Oh Love… Green Day
— Билли, блять, ты заебал лажать! — На очередной репетиции Майк, потягивая спиртное, только и делал, что критиковал мои идеи, и особенно его, Гениального Гитариста, бесило, если я лажал. А делал я это часто, и Майк, что соответственно — часто орал. Хорошо это закончиться не могло, и в конечном счете, Гениальный Гитарист сорвал голос, перетрудился бедняжка-критик. — Все равно, тут надо тише, а тут громче. — Тыкая куда-то в ноты и сильно хрипя голосом, он повторял мне это уже где-то в десятый-двадцатый раз. И я уже откровенно сходил с ума, так и не понял ни того, куда он тыкал, ни того, о каких «тише» и «громче» он говорил, если на листе, кроме нот, ничего не было. Текст лежал на столе рядом. — Майк… — Что?! — Тут нет слов — это ноты. — И ч-что? — он икнул, я посмотрел в сторону, на полу нашей студии, рядом с гитарными стойками, лежало уже пять совершенно пустых бутылок из-под виски. Это не могло не пугать меня, поскольку пьяный Майк — невероятная и не останавливаемая сила, а Фрэнк (Тре) уже давно ушел домой. — Да ничего, Майкл, а не пора ли уже домой? Поздно ведь. После этой реплики я зевнул, чтоб закрепить сказанное и убедить друга в необходимости валить из неуютной, серой студии, домой. Эту студию, в отличии от Майкла я всегда не любил, вся оформленная в серых тонах, с черной мебелью, от нее веяло чем-то тяжелым… Мы с ним вообще противоположности, я не опрятный и растрепанный, так как лень поднимать свою пятую точку и причесываться-прилизываться, и он — каким-то чудом, ухоженный и выглаженный, хотя из нас двоих холостяк - он, и в этом, кстати, тоже противопоставление, ведь я женат, а Майкл — холост. Я могу бесконечно приводить примеры, доказывающие нашу противоположность, но в данный, конкретный момент, мне нужно убедить прямо передо мной сидящего, в том, что пора домой, и я предчувствую, что это будет трудно… — Би, ну, почему ты так? — я даже примерно не понимаю, о чем он, но опять-таки шестое чувство упорно твердит мне, что нужно как можно скорее привести его домой, уложить спать и держать наготове стакан воды с аспирином. Так бы, я, скорее всего, и поступил бы, если бы не… — Неужели ты действительно ничегошеньки не понимаешь? - он снова икнул, и у меня родилась гениальная мысль. — Друг, ты икаешь. Я принесу тебе стакан воды. — Я уже встал и пошел к входу, но путь мне невероятно жестоким, и заодно опасным, образом отрезали. Ну если быть точнее, то в сантиметрах от моего носа пролетела одна из пяти злополучных бутылок, стоявших рядом со стойкой. Пролетела мимо и врезалась в серую стену, попутно осыпав меня градом осколков. От неожиданности, я потерял равновесие и упал прямо во все те осколки, оставшиеся от некогда бутылки виски. Сказать, что было больно, значит ничего не сказать. Всю кожу разрывали на миллиарды мелких кусочков: руки по плечи и ноги, ведь я сидел в шортах и футболке, как никак, в студии было достаточно жарко, и в джинсах шесть-семь часов в подряд я бы точно не вытянул; спину, так как именно ею я приземлился на остатки бутылки; особенно сильно болело лицо. Самая нежная кожа, самая чувствительная и теперь, наиболее напоминавшая кровавое месиво, мелких осколков и крови. Я хотел встать и хотя-бы выяснить какого хера?! Однако, любое движение сопровождалось острейшей болью, и моя попытка встать завершилась обратным, и еще более болезненным, падением на осколки. После неудачной попытки встать, я даже открыть глаза боялся, но услышал, как виновник произошедшего тихо подошел ко мне, шепча что-то не внятное и совершенно не разборчивое, начал медленно вытаскивать осколочки из моей кожи. Я тихо и сдавленно хрипел, постепенно, один за другим, Майк вытащил самые большие, а я все не мог разобрать его бормотания. Были лишь урывки, схваченные мною и едва понятные: «люблю», «прости», и «черт», я не понял их смысла. Было ощущение, что я лежу тут уже вечность, боясь даже открыть глаза и уж, тем более, забыв про воду для икавшего Майка. Кстати, икать он перестал. Через минут пять, по моим ощущениям, я решился открыть глаза, поскольку осколки, попавшие на глаза и ресницы, Майкл убрал первыми. Совершив героический поступок, и открыв правый глаз, а затем и левый, я сразу заметил нечто неладное с Майком: его щеки, как и глаза, были мокрыми от слез. — Майк, — Я сильно хрипел, даже сильнее, чем Майк, сорвавший голос. — Дальше я сам. — Медленно вставая и не отводя взгляда от уже откровенно рыдавшего Майка, я лишь старался поменьше стонать от боли в спине, которая наверняка была вся в крови из ранок, оставшихся от самых крупных кусочков стекла.POV Mike
что я натворил?
Передо мной, весь в крови и мелких осколках, Билли, стонущий от боли — по моей вине, ведь бросая ту бутылку, я даже не целился в него, и уж только не думал, что от бутылки виски, с вместимостью в один литр, может быть столько осколков. Не трезвое сознание даже не предположило, что Би мог оступиться и упасть во все эти осколки. Я не понимаю, как заплакал, слезы сами пошли. Слезы вины и боли. Мысли в моей голове разбросаны в панике. Но, если делать выводы, то я — ублюдок. Самый настоящий. Я просто ненавижу себя.