мне в который раз не хватает моей Лидии. Я скучаю по ней каждый день, со дня её смерти. Она — огромная брешь в моей душе. В какой-то момент мне показалось, что у меня всё отлично, жизнь стала прекрасной, но сейчас я снова нуждаюсь в её опоре, чтобы разобраться со всем этим. Мне так нужна её помощь. Сам не замечаю, как взгляд падает на немного приподнятый уголок ковра. Ничего особенного, казалось бы, но чутьё подсказывает, что там что-то есть. Подхожу ближе. Да, моё чутьё оказалось верным. Дощечки в этом месте выглядят старо. Хотя мы перекрашивали пол в комнате. Проведя пальцами по дощечкам, они слегка прогибаются вниз. Аккуратно приподняв их, я нахожу коробочку из-под обуви. Открываю её. В ней лежит пожелтевший дневник, со свежими вложенными в него листами. Сердце стучит. Стоп! Она моя дочь, я забочусь о ней. Почему я должен бояться, что она узнает, что я читал её дневник. Она должна понять, что я волнуюсь за неё. И это единственный способ, узнать о ней всю правду. Открываю первый лист: 6 апреля » Моя мама умерла“ Всё. Три слова. Больше ничего. На листе остались пятнышки от капель слез. Переворачиваю следующий лист. Запись сделана ровно через месяц. «Мамочка, сегодня ровно месяц, как тебя не стало. Я держу своё обещание, которое дала тебе. Я с папой, хоть он и отправил меня к бабушке с дедушкой. Ты говорила, чтобы я понимало каждое принятое его решение. Я понимаю. Ты научила меня понимать. Нам тяжело без тебя. Но мы держимся, как и обещали. Ты мне всё ещё снишься. Раньше я боялась снов с тобой, они были настолько реальными, что просыпаясь, я не понимала, где нахожусь. Я хотела, чтобы это закончилось. Но теперь прошу, снись мне чаще. Я не говорю никому об этом, даже Коннору. Ведь папа сказал когда-то, что что-то очень личное, нужно хранить в секрете. Я не понимала, что такое это „личное“, но теперь знаю. Я люблю тебя мамочка. И папочка тебя любит. Мы все тебя любим». Ох, нет. Неужели я уже отдалился от неё, что она ничего мне не рассказывала? Дальше записей не было, были лишь рисунки. Здесь даже вклеены рисунки Лидии, которые я думал, что потерял. Заметив в коробке шелковый платочек, я отложил дневник в сторону. От платочка исходил приятный запах, такой родной, от которого на глазах появились слёзы. Он пах Лидией. Запах всё ещё держался. Я прижал его к себе и продолжил смотреть дневник. Записей не было долгое время. Были какие-то незначительные раз в три месяца. 26 мая 2020 года. “ Я ненавижу его. Ненавижу! Почему он так поступает снова? Он обещал, что заберет меня? Может, я делаю что-то не так? Я же ещё сдерживаю обещание. Но ненависть к отцу, выше обещаний данных мной тебе, мамочка, совсем ещё ребенком. Если бы я знала, что обещания трудно сдерживать, я бы не давала их тебе. Прости меня, если я тебя разочарую в скором времени». Я вздрогнул. Неужели эти слова были написаны в мой адрес? Да, я не был лучшим отцом, но я делал все, чтобы быть как можно больше с ней. Это не сложно было понять ей, она ведь умная у меня. И стала такой взрослой за эти пять лет. Но это отговорки для меня. Я не должен был так поступать. Я обещал ей множество раз, что скоро заберу её, она верила, а я лишь продолжал ей обещать. А обещать, не значит выполнять. Но она выполнила своё обещание перед Лидией. Она понимала меня столько лет. Начались появляться новые записи. Они велись каждый день, как Клавдия вернулась домой. На каждом отдельном листе было написано „Я ВРУ“ Я пролистал несколько десятков листочков, прежде чем снова появились полноценные записи. 16 ноября 2021 год. Запись, сделанная неделю назад. » Я ВРУ. Как же долго я вру. Год? Два? Хотя я уже к этому настолько привыкла, что не честна даже с собой. Папа не изменился. А вот я, да. Он сюсюкается со мной, как с маленькой. Смешно так. Но я же типа хорошая девочка, правда, мамочка? Я должна поступать так, как будет правильно для папы. И вести себя так, как он хочет. Но я не хочу больше быть правильной для него. Не хочу. И не буду. Прости…в какой раз я прошу прощение? Ох, ну уже не сосчитать. И не важно. Я больше не буду просить прощения. А за что просить? Почему у меня он не попросил прощения столько, сколько я перед тобой? Хватит. Если он не о чем не узнает раньше времени, я исправлю эти оценки и, окончив школу, свалю из города. Но как же это не скоро. Спасибо Эмме, она так удачно появилась в моей жизни. Не знала, что от таких таблеток, может быть так…умиротворённо“. Я замер на последнем слове. Таблетки? Нет, только не это. Ей тринадцать. Боже, нет, пожалуйста. Ты и так вылил на меня всё дерьмо. Не надо больше. — Что ты делаешь? — Раздался крик за моей спиной. От неожиданности я вздрогнул. Быстро встав, я направился к дочери. — Какого черта, Клавдия? Что это значит? Что значит твоя последняя запись? — Не твоё дело. Отдай мне это. И уходи из моей комнаты, — ответила она, протянув руку. — Не моё дело, — закричал я, — ты понимаешь, что говоришь? Ты понимаешь, во что втянулась? — Я понимаю, — ответила она мне, — и это не твое дело, папочка, — сказала она с отвращением, — тебе не было дела до меня пять лет. Слишком поздно начинать быть примерным отцом. Не знаю, что ты хочешь услышать? Тебе же звонила эта сучка, так? Я не буду умолять простить меня и помочь мне. Мне не нужно от тебя ничего. Просто. Проваливай. Из моей. Комнаты. Не выдержав, я ударил её по щеке. Её голова „отлетела“ в сторону. Повернувшись ко мне, на её лице не было чувства вины, а на глазах не было слез, она лишь улыбалась. — Ожидаемо, — засмеявшись, сказала она, — молодец, папочка. Развернувшись, она быстро схватила свой рюкзак и выбежала из комнаты.