Львиное сердце

Им всем было что вспомнить и о чем рассказать Марции, которой только предстояло познакомиться со всеми красотами и тайнами Хогвартса. Однако она удивила собравшихся тем, что кое-что уже разузнала из небольшого томика, повествующего читателю об истории Хогвартса. Ее восхищало то, что в Лондоне мир волшебников так тесно связан с миром магглов. — Платформа 9 и 3/4 это так необычно и здорово... Но я, конечно, испугалась. Феликс взял меня за руку, иначе я бы затормозила у стены: инстинкт самосохранения твердил мне о невозможности того, что я собираюсь сделать, но Феликс выглядел уверенным, и я подумала: это же волшебный мир, и прошла сквозь стену. — У всех это бывает впервые... — Фил улыбнулся, погружаясь в воспоминания о первом сентября 1999 года, — когда мы с Крисом впервые оказались здесь, на платформе, детей было мало. Это был первый год после падения Темного Лорда, и многие боялись отдавать детей в Хогвартс, но моей семье не было известно об этом, иначе бы я тогда не сел в поезд. Мне дважды пришлось проходить через стену, потому что в первый раз я выронил свой кактус. И какой-то высокий бледный парень сказал, что я мешаюсь и «таким неудачникам и растяпам как тебе место только на хаффлпаффе». Я был озадачен этим всем, а потом мне помог Крис, он собрал черепки от горшка моего кактуса и уже в вагоне починил их заклинанием. Кендалл кивал в ответ на его слова; воспоминания о самых первых днях в школе были смесью ощущений, самых различных и противоположных: это был страх перед неизвестностью и восхищение тем невероятным миром, частью которого он становился. Вспоминать и думать о том, что прошло такое огромное количество времени было очень тяжело: — Даже не верится, что мы познакомились целых семь лет назад. И что теперь ты знаешь в два раза больше заклинаний чем я, хотя тогда и простого «Репаро» произнести не мог, — вздох вырывается сам собой, но Фил прекрасно понимает его чувства, ровно как и Феликс. Им остался всего год в привычном мире с людьми, к которым они привязались так сильно и с которыми они не готовы расстаться. // Марция без конца поправляла свою мантию, которая, после небесно-голубой формы Шармбатона, ощущалась непривычно просторной и жесткой. — Марция, ты едешь с нами в карете или плывешь на лодке? — поинтересовался у девушки Пиджей, заметив ее отстраненный вид. — Я еще не знаю, — она, забывшись, пожала плечами; дремавший на ее правом плече Феликс встрепенулся, открывая глаза и потягиваясь. Лигуори невольно залюбовался умилительно-счастливым выражением лица Бисоньин, которая прошептала, обращаясь к Чельбергу: — Нам ехать еще около часа, ложись. И тот, кивнув, снова засыпает, уткнувшись носом в шею своей девушки. Чтобы ему не было щекотно, Марция убрала волосы на другой бок. У нее смущенный вид: они не привыкли показывать чувства на публику, но удержаться от простого жеста Марция не может и проводит рукой по светлым волосам избранника. Феликс выглядит как довольный кот. Смущаясь тоже, Лигуори переводит взгляд на окно. Ни черта не видно, потому что дождь хлещет по окнам и стекло холодное. Пиджей невольно вспоминает о том, как они расстались с Софи, и как она убежала от него под ливнем в беседку, а он так и не решился броситься следом, решив собрать вещи. На коленях Фила с комфортом разлегся Дэн. Он еще не переоделся в мантию, на нем только фирменный свитер, явно большего, чем нужно, размера и брюки. Сам Лестер, очевидно, делал то же, что и Марция: гладил своего ненаглядного по волосам. Общая сонная атмосфера и стук капель не усыпили его: он перебирал волосы Дэна, но лицо его было слишком сосредоточенно. Поджав губы, Фил смотрел на Марцию и Феликса. Они были счастливы, спокойны в своем счастье и определенности, у них все прямо и четко: Марция чудесная девушка для Феликса, а он ее идеальный бойфренд: игрок в квиддич, талантливый маг и певец (серенады под окном Марции в Италии, по ее словам, он исполнял выше всяких похвал). У них с Дэном все не так. После того, самого первого поцелуя, они так и не поговорили толком, даже не были почти наедине. Спросить напрямую в письме Фил не решался. Он ждал возвращения в Хогвартс, туда, где все это началось; он надеялся, что в волшебных стенах замка, где создавались и скреплялись сотни нерушимых союзов до них с Дэном, они смогут со всем разобраться. Он ждал возвращения в Хогвартс и надеялся, что волшебная школа, место, с которым у него связано столько трепетно хранимых воспоминаний, не станет тем местом, где у них с Дэном все закончится. В этом году менялось слишком многое. Ему предстояло смириться с тем, что больше нет Луиз, которая может подменить на вечернем обходе, нет Тайлера с его странным юмором и способностями метаморфа. Без них Хогвартс терял что-то важное, но он все еще оставался домом, в который хотелось вернуться как можно скорее. Домом, который совсем не хотелось покидать, ведь все еще было чему учиться. Невольно Фил задумался и о том, что останется после него. Потеряет ли Хогвартс что-то значимое с его выпуском? Что останется от него, кроме заметок на полях учебников и светлого образа в памяти учителей, практически неотделимого от образов остальных старост? Дверь купе со скрипом отъехала, Пиджей попытался притвориться заснувшим. Ну, так, на всякий случай. Ему на плечо опустилась ладонь. Для Фила резкий звук стал словно бы будильником. Он отвел взгляд от окна, в которое смотрел, последние, кажется, полчаса, если не больше, следя за сменой пейзажей, лишенных красок, которые он с такой радостью подмечал летом, когда ехал в Лондон. На смену яркому изумруду травы и листвы, темной воды, синеющей вдалеке, пришла монохромная в этих местах осень: листья с деревьев уже сорвал ветер, обнажая изогнутые темные стволы, трава пожухла и пожелтела, ее заливал дождь. Это навевало тоску. Фил покачал головой: кажется, Дэн повлиял на него больше, чем он думал. Рядом с ним разговаривали Пиджей и Доди, Фил предпочел не вмешиваться. — Я знаю, что ты не спишь, — прошептала Доди, а в ответ на недовольный вздох, она предложила: — Пошли к нам, мы там в маггловские карты играем, а эти пусть спят. Ну-у, тебе же одиноко. — Это что, приглашение в ваш клуб одиночек? Вопрос Доди звучал скорее шутливо, нежели серьезно, но Фила он заставил вздрогнуть. Как чувствовали себя Крис с Пиджеем, два его хороших друга? Разобрались ли они со всем или же пустили все на самотек, ровно как и они с Дэном? Для них четверых всегда было сложно провести эту грань между любовью и дружбой; Фил вообще не был уверен в том, что мог точно для себя определить значение такого высокого слова, как любовь. Для него любовь была своеобразным обещанием, чем-то твердым и высоким, незыблемым, вечным. Все остальное он характеризовал как симпатию. И то, что он испытывал ко всем своим друзьям было именно этой теплой и большой любовью; к Дэну же это было нечто большее. Вот только он не был уверен в том, что сможет дать обещание и сдержать его. А сдержит ли его Дэн? Множество вопросов оставалось без ответа. Филу уже очень сильно не хватало Луиз с ее чаем и советами на все случаи жизни. Им всем предстояло столкнуться с переменами лицом к лицу; это неизбежно, это часть взросления. Фил слишком часто в последнее время думал о том, что он, возможно, просто не готов еще повзрослеть. Но листья уже облетали, это была его семнадцатая осень, и выбора «взрослеть или нет» не существовало в принципе. — Я думала, тебе будет весело с нами, — пожала плечами Доди. Пиджей огляделся в купе. Фил не спал, но, очевидно, глубоко задумался. Лигуори не стал его тревожить, и, согласившись с Доди кивком головы, вышел из купе. Дверь за ним плотно закрылась. Хогвартс-экспресс рассекал монохромную осень красной стрелой, подвозя учеников к старинному замку все ближе и ближе. За полчаса до времени приезда Фил легко потряс Дэна за плечо. Тот попытался закрыться от света, включившегося в купе и Фила (слишком надоедливого) рукой, чем очень напомнил Лестеру котенка. В купе их все еще было четверо, Марция с Феликсом тихо переговаривались, вид у Феликса был заспанный и немного недовольный, но он уже успел переодеться в школьную форму, а вот Дэн все еще был в джинсах и толстовке. Пиджей так и не вернулся. Когда Дэн ушел переодеваться в форму, Фил смог встать и немного размять ноги. Дверь в купе была плотно закрыта, и Фил пытался объяснить то, что ему вдруг стало трудно дышать именно отсутствием сквозняка. Он подошел к окну и приоткрыл створку, делая глубокий вдох и набирая полную грудь холодного горного воздуха. Ему еще никогда не было так страшно, как сейчас. // Марция едет в карете вместе со всеми и сначала пугается фестралов; на не совсем корректный вопрос о том, чью смерть она видела, девушка отвечает красноречивым молчанием и гладит коня (воздух для всех остальных). Фестрал фырчит и соглашается съесть кусок сахара, предложенный Филом. — Ты всегда носишь с собой сахар? — интересуется Дэн, садясь рядом с Филом в карете. На его коленях стоит клетка с Тенеброй. — Мне нравятся лошади, вот только они не любят меня, зато, если их накормить, то они не пытаются убить меня. — Разве твое имя не связано с этим? — Очевидно, для лошадей мое имя не имеет никакого значения. Кроме них никто в карете не говорит: Марция слишком взволнована предстоящим распределением, и, выбирая между тем, чтобы начать беспрестанно болтать и просто молчать, сжимая руку Феликса в своих ладошках, она выбирает второй вариант. Пиджей и Крис чувствуют себя вдвоем очень неуютно, а Доди задумалась о чем-то своем и насвистывает мелодию себе под нос. Атмосфера кажется уютной, но напряженного в ней слишком много. // В Большом зале все сидят так, как положено, и Фил бросает на Дэна тоскливые взгляды со стола Когтеврана. Пиджей смотрит на свою еще пустую тарелку, боясь поднять взгляд и встретить ответный взгляд Софи или Криса. Лигуори даже не знает, чей взгляд вытерпеть будет сложнее, и это самое ужасное во всей ситуации. Марция не может сесть за стол и робко мнется у двери, пока подошедший к ней Невилл не советует ей подойти сразу к МакГонагалл. Профессор и декан Гриффиндора приветствует итальянку сдержанным кивком головы и стучит по бокалу, призывая зал к тишине (галдеж тут же стихает). После чего Профессор МакГоннагал поднимается со своего места и подходит к кафедре. Она обводит рукой зал и приветствует собравшихся в нем учеников. После чего объявляет о начале церемонии распределения: — Начнем мы в порядке старшинства, не с первокурсников, а с поступающей на пятый курс Марции Бисоньин! Когда имя Марции разносится по залу, девушка вздрагивает. Под огромными сводами зала, потолок которого имитирует звездное небо (звезд здесь и правда настолько много?), она чувствует себя совсем маленькой и нерешительной. Четыре тяжелых гобелена с гербами факультетов смущают ее не меньше, чем направленные на нее взгляды. Учеников здесь меньше, чем в Шармбатоне, но там, на родине, общаться было проще, потому что поступала она вместе с такими же детьми. Сейчас же она выделялась. Среди направленных на нее взглядов она сумела разыскать взгляд того, ради кого она приехала в дождливую Англию. Феликс смотрел на нее со счастливой улыбкой на лице, он поднял вверх два больших пальца. Его глаза светились, и, ох черт, возможность видеть эти глаза живыми, прямо напротив своих, с бликами от свечей, стоила рисков. Марция улыбнулась, отчетливо понимая: тогда, в Шармбатоне, у нее были ее сверстники, а здесь есть Феликс, который смотрит на нее прямо сейчас, и это в сто тысяч раз лучше. Голубые глаза напротив стоят возможности носить голубой шелк еще три года, возможность дотронуться до пшеничных волос и бледных щек стоит того, чтобы уехать подальше от жаркого солнца и бескрайних полей кукурузы. Она оставила дом, чтобы обрести его снова, прямо здесь. Едва Марция села на табуретку, слегка качнувшуюся под ней, Шляпа лишила ее возможности видеть. Было жутковато, но едва ли что-то может быть страшнее сотен взглядов направленных на тебя и путешествия через половину континента. — Я не часто распределяю тех, кто старше одиннадцати. Обычно дети не меняют школу, но ты... Ты рискнула всем, я вижу в тебе отвагу достойную красно-золотых знамен Гриффиндора, ты храбра и прекрасна. Но так же ты еще и очень умна: твои способности незаурядны, а взгляды интересны. Что же ты предпочтешь, дитя? Ты не сожалеешь о своем выборе, который привел тебя ко мне, так сделай и сейчас столь же разумный выбор. Шляпа говорила громко и прямо в ее голове. Марция не ощущала себя достаточно храброй для Гриффиндора: ее отвага проявляла себя лишь тогда, когда дело касалось ее близких. Поэтому сейчас она отдала выбор разуму: — Я делаю разумный выбор, но вы, многоуважаемая шляпа, уже знаете об этом, не так ли? — Да, дорогая, иногда мне удается угадывать, но бывают и те, кому удается меня удивить. До тебя уже был один мальчик, который выбирал между Гриффиндором и Когтевраном, он тоже выбрал разумно, но сейчас я думаю о том, что зря дала ему возможность выбирать: он один из храбрейших учеников на моей памяти. И его храбрость близка твоей. Вы станете отличными друзьями. Бисоньин без труда поняла, о ком вела речь Шляпа. Поэтому, когда громоподобное и оглушающее «КОГТЕВРАН» разнеслось по залу (сине-золотой стол ликовал), а Шляпа, наконец, покинула голову Марции, девушка поспешила было к своему столу, но ее остановила директор. — Я думаю, этот значок для тебя. На протянутой ладони лежал значок старосты факультета. Марция взяла его в руку, невольно взвешивая на руке. Она внимательно смотрела в лицо пожилой женщины, опытного воина, о заслугах которой была знакома не понаслышке. — Как?.. Директор кладет палец к губам и неожиданно улыбается. Занимая место рядом с Филом, Марция интересуется у него: — В Хогвартсе все директора становятся странными? Лестер смотрит на девушку с недоумением: — О чем ты? Выслушав рассказ Марции, Фил заговорщически шепчет: — Раньше здесь была проклята должность преподавателя ЗОТИ, а после преподаватель ЗОТИ стал директором школы. Может быть, теперь каждый из директоров начинает любить лимонные дольки? Они смеются, и с этого смеха начинается их настоящая дружба. Иногда Распределяющая шляпа оказывается удивительно проницательной. // Вскоре на золотых блюдах исчезают остатки великолепных яств, и Марция (с помощью Фила) строит таких же новоиспеченных когтевранцев, как и она сама. Феликс смотрит на нее с недоумением и растерянностью, но, когда Марция показывает ему рукой на значок старосты, приколотый к ее мантии, Феликс складывает руки в рупор и кричит через коридор: — Я горжусь тобой! Фил и Марция идут в сторону северной башни, а Феликс дожидается Криса и Дэна. Дэн, внимательно наблюдавший за другом весь вечер, пристально щурится: — Ты весь дерганый какой-то сегодня. Что-то случилось? Переживаешь за Марцию? Чельберг качает головой и взлохмачивает волосы, счастливо улыбаясь. — Я хочу показать ей Хогвартс с воды. У каждого из нас есть это воспоминание детства: громадный замок, огни которого отражаются в глади озера, которая остается недвижимой до тех пор, пока воду не разрежет носом очередная деревянная лодочка. Каждый первокурсник видел Хогвартс таким. И если уж Хогвартс наш дом, то я хочу, чтобы Марция чувствовала себя здесь как дома. Дэн смотрит на Феликса, который невероятно вдохновлен происходящим, и думает о том, какой же он счастливый. А еще он думает о том, что стоит пригласить Фила на свидание и расставить все точки, по возможности превратив их в запятые. Их история только начинается. // История Марции продолжается Хогвартсом с воды. Хагрид выглядит недовольным, но все-таки соглашается отпустить их с Феликсом вдвоем. Добродушный великан прячет улыбку в бороде и машет рукой: — Да я же все понимаю, сам молодой был!.. Они доплывают до середины озера, когда лодочка застывает на месте. Марция в восхищении чуть вскрикивает, прижимает руки ко рту. Замок с воды прекрасен. Над ним ярко-ярко горят звезды, а окна самого замка светятся едва ли не ярче звезд, мерцают теплым, чуть рассеянным светом окна высоких башен. Феликс говорит о том, что вот теперь Марция может смело считать Хогвартс своим домом. Он берет ее за руку и внимательно смотрит в глаза; в расширившихся зрачках подобно зеркальной глади озера отражаются звезды. И Чельберг не знает, что потрясает его больше: замок с воды или Марция, прекрасная во всем. — Теперь ты чувствуешь себя дома? Девушка хихикает и шутливо пихает Феликса в бок: — Я чувствую себя дома с тех пор, как обняла тебя на вокзале. Феликс бросается вперед, крепко обнимая любимую за талию, лодка покачивается на воде. Дэн не может заснуть в спальне, стены которой стали ему практически родными за прошедшие четыре года, поэтому он, крадучись, пробирается в спальни Когтверна, минуя старост, которые слишком увлечены разговором, чтобы заметить нарушителя. Фил не спит тоже. Чувствуя себя вором, Дэн залезает на чужую кровать без спросу и объяснения. Фил и не ждет этих самых объяснений: он гасит свет и задергивает полог, а после падает на подушку, неловко задевая Дэна рукой: тот бурчит, но затихает, оказавшись к Филу так близко. Их носы практически соприкасаются. Фил переплетает свои пальцы с пальцами Дэна и закрывает глаза. Его дыхание замедляется, когда Дэн набирается смелости и целует Фила во второй раз: в щеку, невинное касание губ. После этого он подползает еще чуть ближе к Филу, забираясь к нему под одеяло и касаясь его лодыжек своими холодными ступнями. Они засыпают в совершенно нелепой позе, но засыпают там, где и должны: дома.