И лучшие из нас падают

- .. Да поможет нам Бог. Аминь, - закрыв Библию, отец Дженсен закончил утреннюю службу. Поправив очки в тонкой золотистой оправе, он медленно поднял голову на прихожан. Кто-то уже шел к выходу из церкви, кто-то опускался на колени возле алтаря и начинал молиться, а кто-то шел в исповедальню. Туда же и направился отец Дженсен. После своей службы церковнослужители всегда перемещались в исповедальни, дабы выслушать о греховных деяниях людей, направить к Богу, помочь словом. Подойдя к небольшой кабинке, молодой отец Дженсен вошел, приподняв сутану, он сел на скамейку. С другой стороны исповедальни скрипнула дверца - вошел прихожанин. Почему-то отец Дженсен всегда чувствовал некую неловкость в общении с теми, кто исповедовался, сказывался юный возраст и неопытность. Всегда стараясь подобрать нужные слова и советы, отец Дженсен нервничал, слегка теребя пальцами воротничок. - Здравствуйте, Отец, - прозвучал молодой мужской голос. - Здравствуй, - ответил богослужитель, накрывая пальцами уже знакомую колоратку. - А хочу исповедаться, отец Дженсен. У меня греховные мысли. - Поведай мне о них. - Понимаете, недавно я заметил, что вот уже который день думаю об одном мужчине. Он молодой и очень красивый. Я мечтаю о… - запнувшись, добавил он: - Вас, отец Дженсен. Хочу поставить Вас на колени, провести своим твердым членом по Вашим пухлым губам и погрузиться в горячий рот, - прихожанин тихим голосом продолжал рассказывать о своих мыслях, действительно, неимоверно греховных, отец Дженсен сидел с широко распахнутыми глазами, стаи неприятных мурашек бегали по спине, на лбу выступил пот, а руки похолодели. Он продолжал наполовину слушать человека по ту сторону ширмы и пытался взять себя в руки. Это был один из тех моментов, которые Дженсен боялся. Начинающая образовываться эрекция не делала ситуацию лучше, отец Дженсен презирал реакцию своего тела. – … и хочу кончиться глубоко в.. - Достаточно, - хриплым, не своим голосом отозвался служитель церкви. – Бог с нами и он поможет избавиться от этих мыслей, Он поставит Вас на путь истинный. Помолитесь. Да поможет Вам Бог, - перекрестившись, отец Дженсен попытался быстро убежать в свою опочивальню, но не выдержал и обернулся, встретившись взглядом с высоким и крепким парнем. Взгляда в раскосые карие глаза хватило, чтобы еще одна горячая волна устремилась вниз живота. Почему он так слаб? У себя отец Дженсен скинул одеяния и вылил на себя пару ведер ледяной воды. Он уже клацал зубами, трясся, а эрекция не спадала. Обхватив двумя пальцами крепкий стояк, он провел ими вниз и, выпустив через зубы воздух, выгнулся. Проведя еще пару раз рукой вдоль ствола, он повел рукой вниз, миновав мошонку, дотронулся до сжатого входа и мигом кончил, громко выдохнув. И тут же вздрогнул от страха, крест над дверью перевернулся и упал, громко ударившись о бетонный пол. Дрожь в теле вернулась, с глаз потекли слезы, отец Дженсен рухнул на колени и, игнорируя боль, начал молиться. - Господи, прости меня грешного. Помоги справиться со своей слабостью. Господи Боже, помоги. Я так слаб. Господи… *** - Отец Генри, - постучался Дженсен, - можно я войду? - Конечно, отец Дженсен, - с полуулыбкой откликнулся он, - тебя что-то беспокоит? - Да, отец, я согрешил. Я уже молился, но все равно не чувствую облегчения. - Поведай мне о своих деяниях. Можем пройти в исповедальню, если тебе так легче. - Нет, отец Генри, я не могу об этом говорить. Вы не могли бы меня просто наказать, - на этих словах отец Дженсен показал спрятанную ранее за спиной тонкую ветку дерева. – Пожалуйста. - Господи, Дженсен, мальчик, что же ты такое сделал? – ужаснулся старший священник. - Можете меня просто выпороть? Я заслужил это. Прошу Вас, отец, - на глаза наворачивались слезы. - Я не практикую подобных наказаний, ты же знаешь. - Я умоляю Вас… - Эх, ладно. Отдав розгу отцу Генри, Дженсен опустился на стол, спустив черные плотные штаны. С сожалением вздохнув, отец ударил по ягодицам. "Сильнее, прошу Вас, сильнее, отец" - со слезами на глазах просил Дженсен. Старший отец вздыхал, но старался исполнять просьбы. Больно не было, глаза застилал слой слез, отец Дженсен тихо шептал: «Сильнее, сильнее», вспоминал слова Джареда, вспоминал как самоудовлетворялся пару минут назад, но облегчение не приходило. Он ненавидел себя. - Хватит. Достаточно, - громко произнес отец Генри, отшвырнув прутье. Дженсен сполз со стола, подтянул брюки и, подняв розгу, удалился, сказав на пороге тихое «Спасибо, отец». Он не мог посмотреть в глаза старшему наставнику. - Ох, что же ты натворил такое, мальчик мой, - с грустью и в пустоту произнес отец Генри. *** Тот молодой прихожанин продолжал посещать церковь, не пропускал ни одной службы Дженсена и каждый раз заглядывал в исповедальню, продолжая свои грязные греховные рассказы. Приходил даже на воскресную службу, когда было море прихожан, и все служители церкви расходились по исповедальням, он всегда приходил в одну и ту же самую, к отцу Дженсену. Каждый раз богослужителя трясло, слезы катились по щекам, но он слушал, не мог не слушать, как молодой прихожанин рассказывал о том, что хочет «трахнуть пухлый рот, вылизать дырочку и засадить толстый член глубоко в нее, довести до оргазма и кончить самому, пометив собой». А отвечал он всегда тоже самое, на автомате: «Вы должны молиться Богу. Он обязательно Вас услышит, Он поможет». И сбегал к себе. Отец Генри отказался наказывать его уже после второго раза. Когда после очередной серии ударов под тихое «Сильнее» на ягодицах и спине начала выступать кровь, старший церковнослужитель не выдержал. Дженсен продолжал наказывать себя холодным обливанием, голодовкой. Постоянно молился, стоя голыми, худыми коленями на бетонном полу. Плакал. Но не мог идти против желаний своего тела, своего извращенного мозга. Ласкал себя пальцами внутри, кончал, а потом его рвало. Он был противен сам себе. Должен был сам себя наказать за эту слабость. Поэтому закупился в сексшопе плетками, зажимами для сосков и утяжкой для яичек, также анальными пробками и вибраторами больших размеров. Что было хуже всего, так это то, что никакие удары плеткой, боли после истязания сосков или яичек не помогали, только еще больше распаляли, возбуждали. Наказать себя, причинить боль как следует, физическую или душевную никак не получалось. Отец Дженсен не жалея, пытался порвать себя, используя большие объемы пробок и дилда, чтобы хоть что-то почувствовать, но жадная, ненасытная дырка принимала каждый раз размеры все больше и больше и только сладко сжималась, кончая от ощущений. Хуже уже быть не могло. *** - Господи, прости меня грешного. Я слаб, Господи. Я так слаб. Даже сейчас стоя на коленях перед Тобой, молясь Тебе, во мне находиться дилдо. Господь Бог, прощу тебя, покажи мне дорогу истинную, помоги избавиться от слабости, от страданий. Только на Тебя моя надежда. Аминь, - уронив последнюю слезу возле алтаря, отец Дженсен поднялся на ноги, которые не желали его слушаться. Организм ослаб без еды и воды, голова не переставала болеть от слез, а живот – от выворачивающих наизнанку спазмов. Сзади послышались шаги, отец Дженсен не хотел оборачиваться. Обычно в это время пожилая монахиня Элизабет прибиралась и закрывала церковь. Но неожиданно тяжелая рука легла ему на плечо, пришлось повернуться. Перед ним стоял тот самый прихожанин, образ которого вот уже которую ночь видел отец Дженсен во сне. - Почему Вы еще здесь? Вечерняя служба закончилась почти полтора часа назад, - недопонимая, спросил Дженсен. Близость этого человека пугала, распаляла внутри греховный огонь. - Отец Дженсен, я ждал Вас, чтобы исповедаться, - ухмыльнулся молодой человек. - Не думаю, что могу Вам помочь, простите. Лучше обратитесь к иному священнику, к более опытному. У меня у самого проблемы, - с грустью в голосе сказал он, пытаясь смотреть куда-то за плечо мужчины. Кажется, как раз сейчас монахиня закрывала церковь с той стороны. - Думаю, я знаю, что с Вами, отец. Вы ведь думаете обо мне, когда дрочите перед сном, - говоря это, мужчина медленно подходил к отступающему Дженсену, вжимая его в алтарь, пока напуганный церковнослужитель смотрел на него во все глаза, не имея возможности вырваться. – Я знаю, что представляете мой член вместо своих пальцев, когда растягиваете свою маленькую девственную дырочку. Или, может быть, уже не такую девственную? - Прекратите, пожалуйста, прекрати произносить такие слова в церкви, - попытался произнести отец, не узнавая свой голос, – тот сейчас казался таким жалостливым. -Ну, уж нет, кисонька! – произнес прихожанин и, резко развернув Дженсена, опрокинул животом на алтарь, заведя руки за спину. Тот успел только охнуть от неожиданности и мимолетной вспышки боли. Очки отлетели куда-то далеко. – И запомни, меня зовут Джаред, - шепнул на ухо он, улыбаясь. - Джаред, прошу Вас, отпустите. Прошу, не нужно, - отец Дженсен попытался дернуться, но ослабшее тело никак не желало слушаться своего хозяина, плюс ко всему насильник был необычайно силен. - Нет уж, Дженни, я намерен продолжить. Я ведь знаю, что ты хочешь меня, - он повел рукой вверх, поднимая сутану и расстегивая брюки, - знаю, что не носишь и белье и, о, ходишь с пробкой в заднице, - проинформировал Джаред, залезая рукой в штаны и нащупывая основание выше упомянутой вещицы между ягодиц. – И не стыдно то в храме Господнем, м? – он, очевидно, был доволен увиденным, а отец под ним уже слегка поскуливал от бессилия. – Представляю, как тебе трудно, на тебе ведь лица совершенно нет. Представляю, как ты только наказываешь себя после своей же слабости. Голодаешь, небось, не спишь? – И полностью задрав сутану, произнес: - О, детка, ты еще и порол себя? – и в противовес радостным ноткам в своем голосе, мягко огладил ладонью измучанные ягодицы и спину и, наклонившись, поцеловал в копчик. На это действие Дженсен под ним дернулся, тихонько всхлипнув. - Я могу помочь тебе, - рука Джареда проехала между ягодиц к мошонке, а язык прошелся вокруг основания пробки. - Не нужно, Джаред, пожалуйста, не нужно! – снова завозился и закричал священник. Было страшно, было стыдно стоять в такой позе перед этим извращенцем, но при этом так сладко. Пробка до сих пор давила на простату, большие и теплые руки Джареда мягко проходили по всем открытым участкам кожи, исследовали, оглаживали, ласкали. Даже боль от ранок, оставшихся после порки, не так чувствовалась. Поэтому на противовес желанию отца, возбуждение только нарастало. - Не волнуйся, тебе понравится, уж поверь, - наклонившись вперед и проехавшись крепким стояком, все еще спрятанным в джинсах, по голой попе священника, Джаред поцеловал кромку светлых волос отца Дженсена. – Я буду нежным, честно. Пока ты сам не попросишь выебать тебя как последнюю суку. Слеза побежала по щеке, Дженсен громко сглотнул и категорически замахал головой непонятно для кого. Джаред уже не видел этого, он расстегнул свои джинсы и твердым членом терся об оттопыренные ягодицы. Руки у Дженсена затекли, край алтаря, на котором он лежал, давил в живот, а места, где прихожанин терся об него, горели огнем. Джаред снова подался вперед, заглянув в лицо отца. - Ну, зачем же ты плачешь, а? Ты ведь такой красивый: зеленоглазенький, пухлогубый, веснушчатый, слааадкий, - протянул он, слизывая слезу с острой скулы. Дженсен снова всхлипнул. – И так сексуально всхлипываешь, прошу тебя, детка, сделай так еще! – и Дженсен сделал. - О да, Дженни, да. Моя послушная девочка заслужила вознаграждение. Сейчас она наконец-то получит твердый член в свою жадную дырочку. Дженсен уже мысленно свыкся с этой мыслью, но от слов Джареда волна ужаcа все же прошла по коже, заставив отекшее тело еще раз дернуться от страха. Джаред присел позади него и начал медленными круговыми движениями вытягивать пробку. Полностью выйдя, она упала, громко ударившись об пол. Дженсен вздрогнул от страха и сжал дырочку. Сразу стало как-то пусто. - Нехилый размер у твоей игрушки, - улыбнулся позади Джаред, - но у меня все равно больше. Он сплюнул вязкую слюну между ягодиц отца. Она потекла по яйцам, капая на пол. Пару раз ударив крупкой головкой по кольцу мышц, Джаред медленно въехал в горячее нутро, заставив Дженсена выгнуться от удовольствия – член попал точно в простату, и даже легкое жжение не могло отвлечь от этих новых чувств. Настоящий горячий член чувствовал совершенно по-другому. Отец Дженсен снова почувствовал себя грязным, поняв, что это именно то, что нужно было ему. Джаред сзади уже начал понемногу двигаться. Медленно, но уверенно он выходил из тела Дженсена, оставив только головку, и полностью въезжал, шлепая яйцами о задницу. У отца голова кругом шла от ощущений. Он и не сразу заметил, как его руки отпустили. Просто вцепившись пальцами в края алтаря, он начал подмахивать и тихонько стонать. Руки Джареда мягко оглаживали бедра, талию, растягивали ягодицы, а сам он набирал все большую скорость. В какой момент Дженсен почувствовал звук рвущейся ткани: это Джаред, потянув низ сутаны, по швам оторвал ее от верхней части. Отбросив куда-то, он потянул отца Дженсена на себя, заставив того встать, привалившись к своей груди, при этом ни на каплю не останавливаясь, долбился в него. Одна рука прихожанина легла на талию, в то время как другая проникла под оставшуюся часть одежды церковнослужителя и начала исследовать чувствительные соски, намученные когда-то зажимами. Дженсен сильно застонав, откинул голову на плечо Джареда, тот сразу припал к открывшейся части шеи, оставляя засосы и укусы, и увеличил темп почти до нереального. Закрыв глаза, отец Дженсен, не прекращая, стонал, Джаред сзади громко дышал, вылизывая шею, шлепала бедрами о бедра. Звуки их секса разносились по всей церкви, Дженсен был не в себе от наслаждения. Мысль, резко возникшая в голове, ударила в мозг и аукнулась в сердце. «Я никогда в жизни не чувствовал себя настолько живым». Когда Джаред как-то резко въехал в него и припал своими губами к Дженсеновым, это было последней каплей – Дженсен закричал в полный голос, выгнулся и кончил. Джаред позади него зарычал и, укусив за загривок, излился внутрь. Дженсен все еще громко дышал, его трясло. Джаред переживал последние секунды головокрушительного оргазма, двигаясь уже обмякшим членом по своей сперме. И только иконы плакали. Сегодня они потеряли еще одного богослужителя.