Берег надежды

Разговоры с родственниками погибшего. Все их истерики, чудом не переходящие в состояние нервного срыва. Слёзы, от которых уже через считанные минуты можно было выжимать носовой платок. Подробные беседы с некоторыми коллегами ныне покойного. С теми самыми, которые сказали Кораблёву интересную и способную помочь информацию. Их речи, что он был хорошим человеком и никому дорогу не переходил. Собственно, всё как всегда. Обычная рабочая атмосфера на следующий день после получения нового дела. А так же просьбы экспертам, чтобы они побыстрее закончили экспертизы. И очередной выплеск эмоций на Лёшку, который вновь опустошил все мои продовольственные запасы. — Машка, ну что тебе жалко что ли пряничков бедному другу? Я ведь тружусь, работаю. С самого утра на ногах, росинки маковой во рту не было, — пел свою песню Горчаков, делая такой взгляд, словно он бедная дворняжка, которая мечтает найти хозяина. — Горчаков, знаю я, какой ты голодный, — не унималась я. — Ты ведь пока от дома до работы доберёшься, несколько раз перекусить успеешь. И это же позавтракав! — Что за шум, а драки нет? — не успела я продолжить свою мысль, как дверь моего кабинета распахнулась. На пороге возник привычно улыбающийся Лёнька Кораблёв. — Марья Сергеевна, вот убьёшь друга, а кто чай в рабочий полдень будет готовить? После его появления я как-то облегчённо выдохнула. Не то что перестала злиться на Лёшку, просто не захотела больше продолжать ругаться. Всё равно этот наш разговор не изменит абсолютно ничего. — А так, ты думаешь, он мне чай готовит? — спросила я, взглянув на Кораблёва. — Лёшка приходит ко мне, чтобы самому попить чай. Даже если я очень занята и отвлекаться не собираюсь, — бросив на Лёшку осуждающий взгляд, я направилась к своему креслу и вскоре уже заняла его. — Эх, чтобы вы все без меня делали? — закидывая свою любимую кепочку на вешалку, произнёс Лёнька. При этом сделал он это таким тоном, словно он один тут работает и содержит нас, а мы просто для мебели на работу ходим. Почему-то совершенно не обидевшись на его не самый дружелюбный тон, я с улыбкой на лице наблюдала, как Лёня стягивает с себя куртку, держа в руках какой-то кулёк. Хотела несколько раз спросить, что это и почему он не положит куда-нибудь свёрток, но что-то меня останавливало. — Я тут мимо булочной ехал — пирожков купил, — произнёс Лёня, сев напротив меня. Он смотрел мне в самые глаза, и казалось, что мы были наедине друг с другом, где-то далеко отсюда. — Свежие. Горячие ещё даже. Тут с яблоками, — он положил один свёрток на стол. — А эти с картошкой и грибами, — второй пакет опустился на мой стол. — Как ты любишь. Я была не в состоянии что-нибудь ответить. Просто улыбалась своему безумно родному другу. Может, мы и казалась в тот момент ненормальной, но я была безумно счастлива. Я буквально летала на седьмом, даже на сто двадцать седьмом небе от счастья. То ли его забота так на меня действовала, то ли пристальный взгляд вот так вот влиял на разум. А то ли я всё никак не могла поверить, что Лёнька, в отличии от Луганского и Горчакова, помнит, какие именно пирожки я безумно люблю. — Лёха, чайник ставь. Чашки расставляй, — немного повернув голову, обратился Кораблёв к нашему общему другу. — Всё равно же ты без дела там стоишь. Да и выгнать тебя нереально. А дальше всё было так же, как бывает изо дня в день — мы сели на пять минут попить чайку, а сами позабыли о работе на целый час. Затем же всё-таки перевели все разговоры в рабочее русло, налив в чашки новую порцию чая и не собираясь разбегаться по делам. Пирожки давно уже кончились. За ними канули в лету и шоколадные конфеты, которые я открыла буквально день назад. Но я даже и не стала этому удивляться. Это мы с Лёнькой можем заболтаться о деле и забыть обо всё вокруг, а Лёшка готов прервать допрос, чтобы сходить перекусить. Через несколько десятков минут, когда в моём чайнике уже закончился кипяток, все мы поняли, что нужно прекращать наш отдых и возвращаться к работе. К тому же к Горчакову пришла какая-то старушка-божий одуванчик. Лёшка покинул мой кабинет, бросив на последок, чтобы мы звали его, если ещё раз решим попить чай. Даже не «если», а «когда». Так всё же будет куда точнее и правдивее. Мы с Лёнькой остались одни в кабинете. Кажется, первый раз за этот обычный сумасшедший день. Я убирала чашки в шкаф возле двери. А Лёня внимательно изучал меня взглядом. Я хоть и стояла к нему спиной, чувствовала это всеми клетками тела. — Я вообще по работе приехал, — пояснил мне Лёнька, когда я подошла к окну и прислонилась к подоконнику. Он с довольной улыбкой на лице крутился на моём кресле. — А у тебя тут такая атмосфера приятная, я даже позабыл совсем обо всём. — Ты по делу что-то узнал? — спросила я, будто вообще не услышав последние его слова. — Говори уже. А то интригуешь да интригуешь только. — Опять ты только о работе и думаешь, — в миг опечаленный голосом произнёс Кораблёв. — Неужели в голове твоей нет больше никаких мыслей? Посмотри, какая на улице чудесная погода. Солнышко светит… А вскоре я уже знала, что Лёнька нашёл одного знакомого нашего убитого гражданина Абрамцева. И знакомый этот, как мне пообещал оперативник, может рассказать много важных и стоящих вещей. Не поверить своему верному напарнику и другу я никак не могла. Даже в мыслях такого не допускала. Ни в тот раз, ни в какой иной. Поэтому вскоре мы уже ехали по Питерским улицам на Лёнькином автомобиле — он сказал, что нужно обсудить некоторые детали дела и убедил меня, что как раз будет время. Да и на одной машине ехать удобнее. — Ты же, я надеюсь, потом отвезёшь меня домой? А то совершенно не хочется возвращаться к конторе за машиной, — спрашивала я, когда мы ехали по одному из проспектов. — Конечно, — ответил Лёня точно так, как я и ожидала. — Сегодня отвезу, завтра заберу и доставлю до работы. Не могу же я допустить, чтобы ты добиралась в неудобстве. Вот мы, кажется, и приехали. В тот момент мы и правда доехали до того самого адреса, по которому живёт наш очень нужный и всё знающий человек. Лёня поспешно вышел из машины и, обойдя её вокруг, галантно распахнул передо мной пассажирскую дверцу. Осторожно и безумно нежно взяв меня под руку, майор уверенно направился к одному из подъездов. Вопросы, которые задавала я, изредка — Лёня. Ответы, которые и правда помогли прояснить некоторые детали. Любезно предложенный нам чай. Одним словом, закипела работа. Стандартная. Нечем особенным не примечательная. — Завтра Дима приезжает, а я на душе не чувствую ничего особенного. Понимаешь, будто происходит что-то каждодневное. Это нормально, как ты думаешь? — зачем-то спросила я, когда мы уже ехали назад. — Не знаю, — негромко произнёс Кораблёв, чересчур внимательно начав всматриваться в дорожное полотно. — Если я сейчас скажу, что мне кажется, ты обидишься. А я не хочу с тобой ругаться. Очень не хочу, правда. Лёнька провёл на меня свой взгляд. Печальный. Расстроенный. Умоляющий. И всё-таки рассерженный. Взглянув в него глаза, я поняла, что поступила необдуманно, задав ему такой вопрос. — Во сколько мне завтра заехать? — спросил Лёнька, резко переведя тему нашего разговора в другое русло. Сказать честно, это помогло. Мы оба почувствовал, как пропало накаляющееся в воздухе напряжение. — Без пяти восемь, как и раньше? — Как раньше, — кивнула я, смущённо улыбаясь. Раньше, когда мы работали вместе по какому-нибудь делу, Лёня неизменно встречал меня у подъезда. И каждый раз мы назначали встречу на без пяти восемь. POV Лёня После нашего со Швецовой визита в гости к одному из фигурантов нашего общего дела по статье сто пятой, я, как и обещал, повёз её домой. Она перед этим ещё раз спросила, довезу ли я её. Будто, я бросил бы любимого следователя на произвол судьбы. Маша сидела на пассажирском сидении и что-то высматривала в окошко рядом с собой. Молчала и по-детски искренне улыбалась, когда перед глазами появлялось желтовато-розовое небо заката. Я радовался вместе с ней, замечая это нежное счастье в прекрасных глазах. Всё было совсем как раньше. Будто вернулись назад. В те минувшие годы, когда я рвался из кожи вон, чтобы найти серьёзное дело с организованной преступностью в её районе. В те времена, когда она не имела собственной машины и с радостью принимала моё приглашение подвезти до дома. Я наблюдал за дорогой, продолжая вспоминать первые годы нашего с Машей знакомства. Когда мы были совсем молоды и с интересом присматривались друг к другу, сначала не приближаясь слишком близко. А потом соприкоснувшись чересчур сильно. Когда мы были молоды, железной хваткой держались за каждое дело и сутки на пролёт были готовы носиться по городу, стирая ноги в кровь. У многих это только «было», а у нас продолжается и по сей день. Мы, видимо, те редкие индивидуумы, которые уже родились с желанием бороться с преступностью. — Маш, — позвал я, оторвавшись от своих светлых воспоминаний, яркими картинками всплывающих прямо перед глазами. Кажется, такая уютная память у меня только о ней, о каждом нашем совместном деле, о каждой встрече, отпечатавшейся в сердце. И только когда она не ответила, я заметил, что любимая моя следователь мирно спит, склонив голову на бок. Машина в миг остановилась возле тротуара. Я откровенно залюбовался ей. Её красивыми чертами лица, её плавными изгибами губ. — Какая же ты красивая, — негромко, словно боясь, что Маша услышит мои слова, произнёс я. Единственное, чего я боюсь в жизни — сказать что-нибудь лишнее и разрушить наше светлое, такое искреннее общение. Прядь шоколадного цвета волос спадала на её безумно красивое лицо. Такое прекрасное, нежное и манящее к себе изо дня в день. Не удержавшись, я осторожно заправил её за ухо, как бы случайно скользнув ладонью по её щеке. Маша улыбнулась сквозь пелену сна, почувствовав моё мягкое, практически невесомое прикосновение. Уголки её губ дрогнули, а в груди у меня словно промелькнула молния. Такая красивая и яркая. Маша так и не проснулась, но я решил больше не рисковать. Машина плавно вернулась на дорожную полосу и стала уноситься вдаль. Я вновь устремил свой взгляд на дорогу, не забывая изредка переводить его на мою прекрасную спутницу. Она казалась такой беззащитной, что я больше обычного захотел укрыть её от всего, оградить ото всех, даже самых маленьких и незначительных, неприятностей и опасностей. От размышлений, от этих светлых мыслей, которые летали у меня в голове словно белые журавли, рассекающие в лазурного цвета небе, меня отвлекла трель мобильного телефона. — Привет, боец, — произнёс я в трубку, прочитав имя абонента на дисплее телефона. — Чего стряслось? Надеюсь, не новую невесту себе нашёл? — Дядь Лёнь, чего ты? — возмутился Костик мне в трубку. — Я только Лену люблю. Мне кроме неё никто не нужен, — я не смог не улыбнуться от его слов. О как он похож этими своими речами на меня самого! Я буквально услышал наяву те слова, которые крутятся в моей голове. — Я о другом хотел поговорить. Нет, это, конечно, связано, но другое. Я решил маму с Леной познакомить. Подумал, что это хорошая идея, так правильно будет. — Правильно подумал, — прервал я его монолог. — Родители должны знать, с кем они могут вскоре породниться. У тебя ведь, как я уже понял, серьёзные планы и настоящие чувства. Но если ты звонишь, значит, что-то тебя беспокоит. Какие проблемы? За последние недели мы с Машимым сыном очень тесно стали общаться. Сроднились даже, если так можно сказать. Нам было что обсудить, было комфортно общаться, буквально на равных. Костик обращался ко мне за помощью, спрашивал советов. И даже не раз говорил о том, что очень сожалеет, что мы не общались вот так вот раньше. Мне было безумно приятно слышать такие слова. Ведь я вдруг почувствовал себя отцом, буквально примерил на себя роль, которой у меня никогда в жизни не было. — Мне кажется, что мама не очень рада предстоящей встрече, — отозвался мой собеседник. — Она как-то странно отреагировала на это. Знаешь, словно она вообще не хочет всего этого. Мне даже начало казаться, что она постарается вообще пропустить эту встречу. Ну, не знаю, на работу уедет ранним утром. — Не беспокойся, не уедет, — ответил я Косте. — Я тебе обещаю, что не выпущу её из квартиры, пока ты не отправишься провожать Лену. — Я улыбнулся, скользнув взглядом по своей милой спутнице. — Ты маму тоже пойми — она ещё не свыклась с тем, что ты теперь не только её мальчик. Понимаешь, ей тяжело это понять. Твоя мама хоть и лезет в самое пекло, с криминалом каждый день сталкивается, она остаётся таким же обычным человеком, как и все. А если что-то пойдёт не так, хотя я очень в этом сомневаюсь, будь уверен, я смогу отвлечь твою маму. В тот момент я чувствовал себя то психологом, который получил все возможные образования; то заговорщиков, который готовит воплотить в жизнь какой-то очень серьёзный и секретный план. Душу мне коробило только одно — я помогал Костику, давал советы, которые, как показал предыдущий опыт, действенны. Но самому себе всё никак не мог помочь. Вроде вот она, любимая женщина, но ничего у меня не получается. Нет воплощения в жизнь того, что так ярко представляется в мыслях. — Ты приедешь в субботу?! — радостно воскликнул Костик. Я готов поспорить, что в тот момент он буквально подпрыгнул на месте. — Я очень этому рад. Так даже спокойнее сразу стало. Спасибо, спасибо тебе! — Конечно, буду, — подтвердил я, чем ещё больше увеличил радость своего юного собеседника. — Я ведь не мог отказать самой мудрой и самой прекрасной женщине. На этих словах я чисто инстинктивно, на уровне подсознания повернул голову вправо. И тут же отвёл взгляд вновь. Увлечась разговором, я совершенно не заметил того момента, когда Маша успела проснуться. Она пристально смотрела на меня, призывая взглянуть в её глаза. Краем глаза я замечал, что она улыбалась. А я молчал и просто смотрел на дорогу. Пытался представить, с какого момента Маша слышала мои слова. — У меня тут заминочка образовалась, Костян, — наконец проговорил я в трубку. — Я тебе позже перезвоню. — «Или не перезвоню», — добавил я уже про себя и нажал на отключение связи. Маша продолжала вглядываться в мой профиль, видимо, надеясь, что я вот-вот не выдержу и повернусь. Она буквально прожигала меня взглядом. Я даже ощущал, что кожа моя начинает нагреваться под её взглядом. Такой вот обман восприятия. А я продолжал смотреть на дорогу, руками крепко сжимая руль. С одной стороны безумно хотел заглянуть в её глаза, посмотреть на те эмоции, которые горели у неё во взгляде. А с другой — я весьма боялся посмотреть на неё, опасался, что всё может повернуться в нерадостное русло. — А я знаю эту мудрую и прекрасную женщину, которой ты не смог отказать? — перестав молча прожигать меня взглядом, наконец спросила Маша. Вот только не понятно мне тогда было, к лучшему это или нет. — Знаешь, — кивнул я. Не желая больше гадать о том, что будет дальше, а повернулся к своей спутнице. — Даже больше скажу — ты видишь её каждый день, — произнёс я, переводя взгляд то на Машу, то на дорогу, убегающую вдаль. — Она самая красивая, самая лучшая, самая искренняя и вообще самая-самая. — Я обязательно передам ей это, когда увижу, — сообщила Маша, улыбаясь. Её глаза горели ярче звёзд на ясном небе. А улыбка была такой нежной, какая бывает только у неё одной.