1. Станция
2 декабря 2015 г. в 22:18
Рев ракетных двигателей рокотом разнесся по побережью высохшего марсианского моря, огненная волна окатила красный песок. Две луны, словно два белых зверя, свернувшихся клубками неправильной формы, равнодушно взирали на отъехавшие шлюзы и земных астронавтов, ловко выскочивших из чрева межпланетной металлической птицы. Нейт полной грудью вдохнул немного разряженный воздух и улыбнулся. Последний год он жил этим полетом, посвятив подготовке к предстоящей экспедиции все свои душевные и физические силы и проведя в космическом пространстве долгие месяцы, преодолевая расстояние в несколько десятков миллионов миль. Но на самом деле он ждал это путешествие восемь лет.
От станции к астронавтам уже бежали люди. Ну что ж, самое сложное позади — перелет и приземление. И если метеоритный поток не поймал их ракету в свои сети, не сожгла атмосфера и не расплющила гравитация, то с предстоящим расследованием он как-то разберется.
Горячий ветер обдувал лицо, играл с его светлыми волосами, Нейт улыбнулся еще шире. Внезапно в шуме ветра он различил нашептывающие голоса, странный, непонятный язык, улыбка тут же спала с его лица, будто рисунок смытый дождем.
«Это все воображение. Просто я устал. Столько месяцев в замкнутом пространстве, столько ждал этого момента, вот и переволновался на радостях…»
Взрыхливая песок, посеребренный светом двух лун, похожая на настырного жучка, к Нейту резво пробиралась крошечная открытая машина, напоминавшая гольфкар.
— Эй, Сандерс, хватит глазеть, у нас впереди много работы, — весело прокричал начальник станции, выскакивая с водительского места, с энтузиазмом пожимая Нейту руку и хлопая другой рукой по плечу. Нейт встречал Джона Нортона еще на Земле, почти за год до экспедиции, так что начальник станции ожидал Нейта с нетерпением.
Ученые и астронавты подолгу не задерживались на этой чужой планете, несколько месяцев и назад. Не выдерживали нервы. Пытались прислать сюда психотерапевта, тот улетел обратно первым же рейсом, не пробыв и двух месяцев.
— Давай, заскакивай, я отвезу тебя в твой новый дом, шесть часов на сон и отдых и вперед за работу. Кстати, как образцы, все ли удалось довезти в сохранности?
— Да, все нормально, — широко улыбнулся Нейт такому энтузиазму. Он запрыгнул на единственное пассажирское сидение и пригладил пятерней волосы, растрепанные ветром. — Не возьму только в толк, зачем вам столько сортов растений, одних только яблонь несколько видов.
— Понимаешь, какое дело, друг, — нахмурился Нортон, лихо управляя гольфкаром, — какая-то чертовщина здесь творится. Садишь здесь яблоню, ждешь, что будешь собирать яблоки, а вырастает черт знает что. Вот ботаники и ведут наблюдения, пытаются проследить зависимость между особенностями изначальных образцов и их дальнейшей мутацией.
Нейт почувствовал, как брови доползли до затылка.
— Нортон, ты случаем не переутомился? Может здесь просто болезнь какая-то губит растения или почва недостаточно плодородна, вот и вырастают квелые саженцы.
— Ах, если бы квелые, Сандерс, если бы. Я по прилету посадил розовые кусты, которые моя маман выращивает в неисчислимом количестве в своем саду. Я с малого детства все сорта и оттенки знаю. Но я в жизни не видел, чтобы они были зелеными. Зелеными, понимаешь? А трава через время становится лиловой, что обои в спальне моей племянницы.
— Может, пигментация почвы?
— Из-за пигментации не вырастают лишние лепестки, не изменяется запах цветов, фрукты не меняют вкус и форму.
— А что говорят ботаники?
— Да вот уже три года не могут разобраться. С тех самых пор как война закончилась бьются над этим. Один из моих предшественников привез сюда канарейку. Эта тварь теперь дышит пламенем. А у золотой рыбки, оставленной тут одним доктором, отрасли крылья. Зоологи хотели ее препарировать, но эта скотина улетела.
Нейт в замешательстве смотрел на Нортона. Судя по всему, начальник станции бредил на почве крайнего переутомления.
— В общем это одна из причин по которой здесь не стоит долго задерживаться. Мало ли как скажется эта мутация на людях.
— А радиоактивный фон что показывает?
— Все в норме, все совершенно в порядке, на Земле полно мест с гораздо худшими показателями, а тем не менее, розы там не зеленеют, а канарейки не плюются огнем.
Нейт потянул носом горячий ночной воздух. Может, Нортон хватил лишку алкоголя? Но кроме запахов цветущих деревьев, марсианских полевых трав и лосьона после бритья ничего не уловил.
— Знаю, я тоже не верил поначалу. Потом сам убедишься.
Они въехали в поселок при станции, одноэтажные домики, как кости домино, белели в черноте ночи, заливаемые светом чужых лун и сиянием мириад неузнаваемых звезд, искаженных расстоянием и другой атмосферой.
— А что насчет пропавших людей? Удалось найти какие-то зацепки? И эти марсиане… действительно они так уж неагрессивны?
— Люди канули как в воду, так что работы у тебя непочатый край. А насчет марсиан скажу одно. Они хоть и дружелюбные, но меня от них оторопь берет. Смотрят они так… выжидающе… Брр…
Кодовый замок входной двери пропел свою механическую трель под быстрыми пальцами начальника станции. Нортон с энтузиазмом опаздывающего экскурсовода показал Нейту его новое жилище — квартиру в одноэтажном домике с одной спальней и ванной комнатой, и попрощался. Все абсолютно стерильное, белоснежное, как Нейт привык. Он бросился на узкую кровать, вытащил из нагрудного кармана старую фотокарточку и пристроил маленький квадратик картона на прикроватной тумбочке.
Фотография порядком истерлась, заломилась на углах, но другой у него не было. Мэй Марта. Девчонка, запечатленная на фото, озорно улыбалась. Игривые ямочки замерли на несколько пухлых щечках. Восемь лет он не видел эти ямочки. Глаза цвета камней на дне ручья, в котором они вместе купались в детстве, в белокурых волосах запутались солнечные зайчики, прекрасная кожа цветом напоминающая чайную розу. Их дома стояли по соседству, а городок, в котором они жили, был так мал, что все жители знали друг друга в лицо. Они росли рука об руку, ездили вдвоем на одном велосипеде на речку, и когда она сидела на раме, ее мягкие волосы щекотали ему лицо. Они знали каждый шрам друг друга, потому что получили их все в совместных приключениях. Они делили все страхи и радости, как дети делят пополам последнее печенье. Мэй Марта боялась щекотки и верещала как сумасшедшая, стоило провести перышком по подошве ее маленькой пухлой стопы. Она сожалела, что не выросла высокой, но Нейту нравился ее миниатюрный рост, не достигавший даже его плеча, и то как она запрокидывала голову, чтобы заглянуть в его глаза. Она постоянно изводила себя, если обнаруживала, что набрала хоть фунт веса, а Нейт хохотал и дразнил ее. С ней было хорошо резвиться и брызгаться, забравшись в прохладный ручей жарким летним днем. С ней было хорошо смотреть всю ночь на звездное небо, развалившись на вершине лесистого холма. Почему он не ценил то время? Почему тяготился жизнью маленького города?
Нет, поначалу он был действительно счастлив, но сам не понимал этого. Счастье казалось ему нормальным, естественным состоянием. Ему не следовало слушать других людей, других девушек. Приезжие девушки, останавливающиеся на пару дней погостить у кого-нибудь из соседей, говорили ему, как тебе не скучно здесь? Поезжай в Нью-Йорк, Чикаго, Лос-Анджелес, вот там движение, жизнь бьет фейерверком. И Нейт стал тяготиться размеренностью своих дней, ему казалось что там, где-то вдали настоящая жизнь, а здесь только предыстория. Но все оказалось наоборот. Получив школьный диплом, он навсегда покинул свой город. Мэй оставался еще один год, она обещала, что будет ждать его, но Нейт отказался. Он разорвал все свои связи, как будто это была паутина, принесенная бабьим летом. Когда Мэй, провожая его, стояла на автовокзале, в глазах ее утренней росой застыли не пролитые слезы, но голос был совершенно спокоен.
— Ты ведь понимаешь, чем это закончится?
— Прости, Мэй, но я больше не могу здесь оставаться.
Мэй Марта спокойно кивнула, словно уже приняла решение.
Через месяц он не выдержал и позвонил ей, но никого из семьи Мэй уже не застал. Ее отец давно хотел улететь на Марс, который как раз был открыт для колонизаторства, но Мэй отказывалась лететь с ними из-за Нейта, а семья не хотела лететь без нее. Когда Нэйт уехал, порвав с ней, Мэй сама предложила семье упаковать вещи. А еще через несколько месяцев на Земле началась война и связь с марсианской колонией была утеряна на пять лет.
Во многих местах Нейт побывал, избороздил космос, жил в разных городах, знал многих девушек, но первая была самая лучшая, жаль, что он этого вовремя не понял. Их город, изуродованный войной, заново отстраивался, но в нем больше не было прелести прежних дней, потому что не было людей, наполнявших его жизнь прежней радостью. Как оказалось, дом, это не место и не стены, а люди, дающие ощущение тепла.
Сколько раз Нейт раскаивался в своем поступке, совершенном по юношеской горячности, но он верил, что все еще можно исправить и проделал длинный изнурительный путь, чтобы вновь обрести то, что сам когда-то отверг.
Три года назад, когда связь с Марсом была восстановлена, и ракеты опять принялись сновать между планетами, как токи по космическим проводам, оказалось, что землян, живших здесь, и след простыл. Попытки выяснить, куда они пропали, не принесли результата, но расследование все еще не было остановлено, хотя уже поговаривали его закрыть. Многих трудов стоило Нейту получить сюда назначение, но теперь он не сдавался так легко.
Завтра у него тяжелый день, надо спать. Нейт хлопнул в ладоши, электрические светлячки погасли. Смежив веки, он попытался заснуть, но вновь услышал странный шепот в гуле ветра. Под кожей словно забегали тысячи муравьев, изменяя, перестраивая его тело, словно с каждым глотком марсианского воздуха Нейт вдыхал отраву, заставляющую мутировать его ДНК. Нейт резко сел, включил хлопком свет. Да что же происходит на этой планете? Это все нервы, длительный перелет, надо успокоиться. Он достал из аптечки две таблетки снотворного, запил водой из крана и снова завалился на кровать. Юная Мэй Марта цвела озорной улыбкой на фотографии, залитой серебристым светом двух марсианских лун.