Мир

В этом году лето цвело необыкновенно пышно — может быть, потому, что знало: ему больше никто не помешает. На фоне яркой зелени слабая мечтательная улыбка Шусея выглядела совершенно особенно, и от этого у Хоцумы, наблюдавшего за ним краем глаза, делалось легче на душе. Война наконец окончена. Им больше ничто не угрожает, не требуется постоянно ждать удара — можно нуждаться давно забытому чувству наслаждения жизнью. Именно этим занимался Хоцума во время неторопливой прогулки с напарником, пока они не завернули за угол особняка. Как только это произошло, настроение Стража резко испортилось. — Это еще что?! Изящная черная фигура двигалась по лужайке перед домом, словно хищник, преследующий добычу, а черный клинок блестел подобно клыку. За долгое время, проведенное рядом с Курото, это завораживающе-страшное зрелище стало привычным, однако теперь, когда не было причин его наблюдать, оно буквально вывело Хоцуму из себя. — Ты достал! — крикнул он, прибавив парочку ругательств. — Сколько можно тренироваться?! Курото медленно обернулся. Его золотистые глаза были спокойны. — Я делаю это для себя. — Когда до тебя дойдет уже, что мы не на войне?! Думаешь, всем приятно это видеть и вспоминать, как… — Не надо, — тронул его за плечо Шусей. — Пойдем. — Но… — Пойдем. Неразборчиво буркнув что-то себе под нос, Хоцума нехотя позволил себя увести, но как только они отдалились от Курото, снова не выдержал: — Он просто спятил! Сколько это будет продолжаться?! — К миру тоже бывает нужно привыкнуть, — серьезно заметил Шусей, и Хоцума не нашел, что ответить. Тем временем Курото продолжил свою тренировку. Так же, как и тысячи раз до этого, он приседал, уклоняясь от воображаемого удара противника, атаковал, отступал, и тело послушно выполняло команды. Он не представлял, как можно иначе, не видел другого выхода. Только пока он способен сражаться, он действительно жив. Правда, молодой страж не мог знать, что за ним пристально следят из окна особняка — вернее, знать мог, но совершенно об этом не думал. А невидимый наблюдатель лишь печально вздохнул и покинул свой пост. Решив сделать перерыв, чтобы выпить воды, Курото сложил оружие и через террасу прошел в комнату. Бросив взгляд на стол, он заметил разложенные на нем листы бумаги и вспомнил о Сенширо, который любил рисовать здесь. В последнее время они практически не виделись: напарник всерьез взялся за учебу, а Курото… Курото тренировался — наверное, даже чаще, чем в прежние времена. Сенширо ни в чем не упрекал напарника и не пытался, в отличие от Хоцумы, убеждать его в бесполезности такого времяпрепровождения, но… Курото вдруг осознал, что они отдалились друг от друга. Это вызывало странное недоумение и пустоту внутри, напоминающую чувство вины. Тряхнув головой, молодой Страж потянулся к бутылке с водой. Его взгляд упал на верхний лист бумаги, и Курото удивленно замер. Это были наброски: несколько линий, нанесенных умелой рукой художника, складывались в изображения одной и той же фигуры, запечатленной в стремительном движении. Тренирующийся Курото угадывался без труда. Юноша медленно сдвинул лист, открывая следующие, и увидел новые рисунки, моделью которых тоже служил он сам. Он и не подозревал об этом… Послышались легкие шаги, и вернувшийся Сенширо замер в дверях, наткнувшись на пристальный взгляд напарника. Молодой человек не смутился и не расстроился — лишь сказал негромко и спокойно: — Пожалуйста, не злись. — Я не злюсь, — отозвался Курото, вновь опуская глаза на наброски. Сенширо медленно приблизился и облокотился на стол рядом с ним. — Ты не говорил, — заметил темноволосый Страж. — А что, ты согласился бы мне позировать? — усмехнулся напарник. Ответ знали оба. Сенширо вытащил из ящика еще один лист и положил перед Курото. Там рисунок был уже более детальным и объемным. — Я начал прорисовывать некоторые. Не успел закончить. — Красиво. — Ты правда не злишься? — Правда. В этот момент они не касались друг друга даже взглядом, однако оба ощутили, как их связь в эту минуту незримо укрепляется и отчуждение последних дней отступает. — На самом деле я хотел бы нарисовать тебя по-другому… — задумчиво протянул Сенширо. — И как же? — Так, словно война закончилась. Курото поднял голову и в упор посмотрел на него, а тот ответил на удивление серьезным взглядом поверх очков. Молчание длилось несколько секунд, после чего Сенширо снова улыбнулся и неожиданно спросил: — Сыграем в шоги? Мы очень давно не играли. — Да. Они тут же расположились за доской, стоявшей у окна. Сенширо взял с собой альбом для рисования — заметив это, Курото слегка нахмурился, но промолчал, а позже, увлекшись игрой, перестал обращать внимание на карандаш, танцующий над бумагой. А Сенширо рисовал, старательно пряча улыбку: в эту минуту Курото был именно таким, каким его давно хотелось видеть, и от этого лето, казалось, зацвело еще пышнее.