Marble Moon II

— Осторожно, госпожа. Если вы не будете аккуратны, можете случайно порвать ткань. — Глупости, Селла, — Илия улыбнулась. Она стояла посреди комнаты, ожидая, пока служанки облачат ее в Небесное Платье. — Даже Берсеркер не сможет повредить эту материю, — девочка опустила взгляд и, увидев, как болтаются рукава, тоскливо вздохнула: — Неужели моя семья не могла сшить что-то более удобное? Уверена, мне было бы комфортней даже голышом. Илия не без удовольствия услышала, как поперхнулась Селла. Наверное, служанка представила, как ее маленькая госпожа появляется перед Последним батальоном в чем мать родила. Миг спустя девочка почувствовала, как ей на голову с силой опускают что-то тяжелое и давящее, еще более неудобное, чем болтающиеся рукава. В зеркале отразилось непомерно роскошное сияние золотой короны, венчавшей образ сосуда, Чаши Грааля. — Леди, принадлежащая благородной семье Айнцберн, не должна говорить таких постыдных вещей, — услышала Илия строгий голос служанки. Она по-прежнему изо всех сил пыталась оставаться непоколебимой учительницей для своей маленькой госпожи, но хоть Селла и делала свой голос металлическим и звенящим, он все же был теплее, чем эта золотая штука на голове Илии. — Ведь вы же… — Я, — девочка взглянула на служанку из серебряных глубин зеркала, перед которым стояла, — я — Илиясфиль фон Айнцберн. Я прекрасно знаю, какое у меня имя. Но какая разница, как меня зовут? Никто не станет звать чашку по имени, и никому не будет дела, в какое платье она облачится, — Илия горько усмехнулась. — Ведь чашка — всего лишь чашка. Не так ли? Впервые в жизни Селла не нашла, что ответить воспитаннице. Облаченная в величественное Небесное Платье, она больше не выглядела маленькой девочкой. Белый цвет ее одеяния был так чист, что до слез резал глаза. Спускающиеся от плеч алые ленты, напоминающие церковную столу, казались дорожками крови, стекающими по ее хрупкому телу. Корона ослепительно сверкала на челе, возвышаясь над длинными белыми волосами, окутывающими Илию подобно фате. Огромные красные глаза смотрели с непривычной суровостью, тоской и обреченностью, и, не выдержав этого пронзительного взгляда, Селла отступила от своей госпожи. С ее бескровных губ сорвались столь же бескровные слова: — Мы закончили, госпожа. Илия хотела что-то сказать в ответ, может быть, извиниться за грубость, но тут кто-то постучался к ним. Молчаливой белой тенью Лизритт скользнула к двери, чтобы впустить пришельцев. Как и всегда их было двое; Илия уже привыкла к их лицам. — Майор Монтана просил передать вам, фройляйн, — сказала Рип ван Винкль, переступив порог, — что он ожидает вас. Если вы готовы, я прошу вас последовать за мной. Если Рип или капитана удивило облачение Илии, никто из них не сказал ни слова. Ну, то есть ни слова не сказала вампирша; ее молчаливый спутник не нарушал тишины ни разу с тех пор, как Илия впервые ступила на борт дирижабля. Девочка вообще не была уверена, что загадочный капитан умеет говорить. Илия кивнула и прошла мимо Рип, ощущая на себе ее взгляд — любопытный и недоумевающий. Вампирша, скорее всего, совершенно не понимала, зачем эта хрупкая девочка с серебряными волосами нужна Майору. Рип была предельно далека от таких вещей, как магия и волшебство, хотя и являлась вампиром. Видя ласковое отношение Майора к Илии, романтичная и недалекая Рип принимала его за чистую монету и даже не представляла себе, что Монтана может замышлять против девочки что-то недоброе. Капитан и Рип привели Илию в то же просторное помещение, где состоялась ее первая встреча с Миллениумом. Макс Монтана, как и прежде, сидел в кресле на возвышении; это делало его похожим на короля. Огромная желтая карта за его спиной тускло мерцала во мраке, так что Илия видела Майора не совсем ясно. Когда девочка подошла, Монтана вскочил и раскинул руки в приветливом жесте. — Вот, наконец, и вы, милая фройляйн! — Воскликнул Монтана так, словно действительно был рад ее видеть. Дождавшись, пока она поднимется к нему, Макс протянул руки и бережно сжал ее ладошки. — Я вижу, вы готовы к церемонии, — одобрительно заметил он. — Вы выглядите прекрасно, словно маленькая валькирия… Словно вы явились с небес в сиянии смерти, чтобы насладиться грядущими сражениями. О да! Наступает пора, когда все могучие воины мира падут к вашим ногам, и вы сможете выбрать среди них достойнейших и увести за собой в Валгаллу. Разве это не прекрасно, милая фройляйн? Именно так! Это прекрасно! Возрадуемся же! Чем дольше Майор говорил, тем громче и патетичнее становился его голос, и тем сильнее он стискивал ее руки. Илии стало не по себе, ей было больно, но она терпела, не показывая виду, и ждала, пока Монтана кончит речь. Она едва удержала вздох облегчения, когда он ослабил хватку. Теперь его голос звучал гораздо спокойнее, как раньше: — Смею заметить, что наши приготовления также закончены. Лишь одно условие осталось выполнить нам, прежде чем мы сможем привести наш план в исполнение. Давайте же приступим. Окажите нам любезность, фройляйн: позовите сюда своего Слугу. С этими словами Монтана выпустил руки Илии. Она недоуменно взглянула на него. Девочка не понимала, зачем Берсеркеру присутствовать на церемонии. Однако возразить было нечего; она мысленно обратилась к нему, и он пришел. Как и в прошлый раз, присутствующие воины Миллениума замерли при виде огромной мощи, которую излучал Слуга Илии. Повинуясь безмолвному приказу своей хозяйки, Берсеркер прошел в центр зала и замер среди вампиров. Он возвышался меж ними, как гора, и не было среди фриков никого, кто мог бы сравниться с Берсеркером. Илия ощутила прилив гордости и уверенности, глядя на него. Она не знала никого, кто был бы так же силен, как ее Слуга. Рядом с ним ей некого было бояться. Отвлекшись на мгновение, Илия вновь обратила напряженный взор на лицо Монтаны. Она пыталась угадать, что именно он задумал. Тот стоял, заложив руки за спину, и смотрел на Берсеркера довольно, словно толстый желтый кот. — Юная фройляйн, — сказал, наконец Монтана. Он говорил медленно, смакуя каждое слово, — насколько мне известно, Граалю для правильного воплощения необходимы Героические Души. — Это так, — ответила Илия, хотя в голосе Майора не было вопросительных интонаций. Просто он ждал ее ответа, и она поняла это. — Ради этого Героические Души призываются на войну как Слуги и сражаются между собой. Когда Слуга погибает, душа его попадает в священный Грааль и питает его энергией. — Все верно, — вновь проговорила девочка. Она пока не понимала, к чему Монтана ведет этот странный разговор. Чтобы прояснить это, Илия открыла рот, но Майор не дал ей ничего сказать: — По моим подсчетам Граалю не хватает еще одной души для окончательного воплощения. Поэтому я и попросил вас привести сюда своего Слугу. — …Что? .. — До Илии не сразу дошло значение его слов. Она бросила взгляд на Берсеркера. Майор собирается… убить его? Илия тихо, но твердо сказала: — Нет. Некоторое время Макс Монтана молчал. На лице его застыла улыбка. Было совершенно непонятно, о чем он думает. Отказ Илии позабавил его? Он выглядел довольным, словно услышал самое желанное слово в своей жизни. У девочки мороз пошел по коже, когда она поняла, что Майор лишь играет с ней. Должно быть, все это шутка, блеф, они просто не могут убить Берсеркера. Ведь он же единственный Слуга, который есть у Миллениума, разве нет? Только Слуга может коснуться Грааля… Разве нет? Разве… разве Грааль уже так наполнен, что ему осталось вобрать в себя одну лишь Душу? Это невозможно. Пока Илия пыталась спешно подсчитать, сколько Слуг должно сейчас находиться в Святом Граале, Монтана вздохнул и беспомощно улыбнулся: — Милая фройляйн, мне нужна жизнь вашего Слуги. Я был бы рад, если бы вы отдали мне ее добровольно. Если же нет… Не договорив, Макс Монтана щелкнул пальцами. В тот же миг Илии показалось, что дирижабль содрогнулся. Берсеркер взревел так оглушительно, будто он был не человеком, даже не Слугой, а взорвавшимся вулканом. Словно маленький белый вихрь, Илия развернулась. Ее бледное лицо исказилось. Она знала, что картина, открывшаяся ее глазам, никогда уже не исчезнет из памяти. Она будет с ней до самого конца. Это был кошмар. Илия и подумать не могла, что такое может произойти. Несколько десятков солдат Монтаны нападали на Берсеркера, вооруженные лишь штыками и кинжалами. А ещё больше стояло вокруг и жадно смотрело. Словно стая волков или… гиен, набрасывающаяся на льва. Их алые глаза наполняли полумрак хищным блеском, и им не было числа. Периодически волна фриков откатывалась от Берсеркера, чтобы дать новому десятку товарищей нанести по гиганту сотню-другую ударов. Их движение было одновременно упорядочено и хаотично, и делало войско Монтаны похожим на колыхающийся сверкающий алчно оскалившийся ревущий океан. Штыков никто не жалел, многие оставляли их прямо в теле противника, так что большая часть его напоминала огромного окровавленного дикобраза. Слуга ревел от гнева, он был похож на дикого зверя, но он не делал ничего, чтобы защитить себя, пока кошмарные солдаты снова и снова разили его плоть. Хоть в руках гиганта и был огромный каменный меч, которым он мог бы сокрушить всех их, он так и не поднял своего оружия. Почему же он никак не защищается, почему не обрушит свою мощь на жалких фриков, почему не разметает их одним движением? Он сильнейший Слуга, ему нет равных, но почему же он стоит в бездействии и лишь ревет в бессильной ярости так, словно скован невидимой цепью? Илия знала, в чем причина. Кто эта цепь, сковавшая силу Берсеркера. Это она, его Мастер. Она сама приказала ему не причинять вампирам вреда. Что бы ни случилось, они — «свои», так она сказала. И теперь Берсеркеру не оставалось ничего, кроме как терпеть удары фриков, не имея возможности хоть как-нибудь ответить им. Взгляд могучего Слуги был направлен на его маленького Мастера, чья белая фигурка казалась летящей над окружавшим его чудовищным полуживым морем тел и штыков. Она действительно хотела полететь к нему, броситься сквозь ряды разъяренных вампиров, но чьи-то тяжелые руки легли ей на плечи и пригвоздили тело к полу так, что она больше не могла пошевелиться. Капитану Гюнше не нужен был майорский приказ, чтобы позаботиться о безопасности хрупкого сосуда. Илии оставалось лишь беспомощно наблюдать, как удары штыков безжалостно разят тело Берсеркера. Снова и снова! Кровь Слуги заливала пол, но ему, казалось, все было нипочем. Действительно, в оружии вампиров не было ничего волшебного, а даже если бы и было, никто из них не смог бы его убить. Лишь слабость Мастера позволяла врагам причинять хоть какой-то вред Берсеркеру, но это были лишь царапины. Берсеркер мог бы стоять так неделями, и ему хватило бы пары секунд, чтобы расправиться с большинством здешних фриков. Ему нужен был лишь приказ… — Разумеется, я знаю, милая фройляйн, — сквозь шум сражения, как из другой жизни, донесся до Илии жизнерадостный голос Монтаны, — что мои бойцы не в состоянии причинить существенного вреда вашему Слуге. — Девочка повернула голову и обнаружила, что Майор стоит рядом с ней, с живым интересом глядя, как его чудовищное войско бьется об Берсеркера. Ему явно нравилось это зрелище. Возможно, с отвращением и страхом подумала Илия, ему не меньше понравилось бы, если б она спустила Слугу с цепи, и он оставил бы от вампиров Монтаны мокрое место… Майор был совершенно безумен. Даже собственная смерть, казалось, принесла бы ему удовольствие, если б только он умер в бою. — Но ведь вы видите… да, дорогая моя фройляйн, взгляните, как ему больно. Любой другой на его месте уже погиб бы…, но он продолжает мучиться. Будто повинуясь невидимой силе, Илия вновь обернулась к сражению. Ее Берсеркер продолжал громогласно рычать. Как и прежде, в его голосе слышался гнев…, но теперь Илии казалось, что она различает и боль тоже. Кровь сочилась из его ран, щедро орошая пол. Многие раны затягивались, но на их месте появлялись новые, десятки новых. Удары штыков сотрясали огромное тело Слуги. Это было похоже на агонию. В жизни Илия не видела ничего страшнее. Она вновь услышала Монтану. — Видите, вы видите, да? О, вот он, настоящий герой! Эта боль, должно быть, невыносима! Только представьте себе, как ему больно! Представьте, как сотни штыков врезаются в ваше тело… ой, нет, конечно же, ваше тело слишком мало, фройляйн, такое количество ран на нем просто не поместилось бы! Просто поверьте, что ему очень, очень больно. И будет еще больнее… ох, кажется, началось, смотрите! Кровь, вытекающая из ран Берсеркера, дразнила вампиров, они теряли остатки разума. Пусть даже эта кровь была призрачной, она превращала фриков в помешанных зверей, и каждый новый их удар был более безумным, чем предыдущий. Наконец, один из них не выдержал. Откинув штык, вампир с нечеловеческой ловкостью подскочил и вцепился пастью в шею Берсеркера. Его клыки проткнули кожу гиганта, Слуга взревел вновь. Вампир повис на нем, болтаясь при каждом движении, словно охотничий пес. Илии сделалось плохо, она почувствовала, как внутренности скрутились у нее в животе в тугой узел боли. Наверное, ее вырвало бы, но она никак не могла оторвать взора от того, что происходит внизу. Еще один обезумевший вампир вонзил клыки в ее Слугу, затем еще один, и еще. Наконец, гигант не выдержал. Возможно, инстинкты взяли верх над приказом Мастера, — он отрывал вампиров от себя, словно пиявок, и отбрасывал прочь. Но они штурмовали его, словно крепость, грызли его, рвали неистово, пили его жизнь! Они были похожи на муравьев, под чьим натиском могла пасть даже такая гора, как Берсеркер. Смотреть на это было невыносимо. «Берсеркер!» Илия забилась в стальных руках Гюнше. Корона упала с ее головы и сверкающим колесом покатилась прочь. «Прекратите! Пожалуйста, хватит!» Даже в пылу битвы, Берсеркер продолжал смотреть на нее. Он ждал приказ. Ему хватило бы одного слова. Одного звука. Но она не могла, не могла… Бороться с Гюнше было бесполезно. Его руки были как тиски, и она обмякла в них, совершенно обессилев. Илия знала, что Майор смотрит на нее, она чувствовала его липкий взгляд на своем лице. В его глазах застыло выражение вежливой заинтересованности, будто он с нетерпением ждал ее решения, хоть какого-нибудь, и был готов принять любой ее выбор. Будто ребенок над книгой, желающий поскорее перевернуть страницу и узнать, что же будет дальше. Он продолжал говорить тем же небрежным тоном, тоном человека, которому безумно нравится, как складывается их разговор. — Вы ведь знаете, чья в этом вина, милая фройляйн? — Мягко вопрошал Монтана. — Вы прекрасно знаете, кто виноват в том, что ваш Слуга терпит такую муку. Вы колеблетесь, вы тянете время, вы на что-то надеетесь… Ваша надежда причиняет Берсеркеру невыносимую боль! Почему бы вам не положить конец этому, а? Ваш защитник отдает свою кровь ради вас, мучается за вас, умирает за вас! Вы очень плохая девочка, милая фройляйн, в этом зале вы первая злодейка. И вы плохой Мастер, вы действительно считаете, что заслужили такого замечательного хранителя? Почему бы вам хоть раз не защитить того, кто всегда защищал вас? Ну же, сделайте это. Вы ведь помните, что нужно сказать. Скажите это, скажите — и все закончится. Илия знала, какой приказ она должна отдать своему Слуге. Единственный приказ, который она может ему подарить. Единственный приказ, которым она может его защитить. Он ждет его. Она должна это сказать. Ради него… Задыхаясь и хрипя, истекая кровью, Берсеркер ждал. Илия взглянула прямо в горящие огнем глаза своего Слуги, в его искаженное, уродливое лицо и тихо сказала: — Берсеркер, властью моих командных заклинаний я приказываю тебе… умри. Берсеркер замер, и вместе с ним замерло разогнавшееся время. То, что произошло дальше, для Илии выглядело как замедленная съемка; она увидела, как на мгновение расслабились мышцы на руках Слуги, а вздувшиеся во время битвы вены на могучей шее спрятались под кожей. Повисшие на нем вампиры попадали, словно переспелые плоды с дерева, и, точно прибой, отхлынули от застывшего гиганта. На один краткий, очень краткий миг, весь он, все его естество наполнилось странным, непривычным умиротворением. Воздух выходил из его горла без хрипа, без труда — совершенно бесшумно. Илия видела, как в спокойном ритме опадает и поднимается его грудь. Она ясно видела, как так же медленно он опускается перед нею на колени; как его огромные ладони крепче обхватывают рукоять каменного меча, который он так ни разу и не поднял для того, чтобы защитить себя. И как этот каменный меч неторопливо отправляется в путь, чтобы вонзиться в израненную грудь огромного Слуги. Но если для Илии эти несколько секунд слились в бесконечные часы, для Майора и его приспешников все произошло молниеносно. Берсеркер двигался с поразительной для такого гиганта скоростью. Каменный меч пробил его грудную клетку, поток крови обрушился на и без того залитый пол. Берсеркер не издал и звука. Он смотрел только на своего Мастера. — Умри, — сказала Илия еще раз. Одного удара недостаточно, чтобы убить ее Слугу. За каждый подвиг ему подарили жизнь. Она должна отнять у него их все. — Умри, — каменный клинок вновь взлетел, чтобы вонзиться в рану. Казалось, после первого удара даже в этом исполненном мощи теле не должно более остаться крови, но алый водопад вновь хлынул из его разверстой груди. С отвратительным треском меч сокрушал кости. Его каменное лезвие провернулось в ране, словно Берсеркер хотел причинить себе как можно больше боли. Вероятно, ничто не могло заглушить страдания, которое причинило ему ее предательство. Однако Илия не отвернулась и не отвела взгляда. Она лишь прошептала снова: — Умри. — И снова: — Умри. — И снова, одними только губами: — Пожалуйста, умри. Она словно надеялась, что ее тихий голос не будет услышан; что он никогда не достигнет истекающего кровью Слуги. Но Берсеркер услышал бы ее, даже будь она на другом конце земли. Если бы она попросила его о спасении, он явился бы из самого царства Аида; он бы взял ее на руки, как когда-то в зимнем волчьем лесу; он бы унес ее прочь, туда, куда ни один смертный или бессмертный не смог бы последовать за ними. Но она приказала ему умереть. В ответ на ее приказ он вновь и вновь ударял себя чудовищным клинком в горло и грудь, и его казавшаяся стальной плоть покорно разверзалась и извергала на каменный пол все новые потоки крови. И когда с губ его Мастера вместе с воздухом сорвалось последнее беззвучное «умри», он истаял в воздухе, превратившись в облачко серебристых искр. Вскоре и они исчезли, и тогда Илиясфиль поняла, что ее Слуги, ее последнего защитника и хранителя, больше нет. Тишину, установившуюся в сей страшный момент, нарушил вдруг какой-то резкий звук. Илия повернулась, не осознавая собственного движения, даже того, что Гюнше больше не держит ее, и увидела Майора, о чьем существовании успела позабыть. Ладони его в белых перчатках звонко хлопали друг о друга. — Браво, прелестная фройляйн! — Воскликнул Монтана, и в этом голосе послышался отзвук торжествующего огня, пылающего в его желтых глазах. — Браво! Это было потрясающее представление. Несомненно, чего-то подобного и стоило ожидать от вас, дочери древнего магического семейства! Однако… Я бы и рад был воспевать красоту этой блистательной смерти, но близится время исполнения нашего плана. Капитан Гюнше, прошу вас. И прежде, чем кто-либо мог отреагировать, безмолвный капитан, повинуясь взгляду Макса Монтаны, ударил Илию ребром ладони в основание шеи. Сознание оставило девочку. Бережно подхватив бесчувственное тело Илии и не дав ей упасть, Гюнше обратил взор к Майору, ожидая его дальнейших приказов. В свою очередь Монтана обернулся назад, где затерянная в тенях стояла никем незамеченная прежде фигура. Незнакомец все это время был здесь, безмолвно наблюдая за смертью сильнейшего Слуги, и, похоже, один лишь Майор знал о его присутствии. — Что ж, дорогой гость, — обратился к нему Монтана в своей обычной убийственно доброжелательной манере, — пришло время церемонии, ради которой вы и проделали столь длинный путь, свершиться. Я искренне надеюсь, что она произведет благотворное впечатление на вашу госпожу. — Это уже ей решать, — был ему холодный ответ. С головы незнакомца упал капюшон; алым сверкнули его глаза, и рядом с этим благородным сиянием, казалось, блекли хищные взгляды искусственных вампиров Макса Монтаны. — Это совершенно точное замечание, милорд, — тон Майора ни на йоту не изменился. Как и прежде в разговоре с Илией он продолжал расточать приторное, тягучее, словно патока, дружелюбие. — И все же я рассчитываю на ее благосклонность. Участие вашей госпожи сделает эту войну еще более незабываемой, и я был бы счастлив, если бы она выступила на моей стороне. Загадочный гость предпочел в этот раз промолчать, и Монтана вновь повернулся к капитану. — Положите фройляйн сюда, — он приглашающе похлопал ладонью по каменному алтарю, у которого, как у стола, стояло его кресло. Все так же бережно, словно родную сестру, Гюнше уложил девочку куда сказано, и отступил в сторону, склонив голову. По его лицу, скрытому широким воротником, ничего нельзя было прочесть. Майор же, наклонившись над Илией, заботливо, почти нежно отвел от ее лица серебристую прядь волос. В его действиях словно бы и не чувствовалось никакой фальши, он вел себя совершенно как добрый пузатый дядюшка в очках; притихшая было в замешательстве Рип вновь преданно заулыбалась, глядя на него. — Итак, — проговорил Монтана, увидев, что тело его пленницы начинает тускло светиться во мраке, — пришло время. О святой Грааль! — Майор поднял руки. — Слышишь ли ты мой зов? Настало время тебе явить свое могущество и ответить мне, ибо я принес тебе в жертву достаточно великих героических душ. — Я слышу тебя, — неожиданно раздался звучный голос. Майор поспешно обернулся, словно рассчитывая увидеть говорящего рядом с собой. Однако никого, кроме молчаливого Гюнше, поблизости не оказалось. Бестелесный собеседник же тем временем продолжал: — Я слышу тебя и отвечаю на твой зов с великим удовольствием. Итак, что за помыслы двигали тебя на пути к святому Граалю? Говори свое желание. — Мое желание? — Майор громогласно рассмеялся, не обращая внимания на то, что обступившие его солдаты отшатнулись от него. — Мое желание известно каждому в этом зале. Воины! — Он повернулся к своей чудовищной вампирской армии. — Скажите, каково мое желание? Ответ грянул немедленно, словно бой огромного колокола: — Война! Война! — Во весь голос кричала тысяча вампирских глоток. — Война! — Да! Все верно. Великая война. Священная война. Бесконечная война! Разве могу я желать чего-то еще? Некоторое время тот, кто представлял собою волю отравленного Грааля, молчал. Наконец, Майор вновь услышал его голос: — Что ж. Твое желание мне понятно. Да будет так, как ты скажешь. Пусть разверзнутся небеса, и войско величайших героев явится на объятую пламенем землю. Пусть огонь Муспельхейма затмит им глаза. Пусть сойдутся они в смертельной схватке… Да начнется бесконечная битва! Да будет Рагнарек, как ты и сказал! В безумном восторге Майор захохотал, захлопав в ладоши, словно огромный тучный ребенок, обнаруживший в Рождество гору подарков под елкой. И пока Макс Монтана праздновал исполнение своей главной мечты, в небе над дирижаблем разверзлась, точно жерло чудовищного смерча, огненная воронка. Из нее на землю будто черные звезды пали великие герои ушедших эпох, но, как Ангра Манью и обещал, сердца их были холодны и темны, а глаза затмило безумие. Подле себя Майор увидел безликую тень. Все зло этого мира явилось ему и преклонило колено. — Твое желание исполнено, мой Мастер.