Обнажённая

Оливия Годфри – болезнь, которая поглощает без остатка. Грёбаный аспирин и литий здесь не поможет. Своими руками она касается твоего сердца, заставляя его гнить. Таких женщин как она больше нет. Идеальных до скрежета зубов внешне, но таких гадких внутри. И когда же он повёлся на эти шикарные ноги, длинные тёмные волосы и пронзительные глаза, которые заставляют внутренности содрогаться от восторга? А ведь она могла достаться ему, а не любимому и слегка неадекватному брату. Или это сумасшествие настигло всё семейство Годфри благодаря появлению Оливии на пороге? Норман смотрел на неё, обнажённую и прекрасную и сожалел. Сожалел о потерянном времени с женой, которая была холодна в постели словно кусок мяса из морозилки, о самоубийстве брата и о причастности Оливии к этому, которая сейчас гладила своей прохладной ладошкой его член. На мгновение ему показалось, что она читала его мысли. Норман Годфри состоял из сожалений и разбитых мечтаний. Вроде бы и денег в достатке, семья относительно счастливая, не считая беременной дочери, совсем школьницы ещё. Но болезнь поглощала, стоило Оливии его поцеловать. Каждую свободную минуту. Иногда Норман думал о том, что было бы, если он оказался на месте брата? Женился бы на Оливии? Роман был бы его сыном, а Шелли любимой дочерью. Закончил бы он жизнь самоубийством? Хотя это можно проанализировать. Профессия обязывала. Но, наверное, он был слишком труслив для вот такого ухода из жизни. – Норман, не сожалей, – в её голосе столько сахарного спокойствия, что ему оставалось лишь улыбнуться. – Этому миру ты нужен живым. Она лишь подтвердила его мысли. Любить Оливию можно было только тогда, когда ты жив. Иначе она выкинет тебя как сломанную игрушку. Поэтому лучше уж его совесть сгорает под руками этой обнажённой женщины. Жизнь тоже сгорит, но не сразу. Умирать так постепенно.