О невозможном

- Журналы авиакомпании такие интересные, - насмешливо тянет Патрик, забираясь в пустующее кресло рядом с Джонни, бесцеремонно подталкивая друга локтём. - Как я раньше не замечал их великолепия? - С открытием, - с нарочитой монотонностью отзывается Джонни, и Кейнер тихонько фыркает от смеха. - Что ты в них находишь? - интересуется он, опуская подбородок на плечо друга, заглядывает в журнал скептически. - О, я понял, тут же, наверное, есть статья про прекрасных стюардесс, да? Почему ты читаешь про какие-то кресла, вместо того, чтобы искать стюардесс? Джонни ведёт плечом сердито, но Патрик голову не убирает, только ворчит недовольно, прижимается острым подбородком плотнее. И Тэйвз сдаётся. Он всегда сдаётся невероятной напористости Кейна. И даже не пытается это исправить. - В этих креслах какая-то особая набивка, - говорит Джонни со вздохом. Со стороны - особенно со стороны Патрика - это, должно быть, звучит довольно нелепо, но, чёрт возьми, у этой авиакомпании действительно навязчивая и убедительная реклама. - Помогает расслабиться после трудного дня или что-то вроде того. Кейнер ожидаемо фыркает, смеётся Джонни в плечо, опаляя тёплым дыханием: - Ты неподражаем. Набивка, серьёзно? - Серьёзно, - бормочет Тэйвз сердито, сталкивает наконец голову Патрика со своего плеча, весьма малодушно закрывается журналом, с напускным интересом шелестит хрустящими глянцевыми страницами. Ему совершенно не хочется смеяться. Не сейчас. Кейнер, конечно же намерение Джонни спрятаться разгадывает за мгновение, вздыхает сердито: - Тебе бы тоже не помешало посидеть в таком кресле, Тэйзер. Расслабиться. Расслабиться. Напротив. Ему необходимо собраться. Как можно скорее и как можно тщательнее. "Как тебе удаётся делать каждую свою игру чертовски результативной в то время, как я даже два матча не могу превратить в серию?" *** Джонни скоро устаёт читать про новомодную набивку для самолётных кресел, это действительно слегка странное занятие, а статья про стюардесс всё-таки находится - как и предсказывал Кейнер - в середине журнала. Сам Патрик, кажется, дремлет, откинув голову на спинку кресла - шея открыта доверчиво и веки плотно сомкнуты. Он спокойный, непривычно умиротворённый, и Джонни неосознанно тянется ладонью к встрёпанным кудрям друга. Как оказывается, Кейнер всё же не спит, либо обладает каким-то сверхразвитым чутьём, потому что - едва Тэйвз касается его волос - подаётся вихрастой макушкой навстречу, позволяя чужим пальцам вплестись в свои волосы. - Как ты это делаешь? - спрашивает Джонни глухо. Патрик открывает глаза, и в глубине его тёмных зрачков дрожит слюдяной каплей синий огонёк лампочки, мерцающей над сиденьем. - Делаю что? - эхом отзывается Кейнер, подставляя горячий лоб под прохладное прикосновение ладони Джонни, жмурясь под его рукой, задевая ладонь ресницами. - Какой из моих невероятных талантов ты имеешь в виду? - Как тебе удаётся творить такой великолепный хоккей? - это не чёртово интервью, их никто не подслушивает, и Джонни не видит необходимости делать свой голос менее тусклым. Патрик не отвечает на вопрос, только поджимает губы, смотрит исподлобья очень внимательно. Хосса, спящий у окна слева от капитана, ворочается в чутком сне недовольно, укрывается фирменным одеялом с головой, напоминая неподвижную синюю гору. Через проход от Джонни - на соседнем рядом с прежним местом Патрика кресле - Панарин сворачивается уютным клубком на двух сиденьях сразу, рассыпает светлые кудри по обивке, по коленям спящего безмятежно Анисимова. Сонно моргающий, Артемий всё-таки ловит взгляд Патрика и бормочет вопросительно: - У меня твоё место, окей? И Кейнер кивает, быстрая улыбка в полутьме блестит хрустально: - Окей, окей, дружище. Спокойной ночи. Панарин улыбается уже с закрытыми глазами, сонно и ласково, а Джонни всё ещё ждёт ответа Патрика. И всё ещё не может заставить себя выпутать пальцы из кудрей друга. - Я чувствую, - говорит Кейн наконец, негромко и медленно. - Что у меня есть силы для того, чтобы вести такие игры. Почему бы не воспользоваться ими? Силы. В нём действительно есть эти невероятные силы, подсвечивают изнутри, заставляют сиять глаза. Даже сейчас у Патрика уверенно расправлены плечи и рука, лежащая на сиденье рядом с коленом Джонни, тверда как камень. - У меня, кажется, не так много сил, как у тебя, - шепчет Джонни, и ощущает на губах едкий привкус горечи от собственных слов. - А я ведь капитан. - Прекрасный капитан, - отзывается Патрик мгновенно, уверенно, очень твёрдо. - Что с тобой, Тэйзер? Если бы он сам знал, что с ним. - Ты помнишь, когда я забивал в последний раз? - интересуется Джонни, и Патрик хмурит светлые брови. - Виннипег, нет? - Сан-Хосе. Чёртовы Сан-Хосе, - Кейнер морщится сочувственно в ответ на раздражение, вспыхнувшее в голосе капитана, и Джонни, сделав над собой усилие, выпутывает пальцы из чужих локонов, сжимает ладонь в кулак, чтобы не чувствовать внезапную пустоту, не желать её заполнить. - Неплохо, да?.. А ты - это что-то невероятное. - Я - это я, - говорит Кейнер. - В этой серии не только моя заслуга... Панарин на своём импровизированном ложе шумно переворачивается на другой бок, недовольно потирает во сне румяную щёку, подтягивает фирменную подушку под голову, и Джонни невольно оборачивается в его сторону. Патрик движение не повторяет, смотрит капитану в лицо непривычно серьёзным - не-кейнеровским - взглядом. - У тебя хорошие партнёры по звену, - замечает Джонни. Чёрт, он справляется с шайбой на льду, справляется с целой командой, неужели он не сможет убедить собственный голос не звучать чересчур потерянно? - Вы трое словно созданы, чтобы играть вместе. В конце концов капитан всё должен делать на благо своей команды. Звено Кейнера творит чудеса на льду, создаёт совершенно прекрасную страницу хоккея. И Джонни, как капитан, должен первым благодарно жать этим блестящим ребятам руки, а не тратить время на жалость к себе и предательскую ревность. Но так, чёрт возьми, когда-то говорили и про них с Патриком. Созданы, чтобы играть вместе. Говорили когда-то очень давно. - У меня очень хорошие партнёры по звену, - подтверждает Патрик, и выражение лица у него странно решительное. А потом он ощутимо - обвиняюще, укоризненно - толкает Джонни кулаком в плечо и тут же - словно извиняясь - притягивает голову капитана к себе, зарывается лицом в волосы. У него холодный нос, а пальцы на шее Тэйвза горячие, крепкие. - Но не лучше, чем ты, мой тоскующий, занудствующий капитан. - Неужели? - ворчит Джонни, но уже, остывая, скорее, по инерции. - И чем же? И я не занудствую. - Да всем, - Патрик фыркает ему в волосы, коротко трётся щёкой. - Я не собираюсь тут тебя перехваливать. Заканчивай возиться со своей депрессией и веди нас за собой. Думаю, четвёртый Кубок не будет лишним в нашей копилке. И ты всё же занудствуешь, ещё как. Джонни кивает, всё ещё невесело, но Патрик выныривает из его волос, светло и шало улыбается, раскрасневшийся, наваливается на бок тёплой тяжестью. И Тэйвз сдаётся. Как всегда, кажется, он не может иначе, когда Кейнер рядом. Сдаётся, тянется к другу, прислоняется лбом к его лбу. Будто они вновь на льду, вновь в одном звене, шайба в воротах, а за подрагивающим стеклом приветственно ревёт толпа. - Я бы не отказался поспать, если ты не намерен продолжать страдать, - бормочет Патрик куда-то Джонни в нос. - Почитай мне ту статью про хорошеньких стюардесс. Джонни ухмыляется весело и продолжает смеяться, пока Кейнер укладывается, ворча, поперёк сиденья, кладёт кудрявую голову на колени друга. Потревоженный их перемещениями Хосса просыпается, выбирается недовольно из своего одеяла, поглядывает осуждающе и сонно, отодвигаясь к окну. В иллюминаторе самолёта всё так же темно - ни малейшего намёка на рассвет - а в синей лампочке над сиденьем, кажется, садится батарейка. - Лучше уж я почитаю тебе про новую набивку для кресел, - говорит Джонни ласково, чувствуя под ладонью мягкие колечки волос Патрика и горячую бархатистость его лба. "Как тебе удаётся вновь и вновь убеждать меня, что всё хорошо?"