Судьба

Казалось, ведьма всегда знала, что нужно делать. По крайней мере, пока они вместе путешествовали по Ирию. И в Симуране, и у Старших зверей, которых она умудрилась так виртуозно обмануть, и в страшном Мировом Древе. Там-то она вообще чем-то напоминала одну из гадин — больно уж взгляд холодный и пристально-изучающий. Еще и плела что-то со змеицами (с одной из них, золотоволосой, кажется, даже подружилась), при этом каждый раз яро доказывая, что никакая она, к Шешу, не змиева прислужница. Пенек мог сказать точно — Ирка была самым лучшим человеком в Ирие, из всех людей, которых он когда-либо встречал. Ну, разумеется, это так. Кто еще мог терпеть его постоянное нытье и слабость, смиренно позволяя оставаться ему другом, боевым товарищем (Пенек — боевой товарищ, ха-ха-ха), и, очень редко, советчиком. Ну, а он со временем понял, что ради нее пойдет и в огонь, и в ненавистную воду, и… куда только не пойдет, в общем-то. В огонь парень не пошел, зато прямо побежал в другое, намного более опасное место. Где на каждом шагу встречаются ловушки, в которых когда-то сгинуло не один десяток драконов. Ведьма тогда просто стояла напротив, разглядывая его так внимательно, что кожа начала алеть, улыбалась очень уж странно, и тут же решила столкнуть вниз, даже не дав в последний раз объясниться в любви, сказать, что он действительно никакой не предатель. А Пенек почему-то был уверен, что этот раз — последний. Больше они не поговорят, он не услышит ее голоса, самого-самого прекрасного, язвительных насмешек и подбадриваний, когда в них была острая нужда, прикосновений, нечаянных, и оттого еще более интригующих. Он был уверен, что больше такого не будет. Алатырь-камень встретил его, мягко говоря, странно, равнодушно позволяя упасть на твердую поверхность. «Кто ты?» Завораживающий голос раздался будто бы из ниоткуда, и в то же время он был везде. На фоне него сквозь отделяющую Пенька от внешнего мира пустоту прорывались звуки затихающей битвы. «Я… я Пенек. Человек!» — Хотел крикнуть он. Слова застряли в глотке. В горле болезненно запершило и тогда впервые пришла боль. Тело, казалось, разрывалось от чего чужеродного. Противная склизкая чешуя Великого гада, которой так дорожила Ирка, обхватывала руки, ноги, голову. Изнутри, из самого сознания, наоборот, что-то отчаянно вырывалось, захватывая власть над всем. В голову влезали другие, несвойственные Пеньку мысли, воспоминания, то ли чужие, то ли свои, заполняли все сознание полностью, без остатка. Противоречия заполонили душу. Кто он? Кто? Человек? Грань восприятия стиралась, как стиралась сама человеческая сущность. Пеньку послышалось, что кто-то закричал. Он — человек. Ненавидит змеев. Не имеет воспоминаний. Пустой, безликий, слабый человечек. Ни больше, ни меньше. Конечности покрылись чем-то отвратительно-холодным. И в один момент Пенек понял, что перестал чувствовать собственное тело. Нужна помощь, нужно хоть что-то… Точно, Ирка! Что-то внутри забилось снова, инородные мысли, более жестокие и нечеловеческие, начали выбивать из головы его собственное Я. Откуда-то взялось понимание, что вот еще чуть-чуть и он навсегда потеряет себя. Невозможно! Он же еще так много не сказал, так много не сделал! Каждый внутренний удар, который наносило нечто, сидящее в его теле, отзывался ноющей болью везде, где только было можно. Собственное Я Пенька исчезало, растворялось, поглощалось более сильным и Великим. Айтварас Жалтис Чанг Тун Ми Лун слабо пошевелил крыльями, все еще не осознав до конца, что происходит. Как он мог ненавидеть змеев? Как он мог ненавидеть… себя? Бой закончился. Отгремели последние огненные взрывы, потушенные ледяной водой. Освободился один из четырёх Великих, неся с собой безграничную силу и надежду на выигрыш в почти безнадежно проигранной войне. Великая хортицкая ведьма, со смесью облегчения и нежности обнимающая своего любимого, исполнила то, зачем пришла в этот мир. Исчез Пенёк.