День первый
Я решила вести дневник, преимущественно в виде утешения. Учитывая тот факт, что в этом кошмарном приключении я вынуждена находиться рядом с семейством Чармингов, а также с несносным Крюком, думаю, не сложно предположить, что я буду отчаянно нуждаться в компании; не говоря уже о том, что, вне всякого сомнения, у меня будет часто возникать желание высказаться, причём не совсем приличным языком, поэтому мне понадобиться безопасное место для выплеска эмоций.
Начнем с главного. Не буду плясать вокруг да около – я знаю, что должна держаться подчеркнуто строго, как подобает настоящей леди, и считаю, что в общем играю эту роль безукоризненно. В конце концов, сказываются долгие годы тренировок. Я росла в чертовски старомодной, чересчур традиционной стране и воспитывалась матерью, которая была одержима идеей сделать из меня настоящую леди, затем я стала Королевой, а после этого – Мэром. Излишне говорить, что я научилась: правильно выступать перед публикой, правильно изъясняться, правильно держать себя, искусно укладывать волосы, приводить кожу в безупречный порядок посредством диет и увлажняющих кремов, и много чему еще. Однако с тобой, дневник, я не буду лукавить. Про себя я не прочь грязно выругаться, что мне очень нравится, и было бы здорово иметь возможность открыто поупражняться в этом. Увы, я вынуждена поддерживать репутацию.
Но с тобой, дневник, я отключаю все фильтры. Могу уверенно сказать, что пока мы здесь, мне неоднократно представится возможность извергать проклятия в адрес одной идиотки-гномофилки, и я не собираюсь цензурить мои гневные отповеди еще и в личном пространстве собственного дневника.
Так, с этим мы разобрались…
Сегодня наш первый день на острове, который я могу описать тебе в трех словах.
Зеленый. Влажный. Огромный.
Мы потратили целый чертов день, блуждая кругами, причём в процессе мне приходилось выносить многократные удары огромных листьев по лицу и слушать непрерывное нытьё Чармингов. Конечно, всё это происходило после того, как на сбитой кое-как посудине Крюка с сомнительным названием я претерпела тошнотворное плаванье, во время которого нас атаковали горячие русалки со смертельно опасными раковинами, после того, как я чуть не совратила доброго принца с пути истинного, почти убедив его покромсать русалку на суши, после того, как идиотка, что «на свете всех милее», съездила мне по лицу, когда я высмеяла её любовь ко всему миленькому и детскому, а моя идиотка Свон прыгнула за борт, чересчур театрально пытаясь кому-то что-то доказать.
Затем, как будто всего этого было мало, корабль сильно пострадал от чудовищного шторма, который навлекли на нас русалки, и когда мы наконец причалили к берегу, я убедилась, что Чармингам удалось заразить дочь, прежде гораздо более спокойную и морально уравновешенную, дерьмовой уверенностью в своей абсолютной правоте: она расхаживала по берегу, разглагольствуя о том, что значит быть матерью (пф-ф-ф, поговорим об этом лет через десять, инкубатор), и о необходимости нам всем держаться вместе. Она сказала, что это вовсе не значит, будто она хочет быть друзьями, но я втайне думаю, что значит. Временами она кажется такой же одинокой, как и я.
Эмма очень отличается от своих родителей-идиотов (она, конечно, тоже идиотка, но идиотка совершенно иного толка). Она не самодовольная и не такая до тошноты правильная, как её предки — по крайней мере, не была такой, пока не узнала, что именно они её родители. Сейчас, однако, кажется, что она всё больше пытается походить на них, чтобы выглядеть лучше в их глазах, и если честно, меня от этого тошнит. В ней больше нет прежнего внутреннего запала, и я могу винить в этом только мягкотелую и слабовольную Белоснежку – эта сучка не распознает огонь, даже если он охватит её целиком и доберётся до интимных мест. Прекрати тушить костер страсти в душе моей Свон… я хотела сказать, твоей дочери, Снежка!
На самом деле, дневник, Реджина Миллс совсем не любительница всех этих «приятельских» штучек. А может, дело в том, что «друзья» ко мне не тянутся – по глупой причине, будто нельзя дружить с теми, кто вырывает сердца и убивает невинных. Лично я считаю, что это жалкая отговорка, потому что, во-первых, вы не знаете ничего о моей жизни. Во-вторых, мне кажется обидным тот факт, что вырывание мною сердец рассматривается как нечто несовместимое с дружбой, тогда как отвратительные и гадкие действия дражайшей Снежки (И ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ЧЕРНОЙ МАГИИ), вынудившие меня убить собственную мать, никого от неё не отвернуло. Она все также носится взад-вперед вместе со своей идеальной семьей, тупоголовыми друзьями, устаревшими идеалами, моральными устоями и розовым рюкзаком, как будто не сделала ничего дурного. Между тем, меня заставляют расплачиваться за малейший проступок и называют монстром.
Должно быть, здорово никогда не расплачиваться за свои действия, Даша-путешественница*.
No me gusta**.
В любом случае, я
действительно думаю, что при иных обстоятельствах мы с Эммой могли бы подружиться. Мы понимаем друг друга так хорошо, как я не понимала никого и никогда. Конечно, нам обеим нравятся наши взаимные нападки, но я редко когда действительно хотела задеть ее за живое, а это уже о чем-то говорит, если учесть, что обычно я оскорбляю людей (особенно, её мать) в надежде, что мои слова проникнут в их глотки и вгрызутся в кишки, как чёртов солитер. Это ведь что-то да значит?
Боже, эти голоса. Два идиота безмятежно спят (далеко от меня, к счастью), прижались друг к другу, лежа в грязи, а я здесь пишу в дневнике, потому что спать невозможно. Я не могу спать из-за непрекращающихся звуков детского плача. Я знаю, почему слышу их… Я просто решила об этом не задумываться. Вот бы они просто исчезли.
Эмма, должно быть, тоже их слышит. Она не шевелится, но я знаю её историю, и она просто НЕ может не слышать их. О, подожди, я слышу, она заворочалась.
День второй
Если боги существуют, то они меня ненавидят. Я имею в виду… на полном серьезе, мать их, ненавидят меня; в противном случае, они не оставили бы меня наедине с этой семейкой абсолютно непроходимых идиотов. Как это вообще возможно, что в жилах моего сына течет именно Белоснежкина кровь, уже не говоря о её ручном песике, Чарминге? О, и Румпеля с Белфайером (Серьезно? Белфайер? Что, черт возьми, за имя такое?)…
Эмма (и тот факт, что она привлекательна) – единственное достоинство биологического древа, которое разродилось плодом – моим горячо любимым сыном — хотя даже она иногда действует мне на нервы. Даже не стоит говорить, что, по большей части, у Генри полный провал в плане генетики.
Не стоит благодарностей за то, что усыновила тебя, сынок. Гены — ноль, воспитание — лучше не бывает.
Усыновление – одна из самых прекрасных вещей, которая существует в Эммином мире (или в «реальном мире», как она его называет). В Зачарованном лесу ничего подобного нет. У нас усыновление – это как наткнуться на брошенного ребёнка, лежащего где-нибудь в стоге сена, и сказать: «О, ребёнок! Я выращу его, как своего собственного, и никто не узнает, кто его настоящие родители!». Вот как-то так. Никаких документов. Никаких прав. Ничего.
Хотя положительная сторона ЗЛ в том, что там вам навряд ли когда-нибудь придётся иметь дело с вернувшимися много лет спустя биологическими родителями, желающими вернуть свое чадо. Преимущественно потому, что, если ребёнок был обнаружен в ЗЛ брошенным на произвол судьбы, то, скорее всего, имело место принудительное разделение. Родителей могли убить воры, сожрать дракон или огр, или химера, или бог знает еще какие дикие твари, ну или, в конце концов, могла иметь место какая-нибудь случайная трагедия. Кроме того, если родители имели счастье остаться в живых, они не могли залезть в интернет и быстренько выследить своего пропавшего ребёнка или позвонить в полицию и спихнуть на них эту проблему. Поэтому если вы вдруг нашли дитя, которое не является вашим, и решили оставить его у себя… ну, и оставляйте себе на здоровье.
Это, наверное, здорово. Когда я усыновила Генри, я думала, что мы сможем стать семьей, и вот мы здесь, одиннадцать лет спустя, и его биологическая семья приседает мне на уши. Где этот чертов дракон, когда он так нужен?
Все ещё второй день
У Эммы не получалось заставить эту странную карту Пэна работать, поэтому я зачаровала её, чтобы она указала нам путь.
Эмма даже поблагодарила меня за помощь. Вау. Кажется, у нас был «момент». Она улыбнулась мне, а я улыбнулась ей, и я почти физически ощущала тяжелое дыхание Белоснежки за нашими спинами, её глаза сверлили мне мозг, как будто пытаясь заткнуть меня и оттащить от её дочки. Черт, от этого мне захотелось оказаться к Эмме еще ближе. Это и её бицепсы.
Могу я просто сказать, что я классная?
Я классная.
Вот так-то.
ХХ-Реджина
По-прежнему второй день
Вот дерьмо. Карта сработала, когда я её зачаровала. Она привела нас к хныкающей, самодовольной, неполовозрелой занозе в заднице со слишком драматичным выражением лица и брежневскими бровями, которые явно нуждаются в восковой эпиляции (Кто-нибудь позвоните в спа-салон Неверленда!). Между тем, он был готов к нашему приходу, и мы попали в засаду к его армии капризных подростков.
И конечно, Пэн прочитал нам обширную лекцию о том, магия — это жульничество, а ведь этот крысеныш сам-то, поди, даже вымыться без магии не может. А потом Чарминги (ну кто еще) одарили меня до боли знакомым взглядом «Реджина-это-ты-во-всем-виновата», и внезапно я снова оказалась злодейкой.
Я больше не чувствую себя такой уж классной. Надо было валить с Румпелем.
День третий
Эмма наконец-то заставила карту работать…
По-настоящему ужасно то, что чтобы заставить чернила появиться на карте, она должна была открыто признать, что она сирота. Она не думала, что кто-то, кроме Снежки, слушал, но я заметила, как они разговаривают и, разумеется, подслушала.
Ну и что. Это дерьмо сойдёт мне с рук — все и так считают, что я злая и манипулирую людьми.
Но вообще, лучше бы я не подслушивала. Теперь мне тошно. Я знаю, что детство Эммы – не только моя вина. Никто не заставлял двух идиотов запихивать свою дочь в дерево и отправлять в Мэн (кто,
черт возьми, так поступает?!), но этот факт никак не улучшает мое состояние. В ее голосе было столько печали и безнадежности, что это меня просто убивало. Её слова все еще разрывают мне душу, и не только потому, что я приложила руку к тому, что она росла сиротой, но и потому, что я знаю, каково это.
Я, конечно, не была сиротой, но иногда желала этого. Я чувствовала себя такой же брошенной и никому не нужной, как, думаю, и Эмма в детстве.
Полагаю, у меня со Спасителем гораздо больше общего, чем любая из нас когда-либо открыто признает.
День четвертый
Что за помощница эта карта! Лагерь Пэна перемещается каждые пять чёртовых секунд! Поэтому мы не имеем ни малейшего понятия, что мы делаем или куда идем.
Мне нужно выпить, дневник. Мне нужно не просто выпить. Мне нужно нажраться. Мне нужно надраться в стельку, дневник.
Эмма могла бы надраться со мной. Мне кажется, она бы не возражала. Она выглядит так, как будто ей тоже необходимо напиться; учитывая её удушающее назойливых родителей и пирата, это ходячее клише, каждые пять секунд отпускающее нижепоясные метафоры и делающее непристойные намеки. Да, ей надо бы напиться.
В моём воображении мы пьем вместе, сидя в гамаке или чём-то подобном, и отпускаем шуточки в адрес Снежки.
А Снежка дуется, что её не пригласили, и что Эмма напивается не с кем-нибудь, а со Злой Королевой, но в моём воображении что Эмме, что мне по барабану до Снежкиных мыслей.
О, боги, мне нужно выбраться из этой чёртовой Неверлендской жары.
Я БРЕЖУ!
Мне нужно найти сына и вернуться домой.
День пятый… шестой?
Весь сегодняшний день мы в буквальном смысле ходили кругами. Ходили кругами. Ходили кругами. Ходили кругами.
Давайте пока обратимся к Белоснежке: «Ребята, по-моему, здесь мы точно ещё не были. Здесь листва зеленее, как в джунглях. У прежней цвет был больше похож на зеленый цвет лиственного леса. Это два совершенно разных оттенка. Ой, и сверчки здесь поют по крайней мере на октаву выше, чем те, что мы встречали раньше. Я бы сказала, мы двигаемся в правильном направлении! Радуга! Единорожки! Истинная любовь! Е-ей!
Даже её собственная дочь не купилась на такое дерьмо. Я готова поклясться, что Эмма закатывала глаза по меньшей мере три раза, пока её развесёлая мамаша изливала бесконечные волны оптимизма. Мы даже несколько раз незаметно улыбнулись друг другу, и на секунду…
только на секунду я почувствовала трепет в груди. Это было здорово.
Мне захотелось почувствовать это снова, поэтому я воспользовалась случаем и, насмехаясь, изобразила рукой пистолет и сделала вид, что стреляю себе в голову. Я была невероятно счастлива, когда Эмма подавилась смехом.
О-ох, мне не следовало этого делать.
Мне нужно убираться подальше от этих людей! Я чувствую что-то, а я ненавижу чувствовать. Для такого чёрного сердца, как моё, даже небольшой лучик надежды — словно передоз героина. ЭТО БОЛЬНО! ЭТО БОЛЬНО! И ВСЁ ЖЕ МНЕ НУЖНО ЕЩЁ!
И всё же когда она улыбнулась и рассмеялась, я снова почувствовала трепет, только теперь внизу живота, и сразу поняла, что это значит. К сожалению, рядом Чарминги и пират. Ни капли уединения.
Неверленд – самое ужасное место на свете, если тебе так отчаянно нужно самоудовлетвориться… Я имею в виду, когда тебе нужно недолго побыть наедине с собой.
Чёрт бы побрал эту дуру Эмму Свон, её дурацкие бицепсы и её дурацкую улыбку, и эту чёртову жару.
Придется мне вариться в нарастающей сексуальной неудовлетворенности и горе.
ХХ-Реджина
День… я даже уже и не знаю, какой
Надо было давным-давно убить этого сраного пирата!
Он с головой залез в непорочные задницы Чармингов, просто пытаясь доказать… чёрт, не имею ни малейшего понятия, что он пытается доказать. Что на самом деле он не злодей? Что он может заслужить прощение (Ну, удачи тебе, с Чармингами такое не проходит, Крюк. Никто не заслуживает прощения. А может, это касается только меня)? Что он достойная партия для Эммы? ХА! Почему никто (даже сама Эмма) не понимает, что она – лесбиянка? Я хочу сказать, ЛЕСБИЯНКАААААААА. Она ходячее воплощение множества лесбийских стереотипов (то, как она одевается, как сидит, как стоит, и так далее и тому подобное), хотя эти стереотипы не всегда верны. К примеру, я абсолютно уверена, что сойду за живое воплощение гетеросексуальности для многих, кто когда-либо встречал меня, и, тем не менее, я ловлю себя на том, что мой взгляд блуждает по Эмминой заднице вот уже два, три… двадцать раз за день. Можешь ли ты винить меня, дневник? Думаю, она намеренно купила себе штаны на два размера меньше.
Просто женщины эстетически гораздо более привлекательны, чем мужчины.
В любом случае, Крюк в своих смехотворных попытках быть героем Подводкой, решил, что будет здорово навестить одну фею, с которой у меня, возможно, были сложные взаимоотношения.
О-кей, у нас с ней были очень непростые взаимоотношения.
И самое печальное в том, что она действительно может помочь нам найти Генри; однако она точно откажется помогать, когда увидит меня.
Я говорила, что мне давным-давно следовало прикончить Крюка?
Что ж, мне следовало это сделать.
Нет никакого смысла считать дни
Что ж, я пыталась отговорить Эмму от встречи с Тинкербелл. Я даже предложила использовать «нашу» магию, чтобы спасти Генри, потому что считаю очевидным, что мы практически неудержимы, когда соединяем магию.
Однако Эмма тут же одёрнула меня из-за своей извечной боязни магии, которую спровоцировала её тупоголовая мамаша. Она тут же пришлёпнула мою идею, как щенка, нагадившего на ковер.
Нет, Реджина! Магия – это плохо! ПЛОХО!
Я нашла это особенно жестоким, учитывая тот факт, что ради неё я выдавила из себя это местоимение. Мне не так-то просто произнести «наш». Я слишком привыкла к «мой».
Что? Меня даже не могли погладить по головке за такие успехи?
И тут, разумеется, прискакало наше воплощение всего пушистого и гадкого. Снежка вторглась в мой ЛИЧНЫЙ разговор с Эммой и по сути отвесила мне шлепок «плохая-Реджина». И тогда я, дневник, находясь в сильнейшем раздражении, дневник, просто не могла не выдать едкий комментарий о том, что Эмма хочет найти Тинк только потому, что это «предложил её бойфренд» (Крюк).
В ответ на это благочестивая голова Снежки просто взорвалась, и мне в лицо полетели нотации о том, что Эмма только что потеряла Нила, и мне стало настолько дерьмово, что возникла потребность извиниться. ОДНАКО, да будет тебе известно, дневник, я извинилась непосредственно перед Эммой, не перед Снежкой. Я В ЖИЗНИ не извинюсь перед Снежкой.
Эмма же… ну, она мне довольно важна… я имею в виду, терпима и даже приятна. Плюс, у нас общий сын, так что когда-нибудь нам придется поладить. Для неё я могу постараться.
Божечки, такое ощущение, что я на реабилитации, терапии или в ещё каком-то таком дерьме, и я захлебываюсь от дурацких чувств и присутствия непроходимых тупиц. Помогите!
Кто-нибудь.
Кто угодно.
Чёрт.
***
О-кей, в последние несколько дней случилось много разного дерьма. Мы с Эммой побыли наедине (к сожалению, не в том смысле). Меня похитила взбесившаяся обкуренная фея. Меня освободила взбесившаяся Спасительница, которая, думаю,
по-настоящему переживала, что со мной случится нечто ужасное (*злорадно улыбается*). И мы выяснили, что Тинк не собирается помогать нам, пока мы не состряпаем чёткий план (как разумно, мудро и зрело с её стороны).
Поэтому не могли бы мы отвлечься на минуточку и обсудить мой маленький момент с Эммой, дневник?
Я даже врать не буду. Эмма чертовски сильно задела мои чувства, обвинив в том, что я чем-то насолила Тинкербелл. Она совершенно не в курсе того, что меня связывает с феей, но тут же предположила, что когда-то в прошлом я сделала ей что-то ужасное. Это полнейшая чушь, и я абсолютно уверена, что не смогла скрыть, как я уязвлена. Это, должно быть, отчетливо читалось на моем лице, потому что несколько минут спустя она попыталась быть добрее.
Чёрт побери, почему у меня не получается скрывать свои чувства, когда дело касается Эммы Свон? Это сводит с ума.
Иногда она просто смотрит на меня, и кажется, что её дурацкие глаза просверливают гигантские дыры в моей голове, и всё спрятанное там изливается наружу, словно забродивший лимонад, слишком горький на любой вкус, даже на мой собственный. Я это ненавижу.
Мы разделили ещё одни из наших «моментов», когда говорили о Генри и том факте, что я тайно назвала нашу миссию «Операция Генри».
Она улыбнулась, я тоже улыбнулась. Я немного всплакнула, и она всплакнула тоже. Она прикоснулась ко мне… PG, конечно. Просто дружески коснулась моей руки, и тем не менее, от руки по спине мгновенно побежали мурашки. Эти мурашки, однако, не шли ни в какое сравнение с сильнейшим и всеобъемлющим взрывом в трусах, испытанным, когда я услышала, как Эмма вбежала в тайную пещеру Тинк с мечом наголо и прокричала: «Где Реджина?»
Обморок. Беспамятство. Оргазм.
Всё вышеперечисленное, дневник.
Всё вышеперечисленное.
Ой, и я даже не собираюсь обсуждать с тобой то, что Тинкербелл обозвала меня эгоисткой за то, что я стремглав не бросилась в тот сомнительный паб триллион лет назад и не выпорхнула оттуда с каким-то потрёпанным незнакомцем с непонятной татушкой, который должен был стать «моей родственной душой» или как-то так.
Очевидно, её так и не просветили, что «подружки важнее мальчишек».
Можно подумать, я была готова на это пойти, Тинк. Кроме того, после стольких лет я совершенно изменилась и, между нами говоря, дневник, я лучше сойдусь со Спасительницей. У-у-упс, я хотела написать, что я лучше сойдусь с кем-нибудь, с кем я хотя бы знакома…
***
Появились новые животрепещущие новости, дневник: Белфайер, будучи подростком, обожал наскальную живопись, пасту и ночники.
***
Крюк и Чарминг побежали резвиться в зарослях или типа того. Кто бы мог подумать? Снежка, тем временем, задействовала маленькое чёрное пятнышко в своем сердце и предложила нам поохотиться и изловить какого-нибудь подростка.
В общем, она состряпала дурацкую ловушку, и теперь мы ждем. Будет интересно, дневник. Делаю ставку на то, что через пять секунд Снежка догонит, что она делает/наделала, и снова напялит колпак невинности и чистоты.
Так и представляю её слова: «О небеса, нет, что же мы наделали? Это же просто невинный ребенок, друзья мои! Не поддадимся же тьме! Бегите к свету! БЕГИТЕ!»
*закатывающая глаза* Реджина.
***
О-кей, короче, мы поймали Потерянного Мальчика.
Моя шоколадка его не слишком убедила (Ну и сам дурак. Это же вкуснотища).
Как я и предсказывала, Снежка психанула, а всё потому, что я предложила вырвать парнишке сердце и контролировать мальчишку с его помощью. Это ему даже не навредило бы, и я могла бы легко поместить сердце обратно сразу после отправки сообщения Генри, но не-е-е-е-е-е-е-е-ет.
Снежка, «включив» Принцессу, начала ныть о том, что вырвать у мальчика сердце – это «зло» и «неправильно» и так далее.
Ох, но ты только послушай, что было дальше, дневник.
Эмма вербально уделала свою лицемерную мамашу, встав на мою сторону и сказав (я цитирую): «Думаю, мы должны поговорить с НАШИМ сыном».
Позволь мне повторить на случай, если ты не понял, дневник. Эмма, которая родом из Чармингов, ПРИНЯЛА МОЮ СТОРОНУ в чём-то, в чём-то ВАЖНОМ. Я была просто на вершине блаженства в этот радостный момент.
Но самым прекрасным моментом, тем не менее, стала возможность снова увидеть лицо Генри. Он посмотрел на меня прямо через зеркало и прошептал: «Мам?» – и, клянусь, я просто растаяла. Я никогда в жизни ничего и никого не любила сильнее, чем Генри, и иметь возможность увидеть, что он в порядке, и слышать, как он называет меня «мамой» с надеждой в голосе, значило так много для меня, что это даже не выразить словами.
А ещё лучше было то, что я разделила этот момент с Эммой, и мне неприятно это признавать, потому что от этого я чувствую, будто открываю кому-то своё сердце, чтобы его потом стёрли в порошок, как это часто со мной бывало, но всё это казалось таким естественным – как будто мы на самом деле были… семьей. Настоящей семьей.
Конечно, за исключением того факта, что вездесущее третье колесо, бабуля, нарушила наш счастливый момент, впихнув между нами своё лицо, которое как будто во всю глотку голосило: «Я тоже здесь!».
О, боги, Снежка, раздобудь себе собственное заколдованное зеркало и создай свой собственный счастливый семейный момент. Даже очевидность сексуальной ориентации Эммы или нашего влечения друг к другу не могла тягаться со Снежкой, которая, как слон в посудной лавке, использовала любую подвернувшуюся возможность, чтобы не оставить своё присутствие без внимания.
Несмотря на это, дневник, я сейчас на седьмом небе от счастья. Я так счастлива, что видела сына и сближаюсь с Эммой, что, кажется, ничто не способно огорчить меня.
***
…поторопилась, дневник! Слишком, мать его, поторопилась!
Чарминг и Крюк вернулись, продираясь через заросли, и вдруг Чарминг засосал Снежку прямо у нас на глазах.
Эм-м, нет уж, увольте, Чарминги. Никому не нужны ваши бесконечные лобызания.
Очевидно, Эмма тоже не была в восторге, она даже неодобрительно проворчала что-то, что в действительности только и позволило мне это вытерпеть. Её слова меня весьма позабавили.
Эх, но потом новости просто обрушились на меня.
Крюк, предположительно, спас жизнь Чарминга или что-то в этом роде, пока они там в джунглях вместе развлекались, и неожиданно пират перекочевал в разряд хороших парней?! Снежка, Чарминг и Эмма
благодарили его, а потом на полном серьёзе попытались заставить и
меня рассыпаться перед ним в благодарностях!
Серьёзно. Нет, вы что серьёзно? У меня такое чувство, что вы просто стебётесь надо мной. Ну, скажите же, что вы просто придумали всё это дерьмо шутки ради?
Крюк совершил один малюсенький хороший поступок — и все его грехи тут же забылись, несмотря на то, что по большей части наше пребывание здесь – это его вина? В то время как мне, открыто заявляющей о желании исправиться и уже несколько раз приносившей свою жизнь в жертву в качестве доказательства (один раз за Эмму и
вечно недовольную Снежку у колодца, один раз за Генри возле консервного завода, и потом ради всего чёртового города в шахте с бриллиантом), никто даже спасибо не сказал!
Я сыта по горло этими самодовольными, эгоцентричными, узколобыми, лицемерными идиотами!
СЫТА ПО ГОРЛО!
***
Она поцеловала его, дневник!
Эмма, мать её, поцеловала этого хитрозадого пирата. Она думала, что никто не видит, но я всё видела. Конечно, я видела. Я практически
всегда подслушиваю и подглядываю. Да, именно это я и делаю.
Хотя, конечно, лучше бы не делала, потому что единственное, о чём я могла думать — это что на его месте должна быть я.
Я больше так не могу, дневник.
Мне нужно найти сына. Мне нужно попасть домой. Мне нужно купить Эмме какое-нибудь средство для полоскания рта, чтобы она избавилась от вкуса пирата во рту.
И тогда… я должна поцеловать её.
О-кей, план намечен. Время действовать. Будем надеяться, что никто меня не выбесит прежде, чем я сделаю все намеченное.
ХХ-Реджина.
