Золотой человек

Бобби Халл - маленький, плечистый и смуглый, по-мальчишески открытая улыбка на широком лице - держит руку Кейна в обеих крепких ладонях, заглядывает в лицо и говорит что-то быстрое и радостное. Они одинаково кудрявые, скуластые и растрёпанно-счастливые. Джонни предусмотрительно не подходит к другу, ждёт, пока Халл закончит торопливо и раскатисто хвалить Патрика, а тот - улыбаться смущённо и зубасто и полыхать щеками. Краем глаза Джонни видит, как выныривает из-за угла Панарин, не снявший - как и Кейн - ещё амуницию, стащивший только шлем, рассыпавший по раскрасневшимся щекам влажные кудряшки. У Панарина блестят глаза, устремлённые на Патрика, блестят невозможной гордостью, и улыбка соперничает по ширине с кейнеровской. Русский парнишка капитанский испытующий взгляд на себе ловит мгновенно, оборачивается порывисто, словно ворота противника с налёта атаковать собирается, и ухмыляется быстро, радостно. - Круто, - говорит он со своим неподражаемым мягким акцентом. Говорит тихо, чтобы не разбить случайно сферу взаимопонимания, окутавшую стоящих в двух шагах сияющих звёзд двух поколений, - старается говорить тише, но молодой голос всё равно рвётся вверх. - Круто, да, кэп? - Круто, - соглашается Джонни, и словно в ответ на его слова улыбка Патрика, обращённая к Халлу, вспыхивает ярче, блестит белизной зубов. - Спасибо, - говорит Патрик звонко, на весь коридор, с искренним, позванивающим восхищением в голосе, и старый воин хоккейного поля кладёт широкую крепкую ладонь на светлую голову нового героя, ерошит отечески, цепляет тяжёлыми кольцами отдельные завитки. - Ты сделан из того же золота, которое болельщики и газеты приписывали мне, сынок, - у Халла искрится смешинками голос, но в глазах - торжественная серьёзность, и Кейн отражается в этом светлом зеркале со своими кудряшками, сияющим взором и взволнованно сжатыми губами. - Продолжай делать то, что ты делаешь, продолжай творить чудеса на льду. Мой рекорд ты уже побил, теперь дело за рекордом всей Лиги. - Есть, сэр, - чеканит Патрик и хохочет заразительно, запрокидывая вихрастую голову. Джонни улыбается тоже, самым краешком губ. - Спасибо, сэр! Бобби Халл подмигивает, сжимает ещё раз со старческой порывистостью пальцы Кейна в крепких руках, а потом вскидывает голову и задорно подмигивает Панарину. - Отличный гол, сынок! - кричит он весело, и Артемий с Кейном вспыхивают одинаково ярким пламенем гордости, сияют одинаковой благодарностью. - Это было потрясающе! У Бобби Халла всё та же стремительная - схожая с почти птичьим полётом на льду - походка, чеканный шаг, и золотые блики в волосах. Живая и нестерпимо яркая легенда былых дней. Патрик застывает посреди коридора неподвижной статуей. Амуниция, ставшая слишком тяжёлой и ненужной вне льда, тянет его вниз, заставляет опустить руки бессильно. А потом он оборачивается, смотрит Джонни прямо в глаза, и во взгляде его светлая и безмятежная нежность. - Похоже, я это сделал, Тэйзер, - говорит Патрик негромко, ухмыляется краем губ. - Кто бы мог подумать, а, приятель? Джонни не успевает понять, как это случилось, но - спустя какое-то слишком короткое мгновение - он уже держит смеющегося Кейнера в руках, зацепившись пальцами за рукава джерси, стиснув плечи друга, словно стальным обручем. - Я мог подумать, - говорит Тэйвз - и слышит в собственном голосе нотки яростной уверенности. - Я. Знал. - Ну, - хохочет Патрик, шутливо отстраняясь, пихает друга в плечо кулаком. - Этому моменту и так хватает пафоса, дружище. Не стоит добавлять ещё. Он сжимает губы на мгновение - непривычно тихий, умиротворённый Кейнер - прислоняется лбом к плечу Джонни, молчит, обжигая горячим дыханием сквозь футболку, щекоча влажными кудряшками шею, подбородок. - Я же говорил, - бормочет Джонни Патрику в затылок. - Ты снова превратил обычный момент игры в настоящую историю, в золотую страницу хоккея. Патрик наигранно сердито вздыхает другу в плечо: - Ты говоришь как герой сентиментального романа, Тэйзер. Порой это действительно раздражает, приятель. Панарин подходит к ним, неуклюжий и забавный в своей тяжёлой хоккейной форме, совершенно не похожий на тот стремительный, опасный и неуловимый вихрь, всего какие-то полчаса назад яростно метавшийся по льду, едва касаясь остриями коньков отполированного льда. - Мистер Халл назвал тебя золотым, - говорит Артемий звонко и уверенно, и Патрик привычно фыркает на его забавный акцент, поднимая голову с плеча Джонни. - Я согласен. Он болтает ещё, торопливо и непонятно, трясёт кудряшками воинственно, пока Патрик со смехом не сгребает его в объятия, нарочито закатывая глаза. - Спасибо, - говорит он по-русски, старательно и твёрдо, и Артемий замолкает от неожиданности. - Так, да? - Пожалуйста, - бойко отвечает Панарин на чистом русском и добавляет на английском, посмеиваясь. - Лучше ты учи русский. - И потом, с чисто детской непоследовательностью. - Хороший был гол, да? - Хороший, - бормочет Патрик яростно и быстро. - Чёртов гол, чёртов пас. Ты просто мой талисман, малыш. - Лучше всего я понял ругательства, - осторожно замечает Артемий, и Кейнер хохочет, от всей души, запрокидывая голову, сверкая яркими глазами. - Талисман, - повторяет он весело, пока Панарин медленно кивает. - Талисман. Такая чертовски крутая штука, которая приносит удачу. Артемий Панарин - талисман Патрика Кейна. Патрик Кейн - талисман Chicago Blackhawks. Золотой, сияющий, ярче любых маскотов. Пока Артемий принимает к сведению полученную информацию, Патрик переводит светлый взгляд на Джонни. - Кто бы мог подумать, Тэйзер, - повторяет он весело, светясь улыбкой и собственной крепкой уверенностью. - Кто бы мог подумать, что однажды мы станем такими...золотыми.