Всё тайное становится явным

- Выпьешь чего-нибудь? - голос звучит вежливо и слегка равнодушно. Пожалуй, ни вежливость, ни равнодушие его состоянию всё-таки не соответствуют. Но... надо хотя бы притвориться гостеприимным хозяином и просто воспитанным человеком... а не накидываться с порога, стискивая в объятиях и остервенело сдирая с долгожданного гостя одежду. Хотя очень хочется. Прямо так руки чешутся. - Нет, - отмахивается Рихард и беззастенчиво, не дожидаясь вежливого приглашения, плюхается на диван. Впрочем, он является одним из тех людей, которым предложение чувствовать здесь себя как дома и не требуется. Да и выпить можно было не предлагать - захотел бы и сам без всякого стеснения залез в холодильник или бар, ну или напился прямо из чайника. Впрочем, и хозяина Рихард знает как облупленного, и с чайника они с похмелья пьют по очереди, так что можно и не изображать перед Рихардом не пойми кого. Просто... окунуться в такой желанный омут страсти они ещё успеют. А Тиллю иррационально хочется растянуть удовольствие, походить по краю, подразнить Рихарда и себя. Стоять и изображать статую самого себя бессмысленно. Тилль с большим удовольствием уселся бы на диван, но тогда ему точно не удастся удержать руки при себе. А надо хотя бы узнать, зачем Рихард явился. Вдруг что-то важное? Приходится сесть на кресло. Оно Тиллю и раньше не так уж и нравилось, а сейчас, он и вовсе начинает потихоньку ненавидеть эту мебель. Как же далеко оно стоит от дивана! И этот чёртов журнальный столик между ними... А вот Рихарда столик не смущает. Он, беспечно, поочерёдно наступив на задники, стягивает дорогущие ботинки и по-хозяйски закидывает ноги на столик. - Странно... - тянет Тилль, даже не замечая, что проговаривает мысль в слух. - Что странного? - ворчит Рихард. Какой-то он сегодня... не в духе. - Обычно ты бережёшь свои вещи. Особенно, если отдал за них кучу бабла. Рихард мученически морщится и коротко поясняет: - Жмут. - Неужели в Америке разучились делать мужскую обувь? - поддразнивает Тилль, хотя ещё больше злить и так раздражённого Рихарда чревато. - Если ты вновь попытаешься убедить меня, что немецкое качество... Но Тилль угрозу не дослушивает, перебив: - Неужели, ты не соскучился по Германии? На самом деле это давний разговор. И спор тоже давний. Но он повторяется каждый приезд Рихарда и всегда оставляет в душе Тилля горький осадок. Раз за разом Тиллю хочется доказать другу, что в Германии тоже может быть хорошо. Зачем? Наверное, чтобы убедить Рихарда не уезжать навсегда. - Нет, - предсказуемо и твёрдо отвечает Круспе, - По Германии я не скучал. Он смотрит на Тилля, но во взгляде нет ожидаемого торжества победителя, выигравшего очередное словесное сражение. Линдеманн внезапно понимает, что они оба устали от этого спора. И оба говорят о чём-то явно не том. - Но это не значит, что я не скучал по тебе, - внезапно серьёзно говорит Рихард. И взгляд его становится каким-то... слегка растерянным. Как будто он сам не знает зачем это сказал, хотя сказал совершенно искренне. И эта искренность сдёргивает Тилля с кресла. Какого чёрта они вообще ходят вокруг да около? Стащив ноги Круспе со столика, Тилль опускается на пол между ними, не позволяя закинуть одну на другую, как Рихард обычно это делает. - Знаешь, что в тебе самое сексуальное? - неожиданно спрашивает Тилль, пока ещё даже не дотрагиваясь до расслабленного и такого близкого и доступного тела. - Удиви меня, - фыркает Рихард, который не любит играть в угодайки. - Бёдра, - шепчет Тилль и трётся щекой о затянутую в джинсу внутреннюю сторону рихардовского бедра, тот только смеётся. - А как же задница? - Это было бы банально, - ладони Тилля ласково поглаживают ноги друга, медленно, бережно, не пытаясь, пока не пытаясь, подобраться к ширинке, - а ты просил удивить. - Нуууу, сказал бы про глаза что ли. - А глаза - это самое притягательное. Рихард фыркает и перехватывает руку, всё-таки нацелившуюся расстегнуть его брюки. - Я... не планировал... вернее, планировал на вечер... - сбивчиво и слегка растерянно говорит он. - Мы так... поиграем только, - шепчет Тилль и смотрит так просительно и жалобно, не пытаясь настаивать на том, чего действительно хочется до дрожи в пальцах - стянуть с Рихарда одежду, навалиться всем телом и, срываясь в быстрые, неосторожные движения, доставить удовольствие ему и себе. Давление на Круспе ни к чему хорошему не приведёт. Нет, он поддастся. А потом смоется в свою Америку. И заглаживать вину придётся долго и нудно. Минутное удовольствие не стоит того, чтобы потом лишиться его на неопределённо длинный срок. Да и обижать Рихарда совсем не хочется. К тому же, сделать хорошо можно разными способами. Рихард смотрит скептически, как будто сомневается, что Тилль не накинется на него, как оголодавший на бифштекс, но хватку на чужих пальцах ослабляет, позволяя расстегнуть-таки ширинку. Штаны Тилль не снимает, только приспускает, чтобы было удобнее запустить руку под бельё и вытащить член, уже налившийся кровью. В конце концов, "голоден" не только Тилль. Он не торопится. Им уже некуда спешить. Для начала Тилль проводит языком по всей длине ствола, щекочет головку и только потом берёт её в рот. Рихард стонет тихо. Тилль его почти не слышит, но точно знает, что ему хорошо. Бёдра под удерживающими их руками напрягаются, пальцы сжимаются на плече Тилля и на обивке дивана. Сосёт Тилль старательно, не заглатывая до основания, но и так хорошо. Он иногда замедляется и облизывает головку языком, ласкает уздечку или и вовсе, как сейчас, выпускает член изо рта и длинными движениями вылизывает ствол. - Что здесь происходит? - раздаётся за спиной гневный женский голос, и Тилль искренне радуется, что не успел втянуть головку вновь в рот. Сейчас от неожиданности он мог бы и сжать зубы. Разворачивается и встаёт Линдеманн медленно, стараясь закрыть собою Рихарда. Не то чтобы София не успела его рассмотреть, но... надо же дать Круспе время застегнуть штаны. Тилль молчит. Да и что тут скажешь? Спалились они на горяченьком. Тут даже простора для фантазии не остаётся. Вместо него огрызается Круспе, который и так далеко не благородная воспитанная девица, а сегодня и вовсе не в настроении, да и обломанное удовольствие благотворно на его характере не сказывается: - А сама не рассмотрела? Или от двери плохо видно? Ну так постояла бы подольше! - Ты... ты... София беспомощно переводит взгляд с Тилля на Рихарда и обратно, не в силах подобрать подходящих обличительных слов и только топает ножкой. Тилль отстранёно надеется, что её шпилька не проделает дырку в паркете. Дорогой всё-таки. - Я, - соглашается Рихард. - Тилль! София похожа на разъярённую кошку. Не на обиженную или расстроенную женщину, а на... вампирицу из зубов которой выдёргивают уже надкушенную жертву. Впрочем, сочувствия у Тилля она не вызывает совершенно, ибо... себя он чувствует точно так же. Никакого сожаления от того, что женщина, с которой он прожил пять в общем-то хороших лет, узнала об его измене, не возникает. Только раздражение - угораздило же её так не во время явиться! Пришла бы на час позже и все были бы довольны - Тилль с Рихардом удовлетворены, а София по прежнему бы считала, что жертва плотненько прижата её наманикюренными коготками к стене. - Твой... твой... - она машет рукой в сторону Круспе, не зная как же лучше назвать - друг? Ага, конечно, ведь это так естественно делать минет другу. Любовник? Так и не придумав, она решает не заморачиваться с терминологией и заявляет: - Выбирай! Либо я, либо он! Да уж! Данный ультиматум - самое глупое, что могла бы сказать София. Линдеманн косится на стоящего рядом сложившего на груди руки Рихарда. И понимает, что сейчас эти двое сцепятся не только в словесной битве. И Круспе помимо синяков, царапин и укусов получит срок за нанесение тяжких телесных повреждений. Отсутствие ответа, да и вообще реакции в виде демонстративного буханья на колени и вымаливания прощения - уже само по себе ответ. София остро понимает, что ловить здесь больше нечего. - Да идите вы к чёрту! - выпаливает женщина, резко разворачивается и несётся к двери, по дороге пнув зарычавшую ей в след собаку, неспешно вышедшую посмотреть чего же эти люди так орут. - Кобель-то в чём виноват? - рычит не хуже собаки ей в след Рихард, садясь на пол, - Иди ко мне, мальчик. Тилль с завистью смотрит как Круспе ласково гладит виляющего хвостом пса. Он бы тоже поспешил на подобный зов. Но весь настрой Рихарда на интим сбит окончательно и бесповоротно. Вот же... София! Тилль вздыхает и еле сдерживается чтобы не заскулить. Дожил! Завидует собственной собаке! За окном жалобно воет сигнализация его машины. Видимо, София выместила свой гнев от души попинав ни в чём не повинное колесо. - Интересно, она к журналистам побежит? - деланно равнодушно тянет Рихард, продолжая тискать разомлевшего кобеля. - Не побежит, - бурчит Тилль. Он-то знает, что София в жизни не признается, что её - такую молодую, очаровательную и неподражаемую променяли на пятидесятилетнего мужика.