ID работы: 3846930

Льготники

Слэш
PG-13
Завершён
415
dear friend бета
Размер:
4 страницы, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
415 Нравится 4 Отзывы 58 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
— Всем улыбаться! — пронзительно крикнула Ивановна и поджала сухие губы, с презрением глядя на тех, кто по возрасту должен был уже скоро вылетать пинком под зад из детдома. Они же ответили ей унылым взглядом. Разумовский молча скрипнул зубами. Ношеный сто раз смокинг, воняющий от предыдущих владельцев. Синяя лента с надписью «выпускник» через плечо, омерзительно-уродливая, абсолютно безвкусная. И сухие, немытые рыжие волосы, покромсанные воспитательницей в последний момент так, чтобы у Сереги не осталось ничего, чему он мог бы улыбаться в этот чертов день. «Радуйтесь, никому ненужные дети. Скоро вам восемнадцать, так что валите-ка нахер отсюда, где вас хоть говном, но кормят, и вешайтесь, стране все равно на вас похуй». Взорвалась хлопушка, щелкнула вспышка фотоаппарата. Это была такая забавная постановка — ну же, детдомовские, сделайте вид, что вы счастливы! Нет, знаете, можете и не делать, все равно никому вы нахер не нужны, а эти фотки вы даже и не получите на руки. Зато все это отправится в газету, чтобы показать, что в стране есть новые рабочие руки, которые, правда, скоро подохнут, ибо не получат положенного социальной программой жилья. Серега прикрыл глаза, а когда открыл, он просто будто забыл, что было. Ну, между фотографией и этим серым закутком около выбитого окна в конце четвертого этажа детдома. Комната эта была заброшена и никого не интересовала, здесь можно было спокойно сидеть самому и не бояться ничего. Парни постарше водили в эту комнату девчонок потрахаться — детдомовские же, все свои, так че б нет? Матрас как раз валялся неподалеку. Это было удобно. Воспитательницы никогда не заходили сюда, им просто не было это интересно. Зачем заботиться о брошенных детях? Они же брошенные. Никто не хватится их. Можно хоть убивать их или насиловать — да кто поверит? Это ж сраные детдомовцы, потребляди общества, которые всю жизнь будут требовать от нормальных людей того, чего у тех, других, и самого-то нет! Ага, прям заебись живут, что потребовать себе койку в общаге нельзя или нормальный компьютер. Серега не знал, как будет поступать: всю программистику он выучил по книгам, а не на компе, но что делать-то было? Либо универ, либо армия, а там его тоже ничего хорошего не ждет. Детдомовские нормально общаются только со своими, остальные же часто просто не могут заслужить их доверия. Просто потому что не понимают и не хотят понимать. Просто потому что не могут представить. Волк затянулся, поднеся сигарету к губам. — Да отрастут они у тебя до поступления, — проронил он, прислоняясь затылком к бетонной стене. Разумовский устал же настолько, что не смог даже повернуть голову. Ему было так похуй, так глубоко похуй. — Эта сука меня изуродовала. Не ебала мозг с тех пор, как мне пятнадцать исполнилась, но не, надо было взять меня и покромсать все то, что я растил так долго, — ответил он тихо. Помолчал миг. — Я ненавижу это место. Он сказал это в полной тишине и услышал, как осыпается пепел с сигареты Волкова. Нет восемнадцати? О боже мой, да всем насрать, главное не делать этого на глазах репортеров, а так — гробь здоровье, сколько влезет. Государству выгодны такие вот детдомовцы, помирающие до выпуска: им не приходится льготы платить. Как выгодны им и хуевые жизни этих детей, которые вешаются, как только их выпроваживают из детдома. Меньше народу — больше кислороду, нет, больше бабла можно засунуть в карман очередному чиновнику. Олег повернул голову к Сереге и качнул рукой. — Скоро будешь в Москве учиться в своем хваленом МГУ. — Лишь бы отсюда подальше, — прикрыл глаза Разумовский. Боже, он и правда ненавидел это место. Каждый этаж, каждый толчок, каждую блядь-преподшу, каждого охранника, который пытается залезть под юбку Ритке, каждую повариху, которая не может долить полстакана компота, каждую стену и каждый скрипучий звук трясущегося по швам здания, которое вот-вот рухнет и похоронит под собой никому ненужных детей. Иногда Разумовский думал, что было бы неплохо переубивать к херам собачьим всех взрослых здесь и не только. Каждого мудилу, берущего в карман, каждого урода, который бухает и плюет в телевизор, а потом с удовольствием сдает сыновей в детдом, лишь бы не платить за них ничего. Каждую мразь, которая сбивает на улице матерей, каждого еблана, который кидается на женщин в подворотнях, каждого, каждого. Каждую суку, которая видит удовольствие в том, чтобы изуродовать и так невезучего парня, а потом еще и пообещать, что, если тот пожалуется милиционеру, пришедшему на «праздник» выпускников, запереть в карцере. Блять, какой век на дворе, какой год — а карцеры все еще есть. И для кого они? Для насильников? Убийц? Маньяков? Нет, для детей, детей, с которых больше ничего не содрать. Волков гулко вздохнул. — Я буду приезжать к тебе. — Не надо, — пробормотал Серега. — Буду. Он прикрыл глаза. Олег был единственным, кого он был рад видеть. Ну, как рад — не против. Они были… близкими. Детдомовцы всегда держатся своих, но и среди них есть белые вороны. Белой вороной их детдома был Разумовский. Умный, красивый — по меркам девок, — мозговитый и развитый, читающий книги и презирающий нынешнее правительство. Вечно конфликтующий с воспитателями, однажды он стал чужим и для своих, для ребят. У него остался только верный Волк. Олег отнял от губ сигарету и протянул ее Разумовскому. — Возьми. — Нет, — отмахнулся тот. — Возьми, полегчает, — попытался всунуть ему ее Волков, но вместо этого Разумовский толкнул его в бок, скрипя зубами. Олег зло выдохнул и, зажав сигарету зубами, набрал полную грудь дыма, а потом, схватив Разумовского за волосы, прижался к его губам, глубоко выдыхая. Не дал отстраниться — Серега дернулся, но тщетно, и только закашлялся, когда Волков его отпустил. — Ты ебанулся?! — успел прохрипеть он прежде, чем Олег снова схватил его за рваные-косые рыжие волосы и притянул к себе, снова насильно заполняя его легкие сигаретным дымом, но уже не стал хвататься за накачанные руки Волкова. Бесполезно. Вытерпел и, закашлявшись вновь, прижался спиной к стене, ноги поджал, рукой по губам мазнул, слюну смахивая. Мерзость. Ударил ногой по голому бетонному полу, вскрикнул — Олег схватил его за плечо, не давая просто уже заорать, и зажал рот ладонью. Разумовский не стал его кусать, лишь гневно выдохнул. Олег посмотрел в его покрасневшие глаза. Они были голубыми на самом-то деле, но сейчас красоты не было видно. Ни глаз, ни волос, ради восстановления самооценки воспитательницы покромсанных, ни тела, скрытого под уродливым костюмом, воняющим чем-то определенно хуевым. Он прижался губами к своей ладони, что сжимала рот Разумовского, и тот зло просверлил его взглядом. Медленно убрал руку; не спрашивая разрешения, раздвинул губы Сереги своими, чувствуя уже вкус табака на них, и крепко прижал парня к себе. Тот пальцами вцепился в его плечо, в его волосы, а потом укусил — кажется, даже до крови, — за что тут же получил легкий удар под дых. Слабый совсем, но ощутимый; Разумовский болезненно выдохнул в поцелуй, а потом, оторвавшись, покосился на потухшую в пальцах Волкова сигарету. Из разбитого окна подуло ветром, и сухие рыжие патлы разлетелись по всему лицу. Разумовскому было насрать, ему так было насрать. Он все равно сейчас уродливее некуда. А Олег… Олег хотя бы статный. Красивый. Вымахал в ебаную мечту девок, был бы еще не таким грубым — точно бы заставлял всех без проблем ноги раздвигать. Интересно, если бы девчонки ему давали, ему был бы нужен Разумовский? Не то чтобы их отношения — «отношения», что за уебищное слово?.. — строились на этом. Волк не мог ничего ему дарить, ибо нечего было, а Серега разве что в туалете посреди какой-нибудь никому не нужной физкультуры мог отсосать, но их обоих это устраивало. Волк знал, каковы на вкус губы Сереги и что его никогда нельзя пытаться завалить, если он готов убить всех учебниками нахуй; Разумовский был уверен, что этот парень ради него пришьет половину детдома просто за попытку доебаться до прически. — Я приеду к тебе в Москву, — повторил Волк. Сергей поджал тонкие губы, а потом просто закрыл глаза и положил голову на плечо Волкову. Пусть приезжает. Какая уже, блять, разница, все равно с ним лучше, чем без него. И пусть в легких скребет никотиновый песок — это все равно не так больно, как быть одному.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.