жизнь маленькой шлюшки

Скрюченный он сидит, скрестив руки у живота, матовые глаза неподвижны. Сложно сказать как долго он так сидит Черт, его волосы, с ними мы были как две капли, а сейчас мы совсем разные Я не хочу, чтобы он меня заметил, вообще лучше бы я была невидимкой. Не потому что люди-твари или еще какая-нибудь ванильная хрень на подобии этой. На самом деле я не знаю как себя вести среди людей, не знаю о чем они думают, как чувствуют и чувствуют ли вообще, вот я ничего не чувствую. Разве что боль, приход, голод, возбуждение. Вот и все, весь мой "богатый внутренний мир" Даже не заметила как добралась до школы и переоделась в сменную обувь. Эти стены, парты, стулья, доски. Само здание впитало меня в себя за эти девять лет. Девять лет. Как ответ на вопрос "как долго вы вместе?" Или тюремный приговор, а может и "сколько ей осталось, док?" Имена, имена, имена. Никогда не могла их запомнить. Или отличить одного одноклассника от другого. Они так похожи, даже одинаковы Я знаю когда говорят обо мне или обращаются в мой адрес. Так и в общении, просто нужно неточно скопировать и воспроизвести фразу собеседника. Зеркало. Человек видит себя и радуется. А когда обращаются ко мне в тоне звучит будто эхо. Звук становится пустым и теряет смысл, не успев долететь до уха. Ко мне редко обращаются Если он раздевается перед тем, как зайти в душ, можно увидеть кожу на ребрах и на животе. Она белая. Это я. Когда мне было восемь я кипятила чайник, чтобы заварить кашу. Чайник вскипел, я взяла его и пошла в комнату. Он спал на спине. И я вылила на него кипяток Странная вещь-ассоциация. Может возникнуть из ниоткуда и въесться в память намертво. Как сегодня. Увидела девочку в розовом пальто и вспомнила, что в детстве у меня было маленькое коричневое пальтишко из шерсти. Вообще не похожее на это аккуратное и красивое, мое было лохматое, с оторванной пуговицей не шее, Из- за которой сиротливо выглядывала шея белым пятном (мама не хотела давать мне свой шарф, испачкаю чего доброго). Нет, она не была скупой. Я почти уверена, она бы меня баловала, если бы у нее были деньги. А вот мой брат всегда был нужен. Не как человек, а как работник. Он просто мастер на все руки, точнее на все клавиши. Даже когда я еще толком ходить не умела, ему было пятнадцать и он уже зарабатывал на всю семью. Постоянно где-то пропадал. Бывало утром проснусь (еще только начало рассветать), а он тихо вошел в комнату, снял кофту и джинсы и осторожно ложится рядом Я решила бросить. Хотя бы на время. Особой ломки нет, только ужасно грустно и скучно. Квартира похожа на картонную коробку. Как будто бы тебя оставили без конфет, а ты не знаешь за что. Самое обидное-это я сама себя наказала. Непонятно Он здесь, в этой комнате. Его стол напротив окна. На тонком запястье потрепанный браслет из ниток. Этому браслету 10 лет и он Никогда его не снимал. Я не хочу здесь быть. Где угодно, только не здесь. Опять в пыльную комнатушку к гребанной пирамидке, наполовину поломанной, мать говорит, что если издам еще звук-ночую на холодном кафеле в туалете, без света и с закрытой дверью. Пусть даже так, только бы не здесь. Пытаюсь договорится с гравитацией. Не выходит. Все на что меня хватает-перевернуться на другой бок и провалится в сон. Через несколько дней меня забрали из школы на скорой. К тому времени я была полностью чиста. Обезвоживание. Грипп или ротовирусная инфекция. Неделя под капельницей. Постельный режим еще две. Он тащил меня до самого дома. Битый битого везет. Интересно, в его мыслях промелькнуло, что это первое прикосновение ко мне за год? Кормил, поил. Как раньше. Как раньше. Все знакомые в шутку звали его папашей. Постоянно возился с маленькой мной. Наверно, он единственный, кто меня любил. Есть люди любовь которых причиняет боль и это тот случай В ту ночь я спала крепко и не проснулась когда он вошел и как всегда лег рядом. Но на этот раз не уснул, а осторожно начал меня гладить. Я окончательно проснулась лишь тогда, когда он целовал меня. По-настоящему. Мне не было страшно или больно. Скорее приятно. Он проделывал это почти каждое утро, но один раз мама зашла в комнату именно в этот момент. Полить цветы, а может забыла забрать телефон с подоконника. Не помню. Она молча вышла и ушла на работу. Я никогда не видела брата таким. Он лихорадочно собирал вещи и без конца говорил с кем-то по телефону. Через два часа мы стояли на платформе. Через два дня мы стояли на пороге этой квартиры. Он устроил меня в лучшую школу в районе. Я ни разу с того времени не видела маму. Лет в тринадцать я вдруг поняла, что это не правильно. Пять месяцев он ко мне не прикасался. Кому было хуже-сказать сложно. Он постоянно ширялся и пил, даже пару раз приходил и извинялся (не уточнял за что) просто смотрел мокрыми глазами и повторял одно слово "извини" Я не знаю люблю ли его. Фраза: "не представляю без него жизни" уместна, но не в стандартном представлении. Я не вижу границы между ним и мной. Вот сейчас я чувствую слабость и грусть. Он тоже. Когда он меня целует мне хорошо. Ему тоже. Когда мать вошла в комнату ему стало страшно. Мне тоже Начать все по новой? Возможно. Мне даже станет лучше на какое-то время, но потом все опять вернется на исходную. Я опять буду лежать на полу и принимать очереднию дозу, чтобы избавиться от гадливости. Тут он брат, там он отец, здесь-любовник. Кто он? Зачем мне это? Не знаю. Но нужно. Раньше было все равно. Я так больше не могу * - Пожалуйста, забери меня! Я сделаю все, что скажешь, отдам все, что есть, только забери меня отсюда Я вжималась в костлявую грудь какого-то парня у своего подъезда и рыдала, как последняя истеричка. Именно какого-то, смутно припоминая его имя, я знала его от силы пару недель и перекинулась с ним парой скудных фраз. Ему действительно было меня жаль. Как котенка, который живет всего неделю, но уже получил по полной от жизни. Он, может, и не плохой парень. Может даже хороший (насколько это возможно в этом районе и компании, в которой мы познакомились). И теперь он думает, что со мной делать. Рыдания переходят в настоящую истерику, которая забирает силы настолько, что подкашиваются ноги и я медленно сползаю на лед. Тут случается очередной (это норма для последних месяцев) пробел в памяти, я лишь смутно догадываюсь, что тогда произошло. Просыпаюсь я в маленькой комнате, забитой всевозможным шмотьем и пропахшей паленым маслом, детской присыпкой и сигаретами. На полу валяются игрушки, куски недоеденного хлеба, пожелтевших обкусанных яблок и окурки. Усердно расчесывая куклу девочка лет 4-х с виду, смотрит телевизор, рядом с ней мальчик лет 9-ти катает машинку, лавируя между огрызками и женским бельем. Сэм (парень, которому я накануне закатила истерику) устало наблюдает за мной. - Поживешь пока здесь,- слово ПОКА играло главную роль. А вот и их мама. Качающаяся, словно ее штормит, юбка порвана, колготки все в стрелках, косметика размазана по лицу, волосы прилипли к шее и плечам, запах перегара такой, аж глаза слезятся. Она враждебно смотрит на меня, потом на сына, но ничего не говорит, уходит в ванную и долгое время не возвращается. Дети никак не реагируют на ее приход. Сэм уходит на работу, я медленно прихожу в себя. Меня успокаивает убираться-занимать чем-то руки, чистить, будто чистишь саму себя изнутри. Будто Комната сильно опустела без мусора. Бедность так и сочится из вздутого паркета, дивана в разводах от пива и мочи, с торчащими пружинами и кусками ваты-внутренностей дешевой перины. Разводы от розового лака не отдираются от пола. На кухне оказываются яйца, молоко, хлеб. Все вполне свежее- Сэм заботится о семье. В сухой ванне спит женщина, на свисающем с пожелтевшего от времени борта запястье кривая надпись "Салли", выцветшая татуировка. Эта женщина чем -то похожа на мою мать. Помню как наблюдала за ней в дверную щель: как она смывала с лица косметику или подстригала ногти с таким усердием словно ограняет алмаз. Весь ее вид говорил о том, что она должна быть королевой и блестать в роскоши, а не тухнуть в провинции, собирая крошки из-под стола на ужин ненавистным детям. Я раздела ее, вымыла, расчесала жиденькие волосы и замотала тряпичное тело в полотенце. На кухне сидел Сэм. Его лицо изображало только усталость-на большее оно уже не способно. Красные глаза устало сфокусировались на мне - Кто такая Салли? - Моя старшая сестра. была ей Из коридора вышла протрезвевшая мать в одном спадавшем полотенце - Она была моим первым ребенком. Я родила Салли в 15 лет. Когда ей было пять, ко мне приходил один мой друг, мы веселились пили, смеялись. Его Салли на дух не переносила, вопила, когда он приходил, орала "Мама, прогони его! Он похой", но я прогнала ее, однажды, когда это несносная девчонка меня в конец достала, просто выставила ее. На ней тогда были колготки и маечка, ну та, которую поддевали под свитер или рубашку. И все. А вспомнила я о ней только через два часа. На улице мороз, зима, как сейчас. А Салли лежит в снегу, как в кроватке.Калачиком свернулась, будто спит. И только губки синие, а щёчки белые. * Выражения лиц у матери и сына одинаковые: уставшие, рыбьи глаза, белые губы. Они ничего не чувствуют, они уже не способны Дальше я не доверяю своей памяти, это мое игривое воображенье хватает кисточку и с остервенением начинает творить. Сэм косит на мать, но не на ее лицо, а на сползающее полотенце, которое открыло кромку правого соска и поползло ниже. Его взгляд становится живым, в матовых глазах появляется пламя. Блондинка подходит ко мне слишком близко, кладет руки на плечи и вонзает нестриженные ногти в мою кожу - Мы живем потому, что не можем умереть Несмотря на то, что когти входят все глубже под кожу, лицо ее переполнено любовью, добротой, в глазах читается острый ум и даже мудрость. - Папочка,- маленькая девочка входит, потирая заспанные глаза,- я есть хочу Сэм что-то достает из холодильника, протягивает сверток дочери, та с благодарностью смотрит на него и уходит, не успев скрыться из поля зрения ее окрикивает блондинка - А потом сразу спать! Никаких больше мультиков - Да, мам Я просыпаюсь на школьной скамье, вокруг как всегда кипит жизнь. Безумно болят плечи. В заляпанном зеркале общественного туалета обнаруживаю, что ключицы и дельты покрыты одинаковыми по длине и глубине ранами. С каждой стороны по пять * С последним звонком тишина покидает голову. Предыдущие семь часов звуки отскакивали от меня, как отскакивает теннисный мячик от стены. Голоса навалились с такой силой, что подкосились ноги, я почувствовала, что на плечи легло что-то непомерно тяжелое . Это одна единственная мысль. Мне некуда идти. Официально бордели запрещены, но это никогда не мешало их существованию. Вычурные цвета: бархатный бардовый, терракотовый на складках пухлых губ, розовые перья. Все они прячут уныние и отчаянья как клиентов, так и персонала. Меня прекрасно поняли почти без слов, через пару минут я уже стояла в пыльной, мало освещённой коморке с парой коек, опершейся о стену тумбой и непомерно большим для такого помещения зеркалом. Посреди этого пристанища для ночной бабочки стояла девушка с голым торсом и в сползших чулках. Она пыталась заколоть непослушные волосы - Нина тебе все объяснит, она будет твоей соседкой Девушку явно не обрадовала такая новость, это сразу отразилось на ее не спавшем лице, но она промолчала и продолжила свою борьбу с копной перепутанных, грязных волос Не успев скрыться в дверях женщина, что провела меня в комнату задала один единственный вопрос - Ты девственница? - Нет,- меня удивил собственный голос, я давно его не слышала, а может просто не прислушивалась. Прозрачный, глухой, не передающих интонаций, извлекающий несвязные звуки, волны в пространстве, что бьются о первые же преграды. Мой босс (как оказалось, именно ей принадлежало это заведение) была явно расстроена таким ответом и уже из коридора послышался ее комментарий - ну и черт с ним Нина похожа на маленькую девочку-капризулю. Вечно дует губы, но молчит. Так молчат детдомовцы и отпрыски алкоголиков. Она объяснила мне, что завтра днем мне нужно будет прийти к Мадам Ко, ничего не говорить, встать в центр ковра, раздеться, медленно пройтись по кабинету, покрутиться, затем ждать пока она скажет цену за час, что делать с внешностью (похудеть, подстричься, начать краситься, как одеваться, как называться), затем я смогу приступить к работе. Я проспала двадцать часов так крепко, как ни спала последние пару лет. По свету, проникающему в комнату невозможно определить какое время суток. Это комната словно кричала: " Посмотри на себя!" огромным зеркалом, что я и сделала. Кожа человека, всю жизнь прожившего в мегаполисе, ни разу не видавшего ни моря, ни настоящего леса, непропорционально длинные руки и ноги с крошечными ступнями и ладонями, позвоночник выгнут так, что таз сильно выпирает вперед, плечи сутулые, острые, маленький подбородок, детские губы, арийский разрез глаз, брови бесцветны. Интересно, проститутке хорошо быть неэмоциональной? Мадам Ко долго и упорно меня рассматривала, подходила, щупата, подводила меня к зеркалу, приподнимала волосы и рассматривала овал лица. Запах ее помады и парфюма был резок и отдавал чем-то кислым. Она вручила мне бежевый корсет и довольно скромное нижнее белье, сказала, чтоб я называла своих клиентов "папочкой" и продолжала быть ребенком. И теперь я должна представляться Деткой. Это странно, но в своих коллегах, в их повадках, разговорах я находила своих одноклассниц. Они были как отражение с незначительными отличиями: какую кофточку надеть преобразовалось в каком лифчике грудь выглядит не обвисшей, как списать алгебру превратилось в как отстирать сперму. То же соперничество, та же утопия. Запах мокрой тряпки и мела стал запахом дешевой косметики и пряного парфюма. Девичьи лица стали грубее. Ничего не изменилось Правда, наивность ушла. Я стану певицей, я стану актрисой, я стану стюардессой. Я стала шлюхой. По мне, так это не плохо, по крайней мере честно. Я получаю деньги за время и качество, за артистизм и технику. ничего больше. Это честнее брака, когда ты продаешь не час, а всю жизнь и бесконечно должен, бесконечно не свободен, бесконечно несчастен. * Первая ночь самая сложная, как говорят девочки. Это обнадеживает. Некоторые, обслужив семь клиентов, как ни в чем не бывало, цокают на улицу и спокойно курят у входной двери. Меня хватило на четырех клиентов. По сути, я проработала половину от того, что должна и в 12 ночи без сил валялась на софе, издавая какое-то писклявое мычанье от боли. Через пару часов меня разбудил грохот с силой закрывшейся двери, Нина вернулась. Она встала перед зеркалом, не смотря на меня начала говорить - Я здесь с тех пор, как сбежала из детдома, со своих двенадцати. И могу сказать лишь одно: ты свыкнешься, перестанешь чувствовать эту боль, перестроишься под ночной график, может даже полюбишь эту работу, но ты отсюда никогда не уйдешь Она говорила без злобы, будто констатировала факт. Нина хотела, чтобы я не совершила ее ошибку Мечта о клиенте, который полюбит проститутку и женится на ней стара как мир. Хотя кому как не шлюхам знать о мужской чистоплотности и о том, что в иерархии женских профессий проституция где-то после суррогатного материнства. Для меня загадочны критерии хорошего и плохого в этом месте: Две фаворитки были довольно специфичными особами: Бэтти, 13-ти летняя дочь мадам Ко, носила только колготки в крупную Клетку, каблуки и стринги, ее детская грудь была открыта для обозрения, чем и привлекала большинство клиентов, Зэра, крепка африканка, мы говорили с ней на разных языках, так что ее молчание предавало еще бОльшую грозность ее образу, в ее каморке жило ее четверо детей, девственность старшей уже продавали, Зэре было все равно кто ее клиент, остальные шлюхи не могли сдерживать своего отвращения, взгляд невольно скользил по кривым желтым зубам, по блестящей лысине чем и уязвлял самолюбие клиента. Из одичавшего образа негритянки можно выцепить несколько сочных для эстета фактов, но их не так много и один подразумевает другой, так что останавливаться на ее персоне больше не имеет смысла. А вот Бэтти, искушенное дитя, представляет из себя немалый интерес. Ее неизменная поза за барной стойкой, голой спиной к бархатным диванам, на которых громоздятся (гроздями) гости и пожирают своими глазами, выползшими из потных щелей-пристанищ клерков и мясников. Пожирают ее бугристые позвонки, игриво извивающуюся линию от ребер к пояснице. Когда жаждущий клиент подходит к ней и взгляд ее еще не успевает найти сосков, он натыкается на пустой взгляд выцветших, серых, смотрящих словно с черно-белой фотографии века XIX, когда на одном лице запичетливались сразу все выражения, но ни одно из них не доминировало. Бэтти продали в десять, за грош, так как до 12 она была откровенной дурнушкой и матери было стыдно и обидно, что все ее гены были смыты в писсуар и так она отомстила дочери. И сейчас я смотрю на девочку, которая младше меня почти на два года, но уже в идеале овладела своей профессией и теперь сидит и курит не от желания и пряного вкуса вишневого табака, а от того, что умело завела беседу со стрельнутой сигаретки у застенчивого клиента, который исподтишка уже впивался глазами-бусинами в ее открытые груди, линию живота, выступающие тазовые кости, словно старая японская лодка, с обеих сторон приподнятая, мягко покачивающаяся на волнах, даже не волнах, а ряби