Красный в белый горошек

– Об этом. Не может. Быть. И речи, – четко и с расстановкой сказал Тацуми, гневно посматривая на Моринагу и чуть более дружелюбно, но все еще недостаточно мило – на сестру. Канако схватилась за свитер Моринаги и прижалась к нему. – Но почему?.. – протянула она немного капризно. – Потому что ты девушка, а мы – взрослые мужчины? – вопросом на вопрос ответил Тацуми. Моринага тяжко вздохнул, потрепав девочку по волосам, и вскинул руку. – Но почему, семпай? Вы хотите, чтобы она пошла в онсен одна? – Для того и существуют раздельные онсены, разве нет? – приподнялась тонкая бровь Тацуми, и он недовольно покосился на сестру вновь. – Что тебе… – Мне скучно будет одной. – Тебе уже семнадцать, Канако, – вздохнул Тацуми, вороша свои длинные волосы, но тон его немного потеплел. – Неужели… – Я с вами хочу. Что в этом плохого? Ты – мой брат, Моринага – твой кохай, а онсен у нас все равно отдельный, мы кучу денег ради него заплатили! А ты хочешь, чтобы я пошла в общественный?.. – сощурились и без того узкие глаза Канако, и Тецухиро с удивлением взглянул на нее. Вот же манипуляторша, а!.. – Я не… Я не это имел в виду… – тут же запнулся семпай. Моринага не захотел становиться свидетелем семейной драмы, потому вновь влез между ними: – Семпай, она наденет купальник, мы можем пойти в трусах. В чем ваша, – сделал упор на это слово Моринага, – проблема? Под притворно-озлобленным взглядом Канако семпай вздрогнул, нервно отворачиваясь, и что-то забормотал под нос, будто они и не в отпуске были, а на работе в университете. У Канако, правда, слух всегда был отличный – и это не радовало Моринагу, бог знает, что она могла слышать от них, когда Тецухиро оставался на ночь у Соичи, – так что она смогла разобрать вымученное «Ну только в этот раз», а потому, радостно подпрыгнув, воскликнула: – О, спасибо, братик! Пойду выбирать купальник. – Выбирать?.. – обернулся к ней Соичи чуть-чуть непонятливо. Канако удивленно на него глянула. – Купальников. Ты что, думал, я взяла только один? – Это объясняет количество вещей, которые нам пришлось укладывать в чемоданы, – пробормотал не то печально, не то просто расстроено Соичи, провожая взглядом в один миг подобревшую сестру, и та скрылась за дверью своей комнаты. Моринага, конечно, не был бы Моринагой, если бы просто заткнулся и начал делать какие-то свои дела, не трогая семпая. – Семпа… – Только посмей меня тронуть или проронить что-то неприличное, – тут же показал на него пальцем Соичи Тацуми, недружелюбно ухмыляясь. Моринага прямо почувствовал, как от очередного взгляда Сатаны седеют его прекрасные иссиня-черные волосы, и сглотнул. Неловкое молчание требовала разрешения ситуации, и, слава богу, оно пришло все в лице той же Канако, выглянувшей обратно в общую комнату. – Моринага! Можно тебя на секундочку? – тут же стал ее голос чуть тише. Семпай, только-только усевшийся за рабочий стол и открывший ноутбук, покосился на кохая. Тот пожал плечами и быстро проскользнул в дверь, оказываясь в комнате девочки. Она стояла в красном в белый горошек белье, вернее, раздельном купальнике. Моринага невольно подметил, что даже если ее просто окинуть взглядом, все равно придется отдать должное уже сформировавшейся груди и очаровательной для такого возраста фигуре; нет, правда, уж сколько раз Тецухиро видел Канако, но все не мог привыкнуть к мысли, что она взрослеет тоже. – Ты что-то хотела? – помолчав пару мгновений, ответил Моринага. – Да. Как тебе этот купальник? Я думала надеть его, но потом увидела другой… – схватила лежащий на постели бирюзовый комплект и поднесла верхнюю часть купальника к своей груди. – Так какой лучше? Моринага нахмурился. Руки, что он сложил на груди, в один миг стало как-то некуда деть, и он пробормотал: – Прости? – Ну, разве у геев не прекрасный вкус? – виртуозно и похвалила, и огорчила Моринагу стереотипами девочка. – Подскажи. – Канако… – покачал головой Моринага. – Это… – Просто скажи. – Лучше сидит красный в горошек, – с тихим скрипом ответил тот, чувствуя скрежет своих зубов. – Но он слишком откровенный, не показывай его семпаю, разозлится или расстроится. – Да он и так уже злой и расстроенный, – пробурчала Канако. – А у тебя много вещей, – подметил Моринага, бросая взгляд на открытый чемодан. Он был забит под завязку; что же, второй чемодан около ножки кровати тоже не добавлял позитива. – Зачем столько? Раньше ты не переодевалась так часто. – Так ведь школьная форма была, – неловко отвернулась Канако, и ее щеки отчего-то стали чуть алыми. – А теперь можно… Она замолкла. Села на кровать; посмотрела на Моринагу неловко, и тот дернулся, уходя к двери: – Конечно, прости. Встретимся у онсена через десять минут, – сказал он, прежде чем вернулся в комнату к семпаю. Он не обманул, а Канако не опоздала; Моринага в любом случае уже успел залезть, так как ему всего-то требовалось штаны снять. Семпай, начиная курить сигарету, что-то прохрипел про то, что подойдет чуть позже. Моринага вздохнул. Он знал, что семейная поездка не даст ему столько времени с семпаем, сколько могло бы у них быть, не поедь с ними Канако. Но Моринага любил эту девочку; любил всем сердцем. Она прошлепала босыми ногами по кафелю и опустила их в воду онсена рядом с Моринагой, ловко соскальзывая в горячую воду. – Ты печальный, – беззлобно поинтересовалась Канако. – А? Прости, призадумался, – тут же вынырнул из своих сладких фантазий о том, что могло бы быть у него с семпаем прямо в этом онсене, не появись здесь Канако. С другой стороны – не отправлять же ее в общественный зал, в конце концов? – Прости. – А брат где? – Курит. Но он скоро придет, не волнуйся, – мягко улыбнулся Тецухиро. – Мне не шесть, – ответила тихо Канако, а потом вздохнула. – Так даже лучше? – Что лучше? – тут же обеспокоенно подполз к ней Моринага. – Я… Я хотела о кое-чем с братом поговорить, но здорово, что здесь не он, а ты. Ты можешь помочь, – немного невнятно пробормотала Канако. – Дать совет. Моринага задумчиво почесал затылок. – Ну могу. – Как прошел твой каминг-аут? И Моринага вновь поперхнулся воздухом. Воспоминания о Масаки болезненно резанули прямо по душе, и Моринага прижал влажную ладонь к своим губам, чувствуя, как дрожат они. – П-плохо, – сбился он. – Родители отказались от меня. Он глянул на Канако. Она стала какой-то подавленной, печаль отчаянно билась через ее карие глаза, и Моринага заподозрил кое-что неладное. Канако скрестила пальцы на руке, будто правда веря в приметы. – А у меня никого нет кроме братьев. Моринага неловко мазнул языком по губам. – Я… Я не знаю, как сказать ему, что встречаюсь с девушкой, – тихо произнесла Канако. – Я… Подумала, что ты можешь помочь. Моринага почувствовал, что, промолчи он сейчас, упустит что-то очень важное. Не шанс, нет – что-то важнее намного. – Так вот почему у тебя так много одежды стало, – наконец, проронил он. – Стараюсь быть привлекательной для нее, – нежно улыбнулась Канако, поводя тонкими плечиками, – но… – Семпай поймет. – Что? – удивленный вздох сорвался с губ девочки, и она поджала свои тонкие ноги. – Он… Он не любит только геев, но даже со мной уживается. Ты правда думаешь, что он перестанет любить тебя? Или откажется от тебя? Канако тяжело вздохнула. – Он… – Все будет хорошо. А сейчас, в любом случае, ты поедешь в университет, снимешь там комнату… Тебе даже не нужно будет видеться с семпаем, – мягко коснулся ее Моринага, обнимая девушку. Она казалось хрупкой, но сама по себе была очень нежной. Это умиляло. – Но вряд ли он что-то такое выкинет. Ты же знаешь семпая: покричит и забудет, – снова запустил пальцы в волосы чуть расстроенной Канако, и та глянула на него с надеждой. – Ты… правда так думаешь? Моринага кивнул. – Да, но… – Но?.. – Ты уверена, что готова к этому? Каминг-аут очень важный шаг. Я раскрылся не по своей воле и это… Причинило мне боль. – Так здорово, что ты заботишься обо мне, – ответила ему Канако, позволяя Тецухиро прижать себя к его груди. – Спасибо, но… Я готова выйти из шкафа. И Моринага вздрогнул, когда хлопнула дверь их личного онсена, и семпай завалился рядом с Канако, да подальше от своего кохая. – Что ты сказала про шкаф? – нахмурился он недовольно. – Я-я– передумала, – глянув на его сощуренные глаза, тут же икнула Канако, тихо бормоча. – Уверена? – О чем вы шепчетесь? – влез Соичи. От него явно пахло сигаретами; Моринага привык к этому запаху, он стал ему самым сладким на свете. Канако же кашлянула. – О твоих очках. Они запотевают, братец. Запотевают.