Чудеса случаются

Сначала Минсок услышал невесомый шелест шагов, крадущихся к нему от входа, затем шорох пушистого пледа, в который кутался каждую ночь с пришествием холодов, и, наконец, почувствовал на щеке прикосновение сухих маминых губ. Ощущение привычного утреннего поцелуя было таким ярким и почему-то таким необходимым, что мальчик поспешил раскрыть глаза, желая немедленно обнять маму за шею и уткнуться носом в ее длинные, уже начинающие седеть волосы. Тусклый свет разгорающегося дня едва пробивался из-за синих занавесок с космическими рейнджерами. Плед сбился где-то в ногах и частично сполз на пол, подметая краем скопившуюся пыль. Там же лежал упавший с кровати мишка, нелепо уткнувшийся носом в деревянные половицы, составляя компанию обрывкам цветной бумаги и позабытым пластмассовым солдатикам. Настоящий бардак, как сказала бы его старенькая бабушка. Но у какого девятилетнего мальчика комната сияла чистотой? Минсок таких не знал, а поэтому угрызений совести никогда не испытывал. Он сел на кровати и сонно потер глаза, не понимая, куда так быстро делась мама. В комнате ее не было. И даже аромат сухих духов и шампуня, обычно надолго остававшийся на его коже, в этот раз следов не оставил. Но не могло же это ему просто присниться? Глянув на столик с электронными часами (табло показывалось восемь), Минсок неуклюже слез на пол, одернул пижамную рубашку и пошлепал босыми пятками к выходу. Ковролин в коридоре неприятно щекотал голые ступни, и мальчик, поморщившись, поспешил к лестнице, которая вела вниз. Решив не испытывать судьбу и не нарываться на ругательства в праздничный день, он чинно сошел по ступенькам, с тоской поглядывая на перила, с которых в другой раз обязательно бы скатился с веселыми криками и смехом. В доме стояла непривычная для утра тишина. Не жужжала кофемашина, не бормотал телевизор с убавленным до минимума звуком, не слышно было голоса отца, отвечающего на очередной звонок по работе или убеждающего маму приобрести новый автомобиль. Минсок осмотрел пустую гостиную, накануне украшенную мишурой и колокольчиками, заглянул под наряженную елку и застыл в недоумении. Подарков под елью не было. И это в Рождество! — Мам! Па! — позвал мальчик, начиная испытывать смутное беспокойство. — Вы где? Ему никто не ответил. Краткие поиски показали, что родителей дома нет. Их не оказалось ни на кухне, ни на веранде, ни в спальне наверху. Никаких следов завтрака или сборов. И никакой записки. Остановившись около входной двери, Минсок нахмурил упрямые брови и упер руки в бока. До этого родители никогда не уходили без предупреждения. Не могло же случиться что-то серьезное? В Рождество так не бывает! Предположив, что мама и папа могли заглянуть к соседям или задержаться во дворе, Минсок захотел это проверить. Он обулся, тщательно зашнуровав зимние ботинки, и взял с вешалки дутую оранжевую куртку, полученную в подарок от любимого дядюшки. Куртка мальчику нравилась, в таких ходили взрослые парни, только была немного велика в плечах. Так что Минсок надеялся серьезно подрасти к следующей зиме. Все-таки тогда ему уже исполнится десять. Схватившись за дверную ручку и повернув ее до щелчка, Минсок толкнул дверь плечом, но, к его разочарованию, та не поддалась. Он щелкнул задвижкой и попробовал еще раз, и еще, только дверь все равно отказывалась открываться. Было похоже, что его закрыли на двойной замок. Самому никак не выбраться. Мальчик застыл на входном пупырчатом коврике в виде кошачьей головы и крепко задумался. На его памяти вторым замком они никогда не пользовались. И раньше оставляли его одного и вовсе с открытой дверью. Ведь он, правда, был хорошим мальчиком. Хоть иногда и не совсем послушным. Раздевшись и по-прежнему хмурясь, Минсок вновь обежал оба этажа дома в попытке найти подсказку, куда пропали родители. Спустя десять минут он разочарованный вернулся в гостиную, сердито шлепая пятками по паркету. За широким окном, прикрытым невесомым тюлем, улица все еще спала. Даже соседский пес, огромный, но дружелюбный сенбернар Чакки против обыкновения не показывал носа из будки. Затянутое снежными тучами небо застыло совсем низко над городком. Серые надутые облака недвижимыми комьями нависли над редкими садовыми деревьями и словно прилипли к одной точке, грозясь в любую минуту разразиться снежным ливнем. Минсок разочарованно оторвал нос от натертого до блеска стекла, оставив на нем отпечаток ладоней, и с размаху плюхнулся на стоящий рядом диван, отчего разноцветные подушечки, любовно сшитые бабушкой, подпрыгнули и приземлились на место в полнейшем беспорядке. Взяв за уголки синюю бархатную подушку, он начал мять ее, вымещая свою досаду, и занимался этим, подкидывая ее в воздух и встречая ударом кулака, до тех пор, пока в поле его зрения не попал стационарный телефон, сиротливо приютившийся на стене. Издав боевой клич, мальчик рванул с места, в два счета оказавшись рядом, и схватил холодную трубку, начиная быстро набирать на кнопочной панели номер мамы. Было бы гораздо проще связаться с родителями, если бы они купили ему мобильный, но новенький телефон ему обещали только на Рождество. Какое же разочарование для маленького сердца не найти в этот день ни телефона, ни родителей! Спустя секунду послышались ровные гудки. Минсок весь поджался в ожидании, прислушиваясь к малейшему шороху в трубке, но когда со второго этажа начали доноситься переливы стандартной мелодии, досадливо вздохнул. Мама оставила телефон дома, а номера отцовского мобильного он совсем не помнил. Не считал нужным запоминать, ведь все равно папа держал при себе только рабочий. Мальчик подумал было позвонить соседям, но сразу отмел эту мысль. Не очень-то хотелось выставлять своих близких в плохом свете перед вредной миссис Кларк, даже если он на них действительно обиделся. Решив чем-нибудь занять себя до возвращения родителей, Минсок в первую очередь отправился на кухню и сделал два больших бутерброда с толстым слоем шоколадного масла, которое ему в таких количествах есть никогда не позволяли. Электрический чайник быстро согрел воду для чая, и мальчик налил полную кружку, добавив четыре ложки сахара, чувствуя, как краснеют уши от страха быть за это наказанным. Перебравшись с добычей в гостиную, он устроился в папином кресле, поставив тарелку и чашку на деревянный подлокотник и включив телевизор. В сетку вещания двадцать пятого числа входили только рождественские передачи, в такую рань исключительно повторы и классические комедии. Остановившись на мультфильме про олененка Рудольфа, Минсок в два счета прикончил свой нехитрый завтрак и свернулся в широком кресле калачиком. Для своих девяти он был очень среднего роста, что давало массу возможностей в лазании по всяким интересным местам, но неизменно расстраивало в сравнении с другими мальчишками. Рудольфа сменил любимый мультик его мамы «Все псы попадают в рай», а после началась и вторая его часть. Минсок сполз на пол, вытягивая покалывающие ноги. Недопитый остаток чая давным-давно остыл, а время стремительно приближалось к полудню. Сидеть на одном месте надоело. Мальчик встал, еще раз с надеждой заглянул под елку, но, как и часами ранее, обнаружил там лишь расстеленную блестящую бумагу со звездами и упавший розовый шарик. Повесив шар на место, Минсок проверил и остальные украшения, поправил обвисшую мишуру, выровнял покосившийся красный носок на декоративном камине, тоже, к сожалению, пустой, вернул на место все подушки и остановился у лестницы, довольный своей работой. Накануне они потратили все утро на уборку и декорирование дома, чему мама радовалась больше него самого. Несмотря на обиду, ее все еще хотелось порадовать. Отнеся грязную посуду в мойку, Минсок вернулся в свою комнату, чтобы поднять с пола плед и заправить кровать. Игрушки тоже нашли свое место на полках, а обрезки бумаги — отходы поздравительной аппликации, отправились в мусорку. Бесцельно побродив по своей комнате и нагуляв толику любопытства — все-таки ему было интересно, куда же родители запрятали подарки, Минсок вышел в коридор. Он уже успел переодеться в домашние штаны, майку и пестрые красно-синее носки, так что ковролин больше не царапал ноги. Дальше по коридору от его спальни находился папин рабочий кабинет, в который мальчику пропуска не было. Что там, за серой глухой дверью, он не знал. Догадывался, что сейф и важные документы, и что ему там делать нечего, но так хотелось глянуть хоть одним глазком на место, в котором папа проводит большую часть свободного времени. Колеблясь, Минсок остановился возле кабинета. Шансов на то, что замок не заперт, практически не было. Отец никогда не забывал повернуть в скважине ключ. Решившись, Минсок дернул за ручку и издал разочарованный вздох. Отчего-то уверенность в том, что именно за этой стеной спрятали его подарки, только окрепла после этой очевидной неудачи. Ведь остальные места он давным-давно проверил. Не далее, чем вчера. Различные домашние ключи хранились в кухонном шкафчике под самым потолком. Ему строго-настрого запрещалось играть с ними. Однажды, когда он потерял доверенный ему ключ от дома, ему сильно влетело, и он лишился сладкого на целую неделю. Только сейчас Минсок не собирался попадаться. Все-таки он был девятилетним мальчишкой и предпочитал верить в свою ловкость и неуязвимость. Забравшись на высокий стул, он открыл шкафчик и снял с гвоздика все ключи, которые там нашел. Некоторые были легко узнаваемы, как например, запасной ключ от дома, ключи от гаража и кладовой. Но вот некоторые он видел впервые, и один из них вполне мог подойти к кабинету. Вернувшись к объекту своего интереса, Минсок закусил губу и уставился на тяжелую связку в своей руке. Забраковав несколько слишком больших ключей, он взялся за первый, тонкий и серебристый, и попытался вставить его в замочную скважину. Ключик не лез. Мальчик сердито запыхтел и принялся пробовать остальные, вздрагивая каждый раз, когда слышал какой-нибудь шорох, как вор в ночи. Через две минуты все ключи закончились, а дверь так и осталась запертой. Где бы отец не хранил пропуск в свой кабинет, Минсоку до него было не добраться. Надежда на утоление любопытства быстро угасла. Мальчик капризно топнул ногой, бросив ключи на пол, но сразу же бросился их поднимать, раскаиваясь в таком глупом и детском поступке. Ему хотелось выглядеть взрослым и мудрым в своих глазах, но получалось плохо. Особенно когда ему было необходимо увидеть маму, а она куда-то пропала. Минсок смахнул непрошеные слезы, задрожавшие на самых кончиках длинных, почти девичьих, ресниц, и сел под дверью, подтянув колени к груди. Никогда еще он не чувствовал такого одиночества. И немного начал понимать своего любимца, крольчиху Бэтти, которая грустнела с каждым днем, проведенном в клетке, пока не заболела, и ее не забрал папа. На полу было холодно, но он не хотел двигаться с места даже ради того, чтобы положить ключи обратно и скрыть следы преступления. Просто решил остаться здесь до того момента, когда родители вернутся. Ему отчасти хотелось, чтобы они нашли его таким - жалким и скрючившимся на полу. Просто из-за собственного эгоизма. От неудобной позы спина быстро затекла. Минсок скрестил ноги, неуклюже повернувшись, и вскользь ударился затылком об дверь. И каково же было его удивление, когда в ответ на глухой удар послышался стук. Мальчик замер, не в силах поверить своим ушам. Стук повторился. Минсок отпрыгнул от двери, уставившись на нее круглыми глазами. На минуту все затихло. Он даже затаил дыхание, чтобы ничего не пропустить. Но было тихо. Подождав еще немного, мальчик решился подойти ближе и робко ударил костяшками пальцев по дереву. Кто-то с обратной стороны весело забарабанил по двери, отчего она мелко задрожала. По телу Минсока тоже пробежала дрожь, а волоски на руках встали дыбом. Ему было немного страшно, но больше, конечно, любопытно. — Кто там? — спросил он тонким голосом, прислонив ухо к стене справа от дверного косяка. Он ждал чего угодно — очередного стука или ответа, но вместо этого дверь отцовского кабинета распахнулась, едва не ударив его по носу. Мальчик отпрянул и с удивлением уставился на подростка, остановившегося в проходе. Незваный гость был долговязым, черноволосым, большеглазым и до смешного нелепым азиатом. Чего только стоили оттопыренные уши, торчащие из-под лыжной шапочки, спортивная розовая куртка на пару размеров меньше и безумная, излишне дружелюбная, белозубая улыбка. Минсок не смог сдержать ответной улыбки при виде этого чуда, но отступил еще на пару шагов назад. — Кто ты и что ты делаешь в папином кабинете? — изменил свой вопрос мальчик, разглядывая незнакомца и подмечая новые детали внешности. На вид парнишке было не больше двенадцати, и он был куда крупнее самого Минсока. — Я Чанель, — гость улыбнулся еще шире и протянул руку. — Мне показалось, тебе грустно, вот я и пришел составить компанию. Если ты, конечно, не против. — Я тебя не знаю, — заметил Минсок, но робко пожал большую руку мальчишки. — Ты нездешний. — Да, я не отсюда, — просто ответил Чанель, — но я хотел бы с тобой подружиться. И кое-что показать. Минсок задумался. С одной стороны доверять незнакомому человеку, забравшемуся к ним в дом, было глупо, а глупым мальчик себя не считал. Но с другой — еще никогда взрослые ребята не предлагали ему поиграть с ними вместе и не принимали в свою компанию. Для большинства мальчишек на улице Минсок оставался малышом, хоть ему скоро и должно было исполниться десять. Внимание старшего льстило. К тому же, мальчик подозревал, что невозможно забраться на второй этаж их дома с улицы. Чанель наверняка был сказочным существом. Или супергероем. Или еще кем-то безумно интересным. И новое знакомство предвещало какое-то приключение. А Минсок, как и любой ребенок, приключения обожал. — Хорошо, — ответил он. — Меня зовут Минсок. Мне девять, но скоро мой десятый день рождения, так что не думай, я только с виду такой маленький. Чанель засмеялся, замахав руками, и заверил его, что вовсе так не думает. Минсок насупился, но смех звучал не обидно, так что он быстро оттаял, робко улыбнувшись парнишке. — Не хочешь прогуляться на улицу? — спросил Чанель, прислонившись к дверному косяку. Минсок задумался. — Входная дверь закрыта. Как мы можем? — Через крышу, — улыбнулся подросток и прищурил темные глаза, подначивая: — Если не боишься. — Подожди, — буркнул оскорбленный Минсок, — только оденусь. За все время сборов и поисков чистых зимних ботинок, чтобы не натоптать в доме, мальчик ни разу не задумался о родителях и о том, что должен оставаться дома. Детский азарт и жажда приключений полностью вытеснили остальные мысли. Да и в любом случае, он был уверен, что вернется вовремя. — Идем! — скомандовал он, вернувшись к подростку. Того явно позабавил его внешний вид и круглое лицо, закутанное в шарф, но никакого комментария не последовало. Чанель лишь отступил внутрь кабинета, освобождая проход, и по-доброму улыбнулся. Минсок сделал шаг и завертел головой по сторонам. Отцовский кабинет он представлял по-другому. Комната оказалась раза в два больше и светлее. Кремовая мебель, сосновые книжные шкафы вдоль стен, панорамное окно. С открытым ртом мальчик рассматривал обстановку и удивлялся, как же от него могли скрывать такое место. И огромный глобус, и большие книги в позолоченных обложках. Он приблизился к одной из них и хотел уже взять в руки, но Чанель окликнул его, покачав головой. — Нам пора. Минсок с отразившимся на лице сожалением отошел от книжной полки и кивнул, выражая готовность. Шапка-ушанка сползла на глаза, и пока он ее поправлял, упустил момент, когда из открытого люка в потолке появилась лесенка, по которой уже взбирался Чанель, поторапливая его. Рейки-перекладинки не внушали должного доверия, и Минсок в нерешительности потрогал их пальцами. Раздавшийся сверху смешок заставил позабыть о страхе — он точно не собирался выставлять себя трусом перед старшим. Шаг за шагом они поднимались все выше, оставив под ногами освещенную комнату. В темноте Минсок очень боялся не разглядеть следующую перекладину, но они словно сами прыгали в ладони. Скоро все страхи развеялись — впереди показался свет. Чанель первым встал на ровный пол чердака (если быть честным, Минсок не помнил, чтобы их чердак был таким большим и незахламленным) и помог ему выбраться. Не задерживаясь на одном месте, Чанель поманил мальчика дальше, к виднеющейся в стене дверце-выходу. Она вела на плоскую крышу соседней пристройки, припорошенной чистым снегом. Минсок замер на краю и зачарованно посмотрел вдаль. Ослепительное солнце яркими лучами разрывало легкие белоснежные облачка, словно не было никакой пасмурной погоды этим утром. Пушистые сугробы искрились и переливались огоньками. С такой высоты, от которой захватывало дух, соседние дома казались огромными пряниками в белой глазури. Знакомый ему с раннего детства городок вдруг принял сказочный вид. Он не узнавал родную улицу, и сердце замирало в предвкушении чего-то необычного. — Скорее, мы должны успеть на представление, — вновь поторопил его Чанель. Синяя лыжная шапка держалась на вихрастой темной голове не иначе как чудом, и Минсок, ступая на крышу по следам подростка, гадал, как скоро она с него свалится. Пробираться по чужим крышам, цепляясь за конек или прыгая через добрый метр, оказалось гораздо веселее, чем скучать одному дома. Минсок представлял себя всесильным героем комикса и лишь смеялся, когда Чанель, сердито пыхтя, подхватывал его на краю, не давая свалиться вниз. Постепенно они спускались все ниже и все дальше удалялись от дома Минсока. Никто не видел, как они бежали по карнизам, сбивая вниз снег. Мальчик щурился от яркого солнца и изнывал от жары. Для декабрьского морозного денька было слишком тепло. Пот стекал за шиворот дутой куртки, и он в который раз пожалел, что надел под нее толстый свитер. Чанель сел на краю очередной крыши и с улюлюканьем съехал вниз по козырьку, скрывшись из виду и оставив Минсока в недоумении. — Давай ко мне, — крикнул звонкий голос откуда-то снизу. — Тут невысоко, я подстрахую. Поверив новому другу на слово (пока тот еще не дал повода в себе сомневаться), Минсок на попе съехал по металлической кровле и плюхнулся в глубокий сугроб, едва не придавив своего страховщика. Снег забился в нос, и мальчик оглушительно чихнул, всполошив стайку воробьев на соседней яблоне. — Ой, не могу, — закатился Чанель, упав на спину и схватившись за оголившийся под сбившимися курткой и свитером живот. Из-за его комичного вида Минсок тоже не удержался от смеха, шутливо ударил друга ладошкой в мокрой перчатке и повалился рядом. Отсмеявшись и немного поиграв в снегу, ребята поднялись на ноги и помогли друг другу отряхнуться. Даже насквозь сырые и раскрасневшиеся они не чувствовали холода. Погода благоволила. Окна низенького дома были плотно зашторены, будто никто там давно не жил. Минсок оглядел незнакомый двор и хотел было спросить у Чанеля, где они находятся, но подросток уже тянул его на выход с решительностью паровоза. Улица сверкала огнями. Фонарные столбы, увешенные елочными гирляндами, возвышались над протопанной дорожкой, как принарядившиеся исполины. Деревья по другую сторону были украшены алыми бантами и шарами, а некоторые из них достигали размера в футбольный мяч. Вдоль калиток выстроились ряды фигур: олени, зайцы, Санта Клаусы. Словно жители города решили поучаствовать в конкурсе на лучшее оформление участка. Минсок никогда не видел такой феерии цветов и форм рождественских венков и свечей, поэтому не уставал крутить головой, пытаясь рассмотреть каждый и одновременно успевать за широкими шагами старшего. Чанеля, казалось, вся эта красота не интересовала. Он торопился на какое-то «представление», но так и не объяснил Минсоку, куда именно они бегут. Спустя несколько поворотов (чем дальше они уходили вглубь города, тем невероятнее становились виды садовых лужаек), наконец-то начали появляться люди. Завидев таких же суетящихся подростков, Минсок вздрогнул — настолько привык к безлюдным улицам. Но трое мальчишек не обратили на него никакого внимания, пронеслись мимо, выронив из рук несколько атласных фиолетовых лент и исчезнув в переулке. То тут, то там начали появляться и другие прохожие. Минсок с интересом разглядывал их, про себя отмечая, что среди девчонок и мальчишек разного возраста нет ни единого взрослого. Все это было похоже на большую тайну. Но он не решился спросить об этом у Чанеля, потому что тот сам представлял собой ее неотъемлемую загадочную часть. Через некоторое время впереди показался расписной шатер, отдаленно похожий на цирковой. Его окружали передвижные аттракционы и палатки с едой, источающие божественный аромат. Минсок сглотнул слюну и посмотрел на Чанеля, который высматривал что-то между рядов. Проследив за направлением его взгляда, мальчик ничего не увидел, только слоняющихся туда-сюда счастливых детей и движимый ветром расписной полог шатра. Вновь повернувшись к Чанелю, Минсок с облегчением выдохнул — лицо подростка разгладилось и озарилось уже привычной широкой улыбкой. — Успели! — воскликнул он и сгреб мальчика в охапку, пытаясь добраться до укутанных ребер длинными пальцами. — Еще есть время погулять! Минсок, слабо отбивающийся от щекотки, обвис в его руках и вскинул брови в немом вопросе. На черных волосках застыли сверкающие снежинки. Чанель стиснул его щеки, игнорируя гневный взгляд, и махнул рукой в сторону палаток. — Пойдем, съедим чего-нибудь вкусного. Еда оказалась восхитительной. Минсок слопал несколько горячих пирожков, выпил чашку супа, попробовал сладкую вату и шоколад и почувствовал, что переполнен. Испачканный по самые уши в розовой сахарной вате Чанель с довольным видом наблюдал за ним, не скрывая отеческой улыбки. С одной большой порцией жареных орешков они устроились на причудливо изогнутой лавке, предварительно стряхнув с нее талый снег. Минсок в блаженстве откинулся на спинку. Небо над их головами понемногу начинало темнеть. Он прикрыл глаза и решился задать небольшой вопрос. — Чанель? — Что? — Кто ты? Подросток замялся, не спеша отвечать. Минсок развернулся к нему и состроил серьезную мордочку. — Ты же хороший? — Хороший! — не колеблясь, ответил Чанель, вернув честный взгляд. — Просто… Не могу тебе сказать. — Это секрет? — Секрет, — вздохнул парень. — Тогда ладно, — улыбнулся Минсок и предложил ему еще орешков. — Если секрет, не рассказывай. Чанель просветлел и с радостью схрумкал целую горсть орехов. Мальчик чувствовал, что все сделал правильно. Вид озадаченного и грустного друга ему не нравился. Он предпочитал доверять. Мимо прошла странная парочка — парнишка возраста Чанеля и маленькая капризная девочка лет трех, сжимающая в руке нитки аж от четырех огромных воздушных шариков. Парнишка едва заметно кивнул Чанелю и продолжил уговаривать малышку отдать ему хоть один шар. Минсок долго смотрел им вслед, испытывая какое-то странное ощущение, но его раздумья прервал Чанель, истолковавший его интерес совсем по-другому. — Хочешь шарик? Пойдем возьмем один! В итоге шариков они взяли два — в виде тигра и собаки, и дурачась озвучивали их писклявыми голосами. Пару раз прохожие смотрели на них неодобрительно, но от этого становилось только смешнее. Чанель время от времени продолжал поглядывать на свои странные часы без стрелок, а потом предложил прокатиться на горке. Ох, как же Минсок любил карусели! Родители водили его в парк развлечений всего несколько раз, и всегда ему было мало. Чувство скорости, опасности, мало с чем могло сравниться. Впервые его пустили на большую горку для больших парней, и любовь к Чанелю возросла до небес. Ветер закладывал уши при спуске и подгонял в спину на подъеме, и это было потрясающе. Минсок сорвал голос радостными криками. Рядом с таким же азартом шумел Чанель. После горки они еще долго не могли отойти от волнения и успокоить дрожащие ноги. Так сильно и много мальчик никогда и ни с кем не смеялся. — Еще раз? — Чанель потрепал его по шапке и увернулся от прицельного тычка под ребра. — Подожди-подожди. Дети вокруг начинали спешить и собираться группами. Подросток обернулся вокруг себя, опять высматривая что-то в толпе, и обратился к своим часам. — Эх, не успеем уже. Пойдем. Нужно встать в очередь. — Какую очередь? — спросил Минсок, послушно следуя за Чанелем, крепко взявшим его за руку. — На представление. Скоро сам все увидишь. И Минсок увидел. Несколько сотен детей неровными колонами двигались к резным кованым воротам. Позолота металла казалась с такого расстояния ослепляющей. За воротами укутанная в дымке возвышалась огромная сцена, элегантно украшенная драпировкой и серебряными херувимами. Восхищение струилось в воздухе и отражалось на лице каждого ребенка, зачарованно разглядывающего ворота. Минсок почувствовал необычайное спокойствие и яркую притягательною энергию, идущую от сцены. Он знал, что там, за кованой оградой, находится самое необыкновенное зрелище, которое только можно представить. Очередь остановилась. В ожидании мальчик переминался с ноги на ногу и случайно обернулся назад. Палатки опустели. Воздушные шары как и прежде были привязаны к стойке, а вафли скворчали в масле, но все продавцы, от которых в воспоминании остались только теплые улыбки, исчезли. Вокруг не осталось ничего кроме ряда ожидающих главное чудо детей. Чанель крепко держал его за руку, создавая надежную защиту и опору, но Минсок вдруг вспомнил своих родителей и оставленный дом, и утреннее одиночество вернулось к нему в двойном размере. От тоски сжалось сердце. Предвкушение большой забавы начало таять, как дым. — Чанель, — тихо позвал он, долго не решаясь продолжить. — Чанель, пожалуйста, отведи меня домой. Мама и папа, наверно, уже вернулись. Подросток уставился на него, словно не понимая, о чем он говорит, а потом раздался мелодичный звук гонга, и они оба вздрогнули. Ворота бесшумно открылись, выпуская сладковатый туман наружу, и первая парочка детей чинно вошла внутрь. — Пожалуйста, Чанель. Давай, посмотрим представление в другой раз. Мне пора домой, — повторил мальчик, выпутывая свою ладонь. Каждый взгляд в сторону ворот возрождал в груди прекрасное чувство и желание остаться на месте, но откуда-то издалека он словно слышал голос матери, зовущей его к чаю, и сильнее хотел вернуться назад. Борьба отражалась и на лице Чанеля. Он с сомнением смотрел то на него, то на свои часы, то на сцену, и казалось, что это никогда не кончится. Они давно остановились, и теперь очередь двигалась сквозь них, постепенно становясь все меньше. — Пожалуйста, — еще увереннее попросил Минсок, глядя ему прямо в глаза. Подросток сдался. — Ладно, идем, — сказал он, вздыхая и пряча в карман сорванную в приступе досады шапку. – Ох, и попал я. Ох, и попал. Минсок не рискнул спросить, в чем же дело, и с сожалением оглянулся на ворота. Больше его туда не тянуло. Очередь почти иссякла, но пространство около сцены так и оставалось пустым. Только сизая дымка мерцала мягкими переливами. Красиво и пусто. — Скорее, скорее, — заторопил его Чанель. И они побежали по заснеженной дороге, удаляясь от шатра и запахов вкусной еды. Подросток снова взял его за руку, помогая преодолевать разбитые колеи и сугробы. Теперь праздничные убранства выглядели не так впечатляюще, скорее смотрелись нелепо. Минсок едва замечал оленей, белок и снежных дев, увешанных гирляндами, сосредоточившись на снеге под ногами и сбивчивом дыхании Чанеля. В этот раз они не полезли на крыши, придерживаясь дороги. Небо продолжало темнеть. Сгущались сумерки. Мальчик не мог поверить, что уже так поздно, и жутко боялся нагоняя. Но, даже ожидая наказания, он торопился вернуться. Обратный путь занял большее количество времени и сил. Стало холодно. Чанель вернул свою шапку на место, пригладив непослушные вихры, и выдохнул облачко пара. Больше о теплом свитере Минсок не жалел. Морозец начинал кусаться. Когда наконец-то показалась зеленая крыша его дома, и стало видно безмолвные темные окна, Минсок был готов повалиться в снег и перестать двигаться, но все же заставил себя продолжить. Чанель выглядел еще более вымотанным и каким-то съежившимся, отчего мальчику захотелось напоить его горячим чаем. Только у самых дверей Минсок вспомнил, что дверь закрыта на оба замка. — Что же делать? — воскликнул он. — Как мы попадем внутрь? Запыхавшийся подросток с теплотой посмотрел на него и вытащил из кармана своей нелепой розовой куртки связку ключей, оставленных Минсоком на полу в коридоре. — Ты жулик! — пожурил его Минсок, недовольно поджимая губы, хоть и был бесконечно рад, что выход нашелся. — Не делай так больше. Это не твои ключи. Чанель поднял руки, сдаваясь. Мальчик улыбнулся. В дом они попали без проблем. Сбили с ботинок снег, разулись, аккуратно повесили куртки. Минсок зажег в гостиной свет и пропустил гостя вперед. Родители так и не вернулись. Пустой дом тяготил своей тишиной. И даже немного пугал. Чанель оглядывался по сторонам, выглядя при этом крайне забавно. Но смеяться Минсоку больше не хотелось. Вообще. Вскипятив чайник, мальчик налил две кружки и достал из шкафчика вазочку с печеньем и конфетами. Он попросил Чанеля помочь ему, и тот с радостью согласился донести необходимое до комнаты Минсока. Мальчику не хотелось оставаться внизу. Там словно было холоднее, несмотря на камин, елку и видимый уют. Подросток неловко пристроился на краешке его кровати, примяв расстеленный плед. Часы показывали пять часов вечера, и им странно было не верить. Минсок сел на компьютерное кресло около стола, за которым всегда делал уроки, бесцельно передвинул свои тетрадки, сделал глоток слишком горячего чая и заплакал. Чанель всполошился, подскочив на месте, и обеспокоенно попытался заглянуть ему в глаза. Минсок заплакал еще горше, отказываясь показывать свое зареванное раскрасневшееся лицо. Желание увидеть родителей стало еще больше, как и обида на них. И страх, что могло случиться нечто непоправимое. Чанель гладил его по голове, шептал какие-то утешающие слова, но ничем не мог помочь, пока последние слезы не иссякли, и мальчик не обмяк в его руках. — Они бросили меня, — прошептал он осипшим голосом, размазывая влагу по пухлым щекам. — В Рождество. Бросили и оставили одного. Чанель покачал головой, прижимая его к себе, и ответил: — Ни на минуту. Минсок удивленно посмотрел на него, ожидая объяснений, но паренек просто указал на противоположную стену. Вместо плакатов с любимыми супергероями мальчик увидел смутные очертания больничной палаты и самого себя, бледного и маленького, окруженного проводами и странно пикающими машинами. Папа и мама сидели рядом с больничной койкой и выглядели сильно уставшими и разбитыми. По измученному, испещренному морщинами лицу мамы было понятно, что она много плакала. Впитывая в себя эту картину, Минсок внезапно вспомнил, что вчера, после того, как они украсили дом, и родители отошли в магазин, он полез проверять шкаф в гостиной, уверенный, что там они спрятали его подарок. Он встал на цыпочки и почти достал искомый блестящий сверток, когда табурет закачался под его ногами. Последнее, что видел Минсок до оглушающей темноты — падающие сверху коробки. А проснувшись этим утром, ни о чем не имел понятия. Он взглянул на Чанеля сверкающими глазами, отказываясь верить в неизбежное. Подобное встречалось в каком-то фантастическом фильме, и конец там был не самый радужный. — Я умер? Скажи, Чанель, я умер? Надежда почти погасла в нем, но Чанель покачал головой, показывая на изображение палаты. — Нет. Пока нет. Еще есть шанс вернуться. Раз уж ты смог уйти от ворот, а я нарушил все, что мог, мы можем попытаться.  — Правда? — дрожащим голосом спросил мальчик, смяв в пальцах его свитер. — Не врешь? — Не вру. Если ты действительно этого хочешь. Там будет больно. Очень больно. А на этой стороне тебя ждет мир. Мои часы показывают, что ворота еще не закрылись. — Хочу домой, — не раздумывая, прервал его Минсок. — Хочу домой. К маме, папе, бабушке. Хочу их увидеть. — Хорошо, — улыбнулся Чанель. — Тогда, давай прощаться? Минсок с чувством обнял его за шею, размазывая по жестким темным вихрам свои слезы. Чанель похлопал его по спине и отстранился. — Ну что ж. Приятно было познакомиться с тобой, Минсок. Пора. Закрой глаза. Воздух вокруг них словно застыл, замедляя течение времени. Изображение на стене помутнело. Стало прозрачным. Мальчик закрыл глаза, сжав руки в кулачки. Он нервно переступил с ноги на ногу, а потом почувствовал, как Чанель поцеловал его в грязную соленую щеку. Тепло. И немного больно. Пытаясь в последний раз обнять его, Минсок приподнял веки и задохнулся от ноющего ощущения в затылке. Белый свет ударил по глазам. Он застонал, не понимая, что происходит, но не смог даже пошевелиться. — Суджон, Суджон, он очнулся! — раздался рядом хриплый голос его отца. Спустя секунду над ним склонились любимые лица, по которым он так сильно успел соскучиться. Слезы скопились в уголках глаз, но он был не в силах поднять руку, чтобы стереть их. Чанель был прав, этот мир оказался наполнен болью. Но Минсок не испытывал сожалений. А когда мама погладила его по щеке, повторяя, что случилось чудо, он был уверен, что так оно и есть. Рождество закончилось, а за ним последовали месяцы реабилитации. Серьезная травма головы требовала тщательного лечения и постоянного наблюдения у врача. Больничные палаты надолго стали его постоянным обиталищем, и про долгожданный мобильный пришлось на какое-то время забыть. Это мальчика не расстроило. Он получил куда более ценный подарок — жизнь. Минсок так и не узнал, кем был Чанель — ангелом, Сантой или тем несчастным мальчишкой, которого отключили от аппарата жизнеобеспечения в день его выписки. Это было и не важно. Главное, что он всегда помнил этого нескладного подростка с широкой улыбкой и оттопыренными ушами и был бесконечно ему благодарен. Еще долгие годы каждое Рождество Минсок делал чай на двоих и удалялся на весь вечер в свою комнату, надеясь разделить печенья в вазочке со своим старым другом. К слову, иногда оставленные гостю конфеты исчезали к утру. Но это уже совсем другая история.