Когда разрушится этот мир, или карточный домик

- Истощение нервной системы, - будничным тоном сообщил диагноз врач, - такое вполне возможно у студентов во время экзаменов. Неправильной питание, отсутствие сна, подготовка к экзаменам, на фоне общей эмоциональности молодого человека - вот нервишки-то и не выдержали. Не беспокойтесь, через пару-тройку дней все будет нормально. Такатсуки-сан кивнул и посмотрел на Мияги. - Пойдем, Мияги-кун. - Я подожду, пока он придет в себя. Я не буду заходить к нему, что бы лишний раз тревожить, я просто хочу знать, что он очнулся, и его здоровью больше ничего не угрожает, - покачал тот головой. - Ё, - мягко дотронулась до его руки Рисако, - ты должен отдохнуть - на тебе лица нет. Мы же знаем из-за чего сорвался Шинобу. - Я не уйду, - твердо заявил он. - Но ведь... - Я знаю, что в больнице мне не разрешат остаться. Рисако, я со студенческих лет слишком хорошо знаю больницы. Женщина и, едва державшийся на ногах, декан ушли. В голове была пустота. Чувства, словно струны, натянулись и...лопнули. Когда умерла сенсей, то молодую душу Ё сковал страх. Он думал, что же будет в беспросветном будущем без нее. Сейчас он знал точно...без Шинобу не будет ничего: ни будущего, ни самого его. Несмотря на молодой организм, Шинобу выписали только через неделю. За время его пребывания в больнице юношу навещали только родители, да кто-то из группы позвонил. Он ни у кого не спрашивал о Мияги, ему тоже ничего о нем не говорили. В день выписки за ним приехала Рисако. Шинобу все думал, как повернуть разговор в нужное русло, но, за отсутствием тем о профессоре, ничего, кроме как прямого вопроса, ничего на ум не приходило. Парень решил пойти издалека. - Как твои отношения...с тем парнем? - А, Кеске, - будничным тоном отозвалась Рисако, - после его поступка мне хотелось только одного - завершить то, что ты начал. - И...что? - Я сказала, что он полное ничтожество и отвесила ему пару пощечин, - довольная собой, тряхнула волосами женщина. "Да уж, в этой истории ему досталось меньше всех", - подумал Шинобу. - Кстати, этот ваш Камеджо - неплохой малый, - вдруг ни с того ни с сего обронила сестра. - Ты это о чем? - Шинобу запихивал книги и лекции в сумку (благо, он не пропустил ни одного экзамена). - Он, оказывается, знал о вас с Мияги. Он вступился за него. Отец жаловался, что тот не давал ему проходу в университете, он даже домой нам звонил. - Правда? - удивился Шинобу. - Похоже, они с Ё работали долгое время. Как это называется - мужская солидарность? - Наверное. И что же, что сказал отец? Вызвал полицию? - съязвил он. - Нет, в конце концов вынужден был признать правоту этого доцента - личная жизнь не должна влиять на работу. - Как?! Отец согласился на это?! - Да, - кивнула Рисако, - Далеко не сразу, но сдался. - Еще бы, - пробубнил Шинобу, - такого, как Мияги..., - сказав имя любимого вслух, он снова замолчал. - Я тоже разговаривала с отцом по мере возможности. Несмотря на мой шок, я не думаю, что все так уж плохо. - Рисако, давай не будем, - попросил он. Та кивнула. "Значит, скоро я уеду в Австралию." - Пойдем, - Рисако опередила Шинобу, ловко подхватив спортивную сумку, - Она не тяжелая. В холле Шинобу задержался у стойки регистрации, чтобы расписаться. Покончив с делом, он заметил, что сестры нигде нет. "Ждет у машины", - подумал он. Шинобу вышел из больницы, и его ослепило солнце. После недельного заточения щебет птиц, солнечный свет, громко говорящие люди и шум автомобилей казались ему чем-то фантастическим. Чем-то...живым. Шинобу пошел в сторону ворот. Его глаза случайно выхватили из несущейся толпы одну недвижившуюся фигуру. Фигуру мужчины. С черными волосами. С синими глазами. С бледным лицом и сжатыми губами. У его ног стояла сумка. Сумка Шинобу. Мияги... Шинобу показалось, что, пока он подошел к Мияги, прошли сотни лет. Но вот он стоит перед ним. Такой серьезный, такой суровый, такой родной и любимый. - Рисако...уехала, - проглотив ком в горле, сказал Мияги. - Да, - кивнул Шинобу. - Я еще раз поговорил с деканом. - Да. - Рисако и Камеджо мне очень помогли. Я остаюсь в университете. - Я знаю. - Ты...остаешься в Японии. Твой отец дал согласие. Шинобу посмотрел на мужчину своими огромными глазами. - Угу. - И, по-моему, твоя мать тоже в курсе. - Я понял. - За эту неделю я перенес твои вещи к себе. Тебе не придется больше платить такую высокую арендную плату. Также объяснил остальным преподавателям и твоему менеджеру на работе причину твоего отсутствия. - Спасибо за все, - слабым голосом поблагодарил его Шинобу, - А деньги? - Не бери в голову. М-м-м, уверен, твоей зарплаты хватит нам на пополнение холодильника. Мне этого более, чем хватит. - Это нечестно. - Я не спрашиваю твоего мнения, - спокойно заявил Мияги, поднимая сумку, - Пойдем отсюда. На этом они закончили свой лаконично - официальный разговор. Однако, за весь путь домой они так и не придумали, как расшевелить друг друга. И лишь в квартире Шинобу позволил себе обнять Мияги, да так крепко, что объятия отозвались болью в костях. - Шинобу, - Мияги в свою очередь обхватил парня как нечто фарфоровое. Он приподнял к себе его лицо и ужаснулся. В серебристых глазах мальчика было столько невысказанного, невыплаканного. Но Шинобу не собирался плакать или жаловаться. Его глаза...словно повзрослели за эту неделю, даже постарели, если можно такое сказать о глазах. Рано, слишком рано и много сразу... Юноша встал на цыпочки и повис на шее любимого. Тонкими пальцами зацепил белесую прядку в волосах Мияги. Так они и стояли в гостиной, освещенной ярким дневным светом. Что ж, это расплата. Цена счастья очень высока. Но мы платим ее, не ища у окружающих поддержки или утешения. Он рядом, а, значит, и цена неважна. Я отдам все, лишь бы он был на этом свете...вместе со мной. А времени им хватит. Сколько ни отведено им богами, оно все принадлежи им. Карточный домик, построенный из всей колоды, рухнул. Карты разлетелись, и такой же большой уже не собрать. Да и не к чему он. Достаточно взять две карты и наклонить их верхушками друг к другу. Незамысловатая, но верная конструкция, способная укрыть под своей "крышей" только пару... А им для счастья большего не надо.