***
— Ну, наконец-то! Я уж думал, пиццу быстрее привезут, чем вы двое почтите нас своим присутствием, — встречал Гил вернувшихся друзей, тут же отвлекаясь на что-то другое. Испанец определённо чувствовал себя в своей тарелке, улыбаясь всем и отвечая на какие-то шутки. Ловино же неловко топтался на пороге комнаты. Шумное настроение ещё не успело передаться ему до конца, да и незнакомые лица сбивали с толку. Молодёжь расположилась по всей комнате: кто-то на диване, кто-то прямо на полу, а кто-то и вовсе на подоконнике. Антонио на мгновение исчез из его поля зрения, но почти сразу же вернулся в обнимку с любимой гитарой. Подтолкнув итальянца вперёд, он занял свободное место подле ёлки и оглядел всех сидящих вокруг. Ему всегда нравилось это внимание, но в мыслях он понимал, что сегодня играет лишь для одного человека. Варгас сел чуть поодаль. Он слышал его игру до этого не раз, но то было совсем другое. Болтовня стихла сама собой, как только он первый раз пробежался пальцами по струнам, вспоминая нужные ноты. И полилась мелодия, ровная и лёгкая, как будто он играл её уже много раз до этого. Но Ловино точно слышал её впервые в его исполнении. Время будто бы замерло. Он видел только полностью поглощенного музыкой Карьедо, прикрывшего глаза и перебиравшего струны с все той же задумчивой улыбкой. Потом он запел, и в этот раз итальянец слышал его голос совсем иначе, нежели раньше. Сегодня весь Антонио открывался для него с какой-то новой стороны, неожиданно другой, но ничуть не пугающей. Он просто слушал пение, не различая слов, и наслаждался таким же новым разливающимся по груди теплом. А когда начался припев, что-то вздрогнуло внутри и заставило поднять глаза. Te busque de bajo de las piedras y no te-encontre En la manana fria y en la noche te-busque Hasta enloquecer Pero tu llegaste a mi vida como una luz Sanando las heridas de mi corazon Haciendo me-sentir vivo otra vez Он столкнулся с этим теплым взглядом, и понял, что каждое слово относится только к нему. Ловино просто не мог отвести глаз, как не мог думать о чем-то ином, кроме как о чарующем голосе и его обладателе. Но, к сожалению, время не остановилось на самом деле, и вскоре песня закончилась, оставив после себя жар на щеках Варгаса и полное смятение в голове. Антонио продолжил играть случайным образом, гораздо тише и спокойнее, только лишь фоном. Но музыка была прервана трелью дверного звонка, на которую очень живо отозвалась Эмили. — Вот и пиццушка моя, ух, чувствую запах, — наигранно восторженно приговаривала она, перешагивая через чьи-то ноги и пробираясь к двери, кто-то одобрительно загоготал. Джонс распахнула дверь и радостно поприветствовала курьера, которому не повезло сейчас быть здесь, а не праздновать с кем-либо. Юноша протягивал ей коробки, сдержанно улыбаясь. Девушка же одарила его широкой дежурной улыбкой, и, приняв заказ, тут же протянула руку: — Эмили! Растерянный паренёк вытаращил узкие глаза. Что-то везёт ей сегодня на непонятливых азиатов, ну что ж за день? Где-то в голове пронеслась жалостливая мысль о том, что человек работает в такое время. Так точно можно вообще? Следующим порывом было благородство: могут же они хоть на час скрасить ему рабочее время? Будет ли это правильно, как-то сразу в голову не пришло. — Кику… — Удивлённо протянул он, но не стал пожимать ей руку, ограничившись поклоном. Невербальный подзатыльник Ивана успешно достиг её, но нужного влияния не оказал: её новая, смущенно сопротивляющаяся жертва была затащена внутрь дома. Эмили положила коробки на стол, тут же вскрывая одну из них. — Налетай! — Прозвучала команда от неё же, но голодным гостям напоминания было не нужно. Новоприбывший зажался в угол и тихо двигался к двери, кидая опасающиеся взгляды на столь активную девушку. Но та, видимо, уже построила какие-то планы насчёт него. — Ну, Кику, миленький, ну побудьте с нами немного, ну пожа-алуйста, — развернувшись к японцу начала упрашивать она, и это безотказно действовало даже в самых безнадежных случаях. Даже на Ивана. И Кику понял, что выхода два — позорно убежать, сверкая пятками, или совсем чуточку задержаться, черт поймет, зачем. Побег несколько противоречил его устоям, так как убегать от проблемы он не привык. Оставалось смириться… Ну, праздник же, в конце концов.***
Прошло не так много времени, а компания, вроде бы, сумела найти общий язык, разбившись на кучки. Хозяин дома, радуясь, что нашёл во всех смыслах понимающего собеседника, сейчас слушал Яо, который вспоминал забытые слова. Это было до умиления нелепо, но Брагинский помогал, как мог. Он вообще чувствовал какую-то долю ответственности за него, и последний час они оба не отходили от окна, выжидая появления задерживающейся группы возле гостиницы. Гилберт же находил крайне приятным общество спокойной Мэг. Девушка умела поддержать диалог, хоть и делала это поначалу неохотно, предпочитая больше слушать. Франциск больше не отпускал вредного англичанина, стараясь, однако, не докучать ему сильно. Его расположение к себе заслужить было трудно, а уж то, до чего они дошли сегодня, было серьёзным шагом для Артура — нельзя было пренебречь этим. Что до Эмили, она смогла разговорить такого консервативного Кику, и даже выудила из него страницу в какой-то соцсети. Японцу нелегко было подстроиться под общение со столь бойкой особой, но, по-видимому, времени на это ещё предостаточно — Джонс не любила отступать. Ловино даже успел задремать на плече у Тони, несмотря на шумные реплики и разговоры вокруг. Как бы тому не хотелось нарушать его покой, показать кое-что другое он хотел больше. Карьедо потрепал того по волосам и встал с пола. Варгас разлепил глаза и сонно огляделся. — Пойдём, покажу чего. — Куда? — Ловино потер глаза кулаками. — На крыльцо, всего на минуту. Итальянец не понял, зачем это нужно, но встал следом. Дверь закрылась с лёгким хлопком. На улице не было слишком холодно, но контраст по сравнению с помещением ощущался. Первый раз за этот день шёл снег. Он опускался на землю крупными белыми хлопьями, кружился медленно и плавно, укрывая все вокруг. Непрерывное мерцание огоньков и доносившаяся из какого-то дома рождественская мелодия делали свое дело. Улица сейчас была похожа на сказку или какой-то добрый праздничный фильм, из тех, которые каждый смотрел в эту пору. Ловино понял без слов, что именно это он должен был увидеть и почувствовать. Мгновения тянулись, пока Антонио не взял Варгаса за руки. Это было все ещё немного непривычно, поэтому он вздрогнул и перевел взгляд на испанца. Тот мечтательно глядел куда-то наверх, и Ловино по инстинкту посмотрел туда же. Под крышей крыльца висел аккуратный зелёный букетик омелы, перевязанный красной лентой, что так старательно сегодня вешал Гилберт. — Омела, — тихо констатировал Варгас, в голове которого тут же всплыли все поверья на этот счёт. — Она самая, — подтвердил Тони и теперь уже посмотрел ему в глаза. Ловино отвернулся, и даже в зимнем холоде ему вдруг стало очень жарко. Послышался смешок, Карьедо слегка наклонился и осторожно обхватил руками лицо итальянца. Он выждал несколько секунд, но все ещё не был оттолкнут. Варгас осмелился поднять взгляд, после чего нерешительно протянул руку и пропустил её сквозь тёмные пряди, притягивая к себе ближе и, наконец, поцеловал. Он чуть не сгорел со стыда в эти минуты, но выбираться из тёплого кольца рук отчаянно не хотелось. Уткнувшийся ему в макушку носом Тони тоже готов был стоять так вечность, и никуда его не отпускать, забыв про идущее в доме празднование и про весь мир вообще. В эту чудесную ночь им было достаточно и друг друга.