Против

Вергилий, вообще-то, изначально был против празднований. Как же, ведь город под гнётом демонов и их предводителя, ведь людей отравляют день за днём, человечество под угрозой, и только они, нефилимы, могут его спасти и бла-бла-бла. Близнец распинался добрых восемь минут тридцать семь секунд (Данте засекал), но праведная речь его была проигнорирована. Кэт, скромно потупив взгляд, поддержала идею Данте, заявив, что у них и так слишком много работы и ответственности, можно один раз и отдохнуть. И тогда уж героическому лидеру сопротивления, знаменитому террористу в маске, пришлось сдаться под таким напором. Вергилий изначально был против - это Данте помнил. Сначала он с постным видом цедил шампанское, потом - аристократически - красное вино, а дальше пошёл по нарастающей: портвейн, текила, бренди, абсент... Алкоголя становилось меньше, улыбка Вергилия - шире. Чисто теоретически, нефилимы не пьянеют. Но когда ты нефилим и скупил весь годный алкоголь, сделанный без демонического вмешательства, который только смог найти, тебе реально пофигу на теоретику. Вергилий, в итоге, был абсолютно за. Новый Год - слабенькое оправдание для столь тотальной расслабухи, которую закатил Данте, но ведь правду сказала Кэт, надо же когда-то и развлекаться. Нефилим ржал над своими же шутками, слыша в ответ шелестящий смех близнеца, развалившегося на диване и закинувшего голову на спинку, но даже тут не расставшегося со своей Ямато, как с любимой девушкой. Сидящая рядом Кэт сверкала пьяным восхищением в глазах и льнула к Вергилию, которого явно считала своим живым Богом. Тот в ответ проникновенно изгибал в улыбке свои тёмные губы, и Данте думал о том, как хреново, когда единственная симпатичная девчонка на милю вокруг предпочитает тебе твоего брата-близнеца. Следом пришла мысль, что он, вообще-то, и сам предпочитает ей брата, но хреновым это уже не выглядело. Сначала они много пили, потом - много разговаривали, ещё позже - много и долго смеялись. Данте не помнит, как так получилось, но, кажется, после этого они ещё и целовались с Вергилием, вцепившись друг в друга мёртвой хваткой. Во всяком случае, он точно помнил ощущение ткани чужой кофты в своих кулаках и тёмные губы, впивающиеся в его рот до боли. Они жались друг к другу, целовались как безумные, кусались и рычали, и это не было похоже на новогоднюю романтику просто от слова нихрена. Зато Кэт, кажется, была не против: Данте почему-то кажется, что он помнит её мечтательные вздохи и развесёлые заикаивающиеся подбадривания. После такой-то ночки и воспоминаний совершенно неудивительно, что он просыпается в постели с Вергилием. Близнец открывает светлые глаза, привстаёт на локтях, щурится, разглядывает его долго, а после вновь падает на кровать. Кофта его задрана, оголяя живот с парой смачных таких засосов, ещё несколько виднеется на светлой шее, которую брат демонстрирует, запрокидывая голову назад и упираясь затылком в подушку. Вергилий выдавливает стон между сжатых губ и кладёт ладонь на лоб. - Я, вообще-то, был против празднований, - совершенно не по-героически шипит героический лидер сопротивления, знаменитый террорист в маске. Брат облизывает сухие губы, сверлит взглядом потрескавшийся потолок, а из кресла раздаётся сопение Кэт, во сне обнимающей рукоять Мятежника. Нефилим без понятия, как его меч вообще оказался у девушки, но предпочитает об этом пока не думать, просто поворачивается на бок, игнорируя отозвавшуюся болью голову, и сгребает близнеца в охапку, не встречая никакого сопротивления. Отпраздновали они явно славно, и несмотря на дикое похмелье (вообще-то несвойственное нефилимам, да?), у него невероятно спокойно на душе. А против был Вергилий или нет, Данте, вообще-то, действительно похрену.